– Ну что вы! – любезно откликнулся Фридрих.

– Странно! Такой полный список запрещенных книг…

Фридрих терпеливо ждал. Он знал: прелюдия нужна, чтобы запросить побольше.

Уже заворачивая книги в пакет, хозяин заметил:

– Может, вам, молодой человек, картиночек поискать? Ну, знаете, этих самых? Они, правда, тоже запрещены и достаточно дороги, но, поверьте, за сотню их куда меньше кара, чем за одного «Менцеля-французоеда».

Голос его звучал искренне.

– Ах, если бы вы предложили мне их с самого начала, – усмехнулся Фридрих.

На зимней обледеневшей мостовой у самых дверей лавки пожилая служанка потеряла равновесие, взмахнув кошелкой, вскрикнула. Энгельс подхватил ее. Пакет с книгами скользнул вниз, бумага развернулась… Благословляемый женщиной, Энгельс подобрал книги, выпрямился и в нескольких шагах от себя увидел барона. Тот указывал на него стоявшему рядом чиновнику и что-то тихо говорил…

Фридрих, словно не заметив их, направился к рыночной площади, вошел в крытую галерею и смешался с толпой.

Спустя некоторое время извилистыми узкими улочками он подходил к порту. Отыскал суденышко, готовое к отплытию. Вместе с деньгами вручил хозяину пакет.

– Передайте лично, в собственные руки… Адрес помните?

Прощаясь, он взглянул на небо. Тучи такие же свинцовые, как волны за бортом.

– Похоже, идет крепкая буря?

Бородатый шкипер сбил назад непромокаемую шапку.

– Э, господин студент! В такую погоду только и ходить с моим товаром. – Он показал на забитый тюками трюм. – Ни одна таможенная ищейка не сунется.

Фридрих соскочил на причал, помахал рукой вслед суденышку. «Смелый парень этот контрабандист, – подумал он. – На пирата похож. Деньги-то он берет немалые. А не будь всех этих лоскутных государств?.. Выходит, мошенники и короли наживаются на одном и том же».

По трапу океанского парусника поднималась вереница плохо одетых, продрогших мужчин, женщин, детей…

Эмигранты. Им не нашлось места на родине, и короли милостиво отпустили их.

Ненависть подступила к горлу Фридриха, ненависть – в строках его писем Греберу: «О, я мог бы рассказать тебе интересные истории на тему о любви государей к своим подданным. От государя я жду хорошего только тогда, когда у него гудит в голове от пощечин, которые он получил от народа, и когда стекла в его дворце выбиты революцией».

Вильгельм Гребер пытается урезонить друга: зачем вмешиваться в политику? Не разумнее ли жить, не подвергая себя опасностям?

Черт возьми! Эх, Вилли! Ну, что ж! Ты-то, конечно, получишь сельский приход, будешь мирно прогуливаться каждый вечер с госпожой попадьей и маленькими поповичами. Будущее, достойное зависти! Такая сила духа, мужество… Эх, герои! Его насмешки беспощадны в этом – одном из последних – письме.

Он запечатал его и задумался. Уходит дружба… уже ушла. Он и представить себе не мог, что это так больно – потерять друга. Как похоронить… Но другом может быть единомышленник – это он знал твердо. Только единомышленник!

Он перелистал свежий номер «Телеграфа».

Его статья будет напечатана в следующем, а здесь… Ух, как интересно! Немцев учат не верить церковникам… Покончить с ублюдочными княжествами и создать единую Германию, свободную от произвола короля. Авторы – Бауэр и Кеппен. Бауэр и Кеппен… Нет, он вовсе не одинок!

Фридрих зашел на почту и обнаружил посылку из дома. В ней оказались томики с сочинениями Гёте. Это мама прислала ко дню рождения. Ему же сегодня исполнилось ровно двадцать лет! Ах, какой подарок! А мама-то, мама… Решилась! Узнали бы в Бармене…

Шумно влетел он в пасторский дом и был встречен приветственными криками. Хозяева и пансионеры тоже отмечали день рождения своего любимца. Минни застенчиво преподнесла ему вышитый в его любимые цвета кошелек. Еще один! Да, Джордж, плохи твои дела!

Господин Тревенариус торжественно распахнул перед именинником дверь в винный погребок. Там есть заветная полка со старым вином. Они отберут парочку бутылок…

До позднего вечера в пасторском доме было шумно. Гремела музыка, слышались песни…

Перед сном Фридриха потянуло на улицу, к реке. Он долго шел по набережной. Остановился. Облокотившись на перила, смотрел на готовый к отплытию парусный бриг. Мысли были невеселые… Нет, отец, пожалуй, добровольно никогда не отпустит его в Берлин учиться. А там, наверное, он встретился бы с Бауэром, Кеппеном. Интересно, с кем они сейчас беседуют?..

– Добро пожаловать, доктор Кеппен! – В этот зимний вечер 1840 года хозяйка дома на Шютценштрассе в Берлине приветствовала очередного посетителя как доброго знакомого.

– Здравствуйте! Маркс дома?

– Дома, дома. Входите, пожалуйста. Сейчас только к нему прошел доктор Рутенберг.

Закрыв двери, она посмотрела вслед гостю. Тот шагал по лестнице через две ступеньки.

– Ишь торопится… Ведь вот подумать – кто ее постоялец Маркс? Студент. Совсем юнец, еще только, кажется, год, как совершеннолетие отметил. А кто ходит к нему? Ученые! Этот вот сам учебники пишет. Доктор Рутенберг преподает. Да что уж говорить! Господин Бауэр из университета – приват-доцент, чуть ли не профессор – дневал и ночевал у Карла, пока не уехал в Бонн.

Как всякая уважающая себя хозяйка меблированных комнат, она знала всю подноготную не только постояльцев, но и их приятелей. А наверху послышался веселый голос Карла:

– Входи, входи, давно ждем!

Кеппен сбросил пальто и шлепнул о стол принесенную рукопись. Рутенберг в комическом страхе воздел руки.

– Пощади!

Кеппен снисходительно махнул рукой.

– Можешь не слушать. Я пришел читать Карлу. А ты, так сказать, «персона нон грата».

Карл улыбаясь слушал шутливую пикировку друзей. Ему казалось, что он знает их давным-давно.

Они познакомились около трех лет назад. Тогда, в пансионе, он вдруг почувствовал себя совсем плохо, и перепуганная хозяйка вызвала врача.

Тот обошелся с юношей сурово.

– Хотите выкарабкаться – вон из города. В деревню, на курорт. На месяц, два, три. Гулять, гулять и еще раз гулять!

– Но заниматься можно?

– Юноша! Никаких занятий. Категорически!

И Карл перебрался за город.

Он взял с собою лишь альбом с робкой надписью на первой странице: «Народные песни для моей сердечно любимой Женни». Новые строки из неаполитанской народной песни появляются на листках:

Легко запретить заниматься! А куда деться от чувства пустоты, которое появляется, когда нельзя читать? И Карл не выдерживает. Разыскав читальню, он решительно открывает массивную дверь.

Что взять? О, книга профессора Гегеля. Знакомое имя. Профессор читал лекции по философии в их университете:

– Идеал государственного строя – прусское королевство; в нем воплотилась «высшая» сила – дух.

Профессор пытался доказать это с помощью науки древних греков – диалектики – и пришел к выводу: во все времена в мире все меняется, все развивается. Что-то старое отмирает, и ему на смену рождается новое…

Гегель?.. Ну, что же, надо взять. Карл еще ничего не читал из его работ. Говорят, Гегель резко выступал против тех, кого до сих пор изучал Маркс.

Первая же книга захватывает. Он разыскивает вторую, третью и читает запоем. Какой там отдых!

– Извините, где вы в этой глуши достали трактат Гегеля?

Незнакомый человек лет тридцати, улыбаясь, ждал ответа. Гуляя по парку, он присел отдохнуть рядом с Карлом. Случайно глянул в сторону соседа, узнал книгу и обрадовался.

– Позвольте представиться: доктор философии Адольф Рутенберг – преподаватель кадетского корпуса.

– Карл Маркс, студент…

Разговор сразу стал оживленным. Рутенберг оказался страстным последователем Гегеля. Из учения старого философа он сделал вывод, что легенды о боге лживы. Он и его единомышленники назвали себя «младогегельянцами» и объявили войну церкви. В статьях, книгах, публичных выступлениях они бичуют церковников за ложь, за преследования инакомыслящих.