Территория полицейского участка начинается на Хьюстон-стрит у Бовери и через Шестую авеню поднимается к Четырнадцатой улице. Участок охватывает часть Бовери, частично Гринвич Виллидж, включая нижнюю часть Пятой авеню, площадь Вашингтона, часть Бродвея и бесчисленные боковые улочки с красивыми особняками, дешевыми и дорогими гостиницами, большими современными жилыми домами, ресторанами, кафе, барами, ночными клубами, общежитиями для моряков и большим количеством богатых церквей.

Сто восемь полицейских и шестнадцать детективов работают в Восьмом участке, в общем довольно спокойном и мирном, не доставляющем полицейским и детективам особенных хлопот. Но если здесь совершается преступление, то это обычно бывает очень сложный и запутанный случай.

Было около двух часов ночи, когда на столе у Давида Бурровса, дежурившего в этот день с полуночи до восьми часов утра, зазвонил телефон.

Улица Мерсер, и днем-то довольно непривлекательная, выглядит рано утром особенно мрачной, узкой и грязной.

Бурровс выехал с двумя полицейскими по указанному адресу и встретился там с Альвином Йенсеном, детективом из отдела убийств «Восток». С этого момента оба детектива вели это расследование вместе.

Три патрульных машины стояли в узкой улочке. Их фары освещали фасад здания, перед которым лежал труп. Через некоторое время приехала полицейская лабораторная машина.

Бурровс подошел к трупу и стал внимательно его рассматривать. Кончиком пальца он осторожно дотронулся до безжизненной руки, затем глубоко вздохнул и сказал Йенсену:

— Тяжелый случай.

В комнату вошла мисс Пирсон с бутылкой глюкозы.

— Пришло время для внутреннего кормления, — сказал она.

Повесив бутылку на крючок над кроватью, она укрепила длинную пластиковую трубочку. Меркле с интересом наблюдал за ней. Все в комнате интересовало его. Читать он не хотел и проводил все свое время в разговорах со мной. Сестра вставила инъекционную иглу в вену. Меркле сказал:

— Прошла ровно неделя с тех пор, как вас сюда привезли.

— Это было рано утром, — уточнила сестра. — Около двух часов ночи.

Посмотрев на меня, мисс Пирсон добавила.

— Вам повезло, что когда вас привезли, доктор Стоун находился еще в операционном зале.

Она уловила вопрос в моих глазах и поняла его правильно.

— Доктор Стоун — один из лучших хирургов по гортани, — сказала она серьезно. — Когда вас привезли, он как раз делал срочную операцию. Он сделал все возможное, чтобы спасти вас. — Она проверила протекаемость трубочки и продолжала:

— Вы должны быть благодарны судьбе, что доктор Стоун был еще здесь. Вам очень повезло.

Это было первое, что я узнал о докторе Стоуне. Этот посторонний человек спас, значит, мне жизнь. Правда, я не знал, должен я быть ему благодарен за это или нет. Может быть, у меня была достаточно веская причина не хотеть больше жить и я просто не знал об этом и, может быть, доктор Стоун оказал мне медвежью услугу.

Меркле включился в разговор:

— Два-три дня здесь было постоянное хождение туда-сюда с кровью и плазмой.

Сестра, ничего не сказав, вышла из комнаты.

Теперь я мог спокойно думать, хотя вспомнить ничего не смог. Три дня я находился между жизнью и смертью, следующие три дня я находился под воздействием наркотиков. Сегодня шел уже седьмой день моего пребывания в больнице.

Практически это была вся моя жизнь, и мне было семь дней от роду.

Мысленно я опять вернулся к вопросу, который задавал себе вчера. Как меня зовут? Я попытался вспомнить, о чем я думал в тот момент, когда мне в голову пришли имена известных людей. Но в этот момент ход моих мыслей был прерван появлением доктора Минора.

Изучив мою историю болезни, он кивнул мне и спросил:

— Как вы себя чувствуете сегодня? Лучше?

Я просигнализировал, что да.

— Я вижу, что вы как раз завтракаете, — сказал он, взглянув на бутылку с глюкозой.

Это была старая больничная шутка.

В комнату заглянула мисс Пирсон. Врач кивнул ей, и она исчезла. Через несколько минут вошел приземистый широкоплечий темноволосый человек со спокойным, внимательным лицом и посмотрел вопросительно на доктора Минора.

— Ну что, вы разрешаете, доктор?

— Да. Но он не может говорить. Я разрешаю беседовать с ним только при том условии, что вы не будете пытаться заставлять его разговаривать.

Темноволосый человек кивнул и посмотрел на меня совершенно безучастно. Потом он долго рылся в карманах и извлек наконец мятую пачку сигарет. Все так же безучастно рассматривая меня, он сунул сигарету в рот, но не зажег ее. Наконец он сказал:

— Меня зовут Сантини. Я детектив из Восьмого полицейского участка. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Доктор сказал мне, что вы можете сигнализировать мне «да» или «нет». Мне достаточно этого. Итак первый вопрос: Знаете ли вы, кто вы?

Нет.

— Вы помните что-нибудь?

Нет.

— Вы ранили себя сами? Помните ли вы это?

Нет.

— Вы знаете, что у вас была тысячедолларовая банкнота с собой. Вы помните, откуда она у вас?

Нет.

Я не знал, что у меня была тысяча долларов. Теперь я понял, почему оказался в двухместной палате и почему такое светило как доктор Стоун сразу же сделал мне операцию. Ведь обычно пациентам, которых привозит полиция, не уделяют столько внимания.

Значит, у меня было 1000 долларов. Сантини внимательно следил за моей реакцией и пытался определить по выражению моего лица, как это сообщение подействовало на меня. Но мое лицо осталось бесстрастным.

Сантини вынул незажженную сигарету изо рта, повертел ее в руках и снова засунул в рот.

— Согласитесь, что не часто приходится находить на улице человека с перерезанным горлом. Особенно если на нем из одежды только пара ботинок, — сказал он, ни на кого не смотря.

Вдруг он пристально посмотрел на меня. Он производил впечатление человека очень эмоционального и безжалостного. Его карие близко посаженные глаза смотрели на меня холодно и неприязненно, во взгляде читалось любопытство и тщательно скрываемая ярость.

Я посмотрел на него и остро почувствовал его враждебность по отношению ко мне. Но я никак не мог себе этого объяснить. Этот человек представлял для меня опасность, но я никак не мог понять почему. Мне было совершенно непонятно, чем могли его заинтересовать мои личные проблемы. Ведь в конце концов жертвой был я. Может быть, я сам себя ранил, но даже если и так, разве это касалось его каким-нибудь образом?

Наконец он отвел взгляд и посмотрел на доктора Минора.

— Доктор, часто ли вы находите на улице человека с перерезанным горлом и тысячедолларовой банкнотой в ботинке?

— Не часто, — ответил тот.

Сантини пожал плечами.

— Доктор говорит, что не часто, — сказал он. — Что касается меня, то я еще ни разу не сталкивался с таким случаем. — Он опять посмотрел на меня. — Ваши ботинки мало что говорят. Мы попробовали выяснить их происхождение. Это хорошие дорогие ботинки. Сотрудник полиции не может себе позволить купить такие.

— А что с отпечатками пальцев? — спросил доктор Минор. — И этот старый шрам на спине?

— Да, да. Отпечатки пальцев и старый шрам, — ответил Сантини, как будто что-то вспомнил. — Мы искали в нашем собственном архиве и не нашли там его пальчиков. Потом мы сделали запрос в ФБР и тоже получили отрицательный ответ. Теперь уже сделаны запросы в архивы армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил. Возможно, там найдется что-нибудь. Но пока ответа мы еще не получили. — Он опять посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

— Мне кажется, вы притворяетесь, — сказал он. — И я не верю вам ни на йоту. Уверен, что вы симулируете потерю памяти. Я придерживаюсь указаний врача и не заставляю вас пока говорить. Но вам не удастся внушить мне, что вы совершенно ничего не можете вспомнить. Вы наверняка что-то скрываете.

— Я не думаю, что он что-то скрывает, — возразил доктор Минор. — Симулировать потерю памяти очень трудно.