Профилактируя возможный конфликт, я загнал ничего не понявшую собаку в машину, бросил в багажник надкушенную колбасу, и махнул показавшемуся Мишке, чтобы он поторопился. Было ещё темно, когда мы подъехали к райотделу. В условиях всеобщей неразберихи, но полной солидарности милицейского ведомства нам было проще простого сообщить, что мы из Харькова и наша цель — освобождение заложника.

Тогда это не носило такого зловещего смысла, как будет лет через пять. Решение было принято на уровне дежурки. Минут через двадцать раздался неприятный шелест и приятный грохот. Со второго этажа спустилось человек десять бойцов с автоматами. Жуткий шелест фольги и целлофановых кульков издавала их форма, сшитая аффилированным к местному руководству кооперативом из какой-то инопланетной ткани с грязными разводами, имитирующими камуфляж. Ботинки были кирзовые, настоящие, и дополняли шелест, как ударный барабан симфонию виолончелей.

Откровенно говоря, мы сами испугались размаха операции. Ну ладно. Марку держим. Поехали. Местный спецназ в своём автобусе, мы с Мишей и Вайсом следом на Мерсе. Нашли местного участкового. Он показал дом. Проникли во двор, приникли к окнам. Довольная мирная картина. Заложница сидела на коленях у одного из находящихся там мужиков и клевала виноград. На столе бутылки шампанского, армянские разносолы. Комната нормально обставлена. Ковры, видеомагнитофон. В общем, не подвал с цепями.

Местные бультерьеры ждать не стали. Двери вынесли, окна побили, внутрь проникли, зашелестели по комнатам. Всем лечь мордой в пол. Заложницу собой заслонили. В общем, всех победили. Во дворе стоит Мерс. Белый. Номера «30–30». Здравствуй, родной! В салоне похоже была досрочная встреча Нового года. Мандариновые шкурки, раздавленная селёдка, бутылки из-под водяры и шампанского. Вонь, грязь. Под капотом всё в масле, крышки заливной маслогорловины нет. Скрутил крышку бензобака, закрутил вместо маслозаливной. Подошла. Крутить стартером бесполезно, ни одна лампочка не горит, аккумулятору капут. Бойцы погрузили в свой «Фердинанд» ничего не понявших армян и прямо с праздника жизни повезли их убивать в райотдел.

Я остался с бухой заложницей, не заводящимся мерседесом, Мишей, умеющим не полностью выезжать из папиного гаража, и собакой. Хорошо. В багажнике для такого случая припасена верёвка. Прицепил к Белому, дёрнул Зелёным. Порвалась. Связал. Трос стал короче, но крепче.

— Садись, — говорю. Михаил за руль. — Учись ездить. Я тебя на верёвочке повезу, как в детстве.

Надо понимать, что на улице градусов десять мороза. Понятное дело, что в белом печка не работает, как и всё остальное электрооборудование.

— Как раз, — говорю напарнику, — можешь рукава на рубашке закатать.

Миша дырочку в лобовом стекле продышал. Поехали. До райцентра 20 км. На всю дорогу где-то по середине пути один столб с лампочкой, как в фильме ужасов. Верёвка раз пять рвалась, потому что ничего не видящий и осторожный Миша тренировался нажимать на тормоз. В итоге трос сократился до полутора метров, и мы пешеходной скоростью глубоко за полночь приползли к райотделу. Говорить, что там все бухие, излишне. Не просто бухие, а вообще себе отчёт не отдающие, кто они и где находятся. Но нас вспомнили. Обрадовались, налили за дружбу между Украиной и Россией. Откровенно говоря, развал страны мы все тогда воспринимали как дикое и временное недоразумение. На этой почве было полное и взаимное понимание.

Не откладывая в долгий ящик и понимая, что чем раньше мы отсюда свалим, тем лучше, я попросил помочь завести белый мерс. Откликнулась вся неспящая часть райотдела в количестве двух человек. О нищете материального снабжения тех лет говорит тот факт, что во всём райотделе не было буксирного троса. Местных это никак не смутило. На дежурном УАЗике мы поехали по посёлку. Далеко не отъезжая и не мудрствуя лукаво, наши помощники в первый попавшийся дом стали стучать ногами и руками. Громко и настойчиво.

На часах два ночи. Саратовские обыватели к демократиям не приучены. В доме загорелся свет и на робкий вопрос «Кто там» прозвучал синхронный ответ из тридцатых годов: «Открывайте, милиция!».

Открывшей в предынфарктном состоянии дверь хозяйке без экивоков был задан прямой вопрос: «Трос есть?». Там был яркий диалог, но приводить его целиком смысла нет. Воображение у всех развитое. Представьте. В общем, троса не оказалось.

Не оказалось его и во всех домах по всей улице. Гостеприимные милиционеры не сдавались. Нужно помочь коллегам из Украины. Вспомнили о каком-то АТП. Там точно должен быть. Поехали туда. Тычками сапог разбудили бухого сторожа. «Трос давай, козёл». Тот приволок реальный трос. С трактора. Еле дотащил. Толщиной с черенок лопаты с петлями диаметром с ведро. «Вот, — говорит. Верните только». «Пошел на хуй», — вежливо сказали ему местные менты, прицепили трос к УАЗику и поехали заводить наш трофей.

Приехали, выпили, прицепили трос, потягали «Мерс» по всему посёлку, завели, снова выпили и уехали нести службу. Работающий как трактор мерседес мы прогрели и не глуша оставили под стенкой райотдела. В него положили спать так ничего и не понявшую заложницу с Вайсом, а сами упали в зелёном. Вздремнув пару часов, стали готовиться к отъезду. Выглядело это так: сперва я на зелёном отъехал на определённое расстояние. Затем вернулся к белому. Посадил Мишку за руль, показал схему включения передач, педали, разъяснив, где какая. Он нажал сцепление, я воткнул ему первую передачу. Поехали. Я побежал к своему, запрыгнул и обогнал Мишу. Тот был счастлив! И от приключения, и от того, что ехал самостоятельно, и от того, что работала печка. К тому времени он уже реально кутался в вещи и рукава опустил навсегда.

Рассвело. Выезжая из города мы, увидели зелёную «буханку»-УАЗик, полный армян, которые летели в райотдел выручать своих. В зеркало заднего вида я не сводил глаз с Миши. Вместо крови был чистый адреналин. Сейчас все протрезвеют, начнётся выяснение и точно погоня.

Миша радостно ехал за мною со скоростью асфальтного катка. За окном снежок, морозец. Красота! Впереди небольшой населённый пункт. На первом же светофоре Миша заглох. Понятное дело. Населённые пункты преодолевали, как бабушка с четырьмя узлами: отнесла на расстояние видимости два чемодана или узла, вернулась за остальными. Взяла их, пронесла дальше первых двух, опять-таки на расстояние видимости. Вернулась за предыдущими.

Худо-бедно, к пятому населённому пункту Мишка глохнуть перестал и научился плавно трогаться. Мы, разумеется, заблудились, но в этом был положительный момент, поскольку погони можно было не опасаться. В общем, добрались до Белгорода. Осталось всего ничего. Заехали в город. Пока суть да дело, я глянул в зеркало заднего вида и привычно плетущегося за мною ведомого не увидел. Понятное дело, Миша уже научился ездить. Стал полностью самостоятельным и поехал, куда глаза глядят. Я запсиховал. Начал накручивать круги по близлежащим улицам, переулкам, площадям.

Нашел Мишу на светофоре при выезде из города. Вышел покурить, заглянул в его мерс.

— Миша, где заложница?

— Уехала!

— Миша, куда она уехала? На чём?

Ситуация немудрёная и предсказуемая. Миша от меня оторвался и заблудился. Собственно, мы и так не особо знали направление выезда, поэтому формулировка «заблудился» была условной. Мы блудили от Саратова. Пока он глох, заводился, снова глох и мельтешил по дорогам города, Людка пришла в себя. Сперва потихоньку начала выяснять ситуацию: кто мы, куда и зачем её везём. Как образно описал Мишка, с каждой минутой голос её звучал увереннее и набирал обороты. Назревал ненужный скандал, финалом которого явно просматривалось: «Положите меня туда, где взяли». Компромисс был им найден быстро.

— Люда, вот это город Белгород. В нём наверняка есть вокзал. Оттуда поезда ходят по всему бывшему Советскому Союзу. Хочешь, дуй в Харьков к любящему мужу, хочешь, к своим тиранам в Саратов, хочешь, вообще в тёплую и гостеприимную Армению.

Выдал ей десять рублей, показал направление, и «Джанго — освобождённый» скрылась из виду. Короче, Миша принял единственно правильное решение. Остался пустяк. Пересечь призрачную границу, и мы дома.