– Всё ништяк, братишки! Фиг ли мне будет! Солнце высоко, до дембеля далеко, а кухня всегда рядом! А где кухня, там всегда и мы! – неожиданно вырвалось у меня. Стресс, понимаете ли, проявился.

– Ух ты! Ну, ты даешь, Лёлька! – восхитились курсанты. – Мы обязательно афоризм запишем.

«Ты чего несёшь, придурок?- зашипела Лёлька. – Я тебе подсказываю, подсказываю. Вообще, это не наш метод.»

– Растерялся я. Из головы всё выскочило, – бросил ей в ответ.

– Лёль, я ту схему вчера до ума всё-таки довёл, – меня схватил за руку симпатичный смуглый парень. Блин, ну так всё неожиданно. Даже неприличные сравнения с нашей попсовой тусовкой промелькнули. – Пожалуй, ты права: вторичный контур надо усилить, а резистор поставить другой…

«Господи! Горе моё луковое! Что за идиотские ассоциации у тебя, – застонала Лёлька. – У нас вашей заразы и в помине нет. Улыбнись же! Это Серёжа Гегечкори. Я тебе рассказывала о нём. Наш гений радиотехники. Из хлама радиопередатчик соберёт. Замечательный парень. Мой лучший друг. Ну отвечай же, не стой истуканом. Вот навязался на мою шею!»

– Серый, братан, нет базара. Идею дарю. Без проблем. Ты же знаешь, я фуфло толкать не буду. Зуб даю. Понты корявые кидать не в моём вкусе…

«Мамочка моя! – Лёлька стонала. – Дайте мне в руки карданный вал! В крайнем случае, кривошипно-шатунный маханизм с домкратом в придачу. Я сегодня кого-то хочу убить. Просто желаю убить! Ледоруб мне, ледоруб! Насмотрелся идиотских фильмов! Господи, за что ты меня так? Жила себе спокойно, никого не трогала…»

Я был в полной растерянности. Я и сам не мог понять, откуда у меня взялся этот ужасный лексикон. Наверное, правы те, кто утверждает, что просмотр фильмов не так безобиден как кажется. Тупые диалоги, дешёвый сленг, вся эта псевдоуголовная феня записывается на нашей подкорке, и в определённой ситуации выскакивает. Хотя, как я заметил, курсанты смотрели на меня с восхищением. Да, теперь мне понятно, кто уродует в данный момент великий и могучий русский язык, кто развращает юных дедушек и бабушек спецназа.

– Как и следовало ожидать, с возвращением курсанта Воронцовой из медсанбата, нас ждут новые приключения. – к нам подошла старший лейтенант.

Молодая женщина, высокая, симпатичная, с приятным, но строгим лицом. «Ё-о-моё», – ахнул я. Как ей идёт форма НКВД! Ни дать, ни взять, фотомодель. Так и просится для рекламного плаката на тему «служба в НКВД – почетная обязанность по обезвреживанию тайных и явных врагов». А как сексуально гимнастерка обтягивает грудь! Почти как у меня, тьфу, у Лёльки. И ремень подчеркивает красоту фигуры. Сексапилочка! Отпад!

– То ли ещё будет…

Господи! Какую чушь я несу! Это же серьёзная контора.

«У-у-у, ну почему я не Отелло! – бушевала Лёлька. – Этот озабоченный болван у меня отнял уже десять лет юной жизни! Придушу! Молись на ночь, враг народа недобитый! Ревизионист! По примеру Раскольникова – тюк топором! Пулемёт мне, срочно!»

– Да, кто бы сомневался, – хмыкнула старший лейтенант госбезопасности.

– А вы, драгоценные мои, почему здесь? – обратилась она к замершим по стойке смирно курсантам. – Через три минуты кончается перерыв, а вы не в учебном классе. Время пошло.

Курсантов как корова языком слизнула. Да, армейская дисциплина здесь на высоте.

– Ну а вы, курсант Воронцова, так и будете стоять передо мной? Или вас это не касается? И занятия вы решили проигнорировать?

– Никак нет. Касается. Виноват. В смысле виноватая я, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – вытянулся я.

Ох, и принципиальная девка. Такой в рот не то что палец…

По рассказам Лёльки я понял, что это и есть та самая куратор группы по прозвищу Принцесса. Она же Наталья Леонидовна Куракина, специалист по внедрению. Владеет всеми видами оружия в совершенстве. Хотя по внешнему виду и не скажешь. Движения плавные, красивые, текучие, словно у танцовщицы императорского театра. Даже не верится, что эта изящная статная молодая женщина с милым лицом за доли секунды может преобразиться в стремительную хищницу-пантеру. А фигурка-то, фигурка-то у неё! Эх, вот бы с ней поближе познакомиться! Класс! Богиня!

– Воронцова, прекратите изображать из себя по примеру солдат царской армии «вид придурковатый и глупый». Не верю. Совсем. Через полчаса жду на занятиях. В казарму шагом марш.

– Есть! – картинно чеканя шаг, я направился по указанному маршруту.

Принцесса и Лёлька одновременно фыркнули.

– Клоун. Шут гороховый…

Далее Лёлька устроила разбор полётов, правда, без использования местных идиоматических выражений. И без этого запас эпитетов у неё оказался весьма огромным. По моему, ни разу не повторилась. Своего рода гражданский вариант большого Петровского загиба, но без инбридинга и сложных внутри родовых связей, как его там – инцеста. Весьма подробно она осветила тему многообразных психических отклонений, которые могли возникнуть после падения с печки, и иных врожденных и приобретенных мозговых патологий. Возразить мне было нечего. Только пообещал ей, постоянно прислушиваться к её рекомендациям, как бы тяжело это для меня не было. Врастал я новую среду тяжело. Ошибки и оплошности делал на каждом шагу. Моя сожительница по телу нередко в отчаянии махала, виртуально, разумеется, руками. Спасало меня лишь то, что гоняли нас до умопомрачения. Знания вбивали основательно и до автоматизма. Лекции, практические занятия, тяжелые тренировки шли одна за одной. Сравнивая с уровнем подготовки в моём времени, мне показалось, что здесь было ещё круче. Свободной минуты не оставалось.

А план по совершенствованию оружия, разработанного совместно с Лёлькой надо реализовывать. Мне с трудом удалось выкроить время для беседы с Бабахычем, то есть капитаном Нефедьевым, инструктором по минно – взрывной подготовке. Если кто-то думает, что подрывное дело простое, тот ошибается. Это только непосвященному человеку кажется, что нет ничего проще. Прицепил взрывчатку, установил детонаторы, запустил механизм инициации. На самом деле подрывное дело это сплав достижений химического производства, науки, военного дела, и, своего рода искусства. Пусть специфического, даже в чем-то извращенного, но искусства. А глядя на Бабахыча, на ум приходит мысль, что у него в родовой линии было не менее пяти поколений ярко выраженных пироманов. Проще говоря, он был фанатиком подрывником по призванию. Талант. Самородок. В учебном классе у него чего только не было. Каких только хитроумных приспособлений и взрывателей. Мало того, он сам постоянно что-то изобретал и усовершенствовал. Конечно, с высоты моего времени многое устарело, но всё равно впечатляло. На мой взгляд, Бабахыч мог дать фору и современным специалистам.

– А, Воронцова, рад видеть, – заулыбался Бабахыч. – Я тут новую схему закладки отрабатываю, хочешь взглянуть?

«Ещё бы! – оживилась Лёлька. – Это очень интересно.»

– С удовольствием, – отреагировал я. – Товарищ капитан, а помните, вы про магнитные мины рассказывали. У меня кое-какие мысли появились.

– Я мигом, – оживился Бабахыч и снял со стеллажа деревянный ящик. – Я уже полдюжины опытных образцов изготовил. С часовым механизмом. Гляди.

«Класс! – восхитилась Лёлька. – А как липнут! Не оторвёшь!»

– Вещь, – подтвердил я и взял в руки невзрачную железную коробочку, покрашенную зелёной краской. – Примагничиваются намертво. Мне кажется, здесь надо добавить универсальное гнездо для химического взрывателя, и обычного или электродетонатора. Тогда возможности применения расширятся. Допустим, часовой механизм вышел из строя. И ещё, вот здесь надо поставить взрыватель на неизвлекаемость. Предположим, фашис… То, есть саперы условного противника обнаружили мину. А начнут извлекать, и как…

– …бабахнет! – обрадовался инструктор. – Молодец Воронцова. Я вот до этого ещё не успел додуматься, хотя подсознательно понимал, что нужна защита от любопытных.

– Ну у меня есть ещё кое-какие соображения. Ведь мина работает в фугасном варианте. А если в донной части при помощи тонкого медного листа сделать такую выемку, то может получиться кумулятивный эффект. Думаю, до двадцати пяти миллиметров брони направленный взрыв сможет взломать без проблем. Прицепить к днищу танков и бронемашин в районе моторного отсека и бензобака, – и всё, кердык. Бабахнет. Как пить дать бабахнет.