У меня сегодня убили друга. Единственного. Самого лучшего…

Ну вот, опять глаза наполнились слезами! Дура несчастная. Какой из тебя солдат?! Ты просто пушечное мясо!

Маша остановилась на пороге командорских апартаментов, хлюпнула носом, несколько раз глубоко вздохнула и… Почувствовала как вдруг бешено заколотилось сердце, как подогнулись колени, как закружилась голова.

Она никогда еще не была в кабинете Эйка. Никогда-никогда… Никогда не была с ним наедине, никогда не смотрела ему в глаза… Что-то тихо за дверью и не толчется никто поблизости… Впрочем, уже ведь достаточно поздно… А прилично ли ломиться к командору в столь поздний час? К черту приличия! Не может он спокойненько спать в такой ужасный день!

Маша коснулась селектора.

Селектор не отозвался.

Но дверь была открыта, по крайней мере запирающее устройство не подавало признаков жизни.

Может быть, ему плохо? Так же плохо, как мне? Может быть, он нуждается в ком-то кто мог бы… ВЕДЬ ОН ТАК ОДИНОК!

Вот, придумала себе повод. Отмазалась смертью лучшего друга, чтобы припереться и заявить о своем существовании. Накопила храбрости. Набралась наглости. А у самой нос опух и глаза красные. Шла бы ты отсель, дорогая, поплакала бы в подушку наедине с собой.

— Командор?.. — пискнула Маша, тихонько переступая через порог.

Кабинет был пуст, утопал в удивительной для него густой, ватной тишине, машин оклик остался без ответа, она была здесь одна, в его святая святых… Девушка вошла, подошла к столу, взглянула на огромную электронную карту, где яркими звездочками светились ушедшие в патруль корабли, коснулась спинки командорского кресла, хотела сесть («Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места?!»), но вдруг взгляд ее упал на неприметную дверь в стене напротив, и она против воли направила к ней свои стопы, как будто невидимая магнетическая сила потянула ее…

«Нет! Нет!» — мысленно кричала Маша, но магнетической силе сопротивляться не могла.

Дыхание оборвалось от страха.

Ей хотелось только взглянуть. Посмотреть одним глазком на его жилище, может быть тогда удастся хоть ЧТО-ТО понять о нем… Хоть чуть-чуть…

«Никто не войдет, — думала она, — сейчас на базе почти никого нет. Никто не узнает. А я только загляну… В случае чего придумаю что-нибудь…»

В комнате было темно, совсем темно, ибо верхнее освещение было отключено, а ярко светящейся электронной карты, естественно, не было. Какое-то подобие света дарила только тусклая темно-коричневая аварийная лампа расположенная по периметру потолка — такие лампы были во всех помещениях на базе, они позволяли видеть контуры предметов, больше ничего.

Маша осторожно перешагнула порог — хотя изначально собиралась только заглянуть в комнату — и пошла вперед почти на ощупь, но потом глаза ее привыкли к темноте и она тут же наткнулась взглядом на кровать.

И окаменела.

Командор был здесь. И он спал. Дышал тихо, совсем неслышно, и был неподвижен. В первый момент Маша просто испугалась до жути, потом поняла, что ей необходимо как можно быстрее уйти, но почему-то она никак не могла сдвинуться с места… Стояла и смотрела на него — спящего… Не в силах оторвать взгляд… На нее вдруг накатила странная, безумная эйфория, непонятная удаль, тянувшая делать глупости. Ей безумно захотелось подойти поближе, чтобы разглядеть в темноте его лицо, почему-то подумалось, что Эйк сейчас должен быть совсем не таким, каким она привыкла видеть его. Он должен быть — настоящим.

Да и не видела Маша его никогда так близко, все издалека… Хоть разглядеть…

Она подошла очень тихо и склонилась над ним… низко… ниже… еще ниже…

О Боже, как же он был красив, во сто крат красивее, чем ей казалось прежде! Хотя Маша почти не могла разглядеть в темноте черт его лица, она вполне могла нарисовать их себе в воображении — для этого ей было достаточно светло. Лицо командора казались мягче в полумраке, он будто чуть-чуть улыбался, и тени лежали в глазницах, такие густые, что… Что она не сразу заметила, что глаза его открыты и смотрят на нее, а когда заметила, то едва не скончалась на месте от ужаса.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, наконец, Маша с удивлением поняла, что все еще жива и, более того, ничего ужасного до сих пор не произошло — Эйк просто смотрит на нее, внимательно и настороженно, и чуть-чуть насмешливо, и нет на его лице ни гнева, ни возмущения.

Вроде бы…

Однако она должна что-то сказать.

Пришла пора придумывать себе оправдание.

— Эйк… ой… командор… я… не знала, что…

Он улыбнулся ей! Боже, он улыбается или это так странно падает тень?!

— Я хотела… — она почувствовала, как тает под его взглядом, и мысли путаются, становятся вязкими, как кисель, и она уже не помнит, что именно хотела…

— Командор… Я… Не могла… Не хотела… То есть… Я хотела…

Она замолчала, пытаясь сообразить для чего же в самом деле пришла, но пристальный взгляд из темноты напрочь лишал ее воли и разума. И Маша просто вдруг махнула на все рукой.

— Мне очень хотелось увидеть вас… хоть раз… так близко. Я не могла, не смела подойти к вам раньше, но теперь. Когда случилось… Я теперь уже вполне полноценный солдат, я хочу… могу… Я ужасно не хочу быть солдатом, если из-за этого вы не можете видеть во мне… ничего другого! Простите меня, командор, но я так люблю вас!

Она почувствовала, как у нее защипало в носу, и глаза наполнились слезами. Она не сдержалась и разревелась. Опять.

Дура! Безмозглая овца! Кретинка! Совсем обалдела?!

Эйк молчал. В выражении его лица ничего не менялось, и Маша даже подумала, что быть может он спит, может быть все геллайцы спят с открытыми глазами?

Но вдруг он спросил, и опять почему-то шепотом, неужели боялся, что кто-нибудь его услышит?

— Что же ты замолчала?.. Милая моя девочка… Я не знал… Правда.

Он приподнялся на локте, положил на ее затылок ладонь, и мягко притянул к себе ее голову.

Вот как, оказывается, все просто!

А КАК все должно было произойти?!

КАК ей виделось их первое свидание?!

Она не помнила… Но как-то не так… Как-то совсем не так все виделось и представлялось.

Невероятным образом Маша поделилась на две части, одна из которых ватная и растерянная уступала целующему ее мужчине, а другая витала где-то под потолком и скептически взирала на все это безобразие, страшно недовольная своим поведением, своей скованностью, своей деревяностью и заторможенностью, полнейшим отсутствием изящества и шарма… Хорошо хоть темно, зареванной физиономии не видно.

Ну что за черт?! Самое время ведь отдаться чувствам и эмоциям, ведь она так долго этого момента ждала! А сама — занята руганием себя! Прекрати! Немедленно прекрати! Это же просто смешно!!!

За всеми этими мыслями она и не заметила, как оказалась поваленной на кровать, и как серый комбинезон неведомым образом оказался расстегнутым на груди. Совсем расстегнутым!

Вау! Да со мной ли это происходит?! Это просто… просто… Что?

Эйк шептал что-то нежное, что-то очень приятное о том, что Маша удивительно красива, потрясающе хороша. Его руки были такими нежными, такими горячими и такими умелыми, что в конце концов девушка перестала-таки рассуждать сама с собой и в самом деле отдалась процессу.

И зловредная вторая половинка только изредка взлетала под потолок, чтобы провопить что-нибудь типа: «Невероятно! Неужели свершилось?! Этого просто не может быть! Эйк! Он со мной! Неужели он в самом деле со мной?!»

Она отважилась коснуться его. Она отважилась обнять, отважилась сама найти его губы, отважилась изо всех сил прижаться и захлебнулась от нежности и счастья, от невероятных ощущений, которых не могла представить себе даже в самых смелых фантазиях.

В самый ответственный момент она опять повела себя глупо… Ну да, больно… Ну да, ужасно больно, но могла бы и потерпеть, другие же как-то терпят, к чему эти «ой-ой-ой» и «не надо пожалуйста, а то очень больно», к чему эти отпихивания и отползания, в конце концов, ради чего ты вообще все это затеяла? Заявилась, завалилась в постель — ради чего?.. Но кто же знал, зараза, что ЭТО так больно! И смешно и досадно и — обидно, потому что милый Эйк почему-то безмерно удивился, что он у нее первый.