На обложке стояло: "Януш Корчак. "Как любить детей".

- Начать, во всяком случае, можно с нее. Спасибо… - Он так продолжительно поглядел ей в глаза, что следовало бы сказать - загляделся, и сам был этим смущен. И решил - напрямик, через барьер условности: - Марина Максимовна! А ведь вы узнали меня.

Она вскинула голову.

- Да, я был в той комиссии, что навещала мастерскую вашего мужа. Года три назад?

- Хотите оправдаться? Не надо!

- Зачем? Наоборот, могу повторить: дети железнодорожников имели больше прав на это помещение, оно им досталось законно… А ваш талантливый супруг слишком уж развоевался тогда. Вроде он удельный князь, а мы были - половцы! Ему бы подождать немного, а он…

- Не надо об этом! - перебила Марина. Назаров видел, как вспыхнули и потемнели ее глаза. - Я для вас не жена скульптора Локтева, а учитель вверенной вам школы.

- "Вверенной вам…" Ну полно обижаться, Марина Максимовна! Скажите лучше, как его успехи сейчас?

- Из любви к искусству интересуетесь?

- Допустим. - Он выдержал ее скептический взгляд.

- Успехов ждать не приходится. В загуле Локтев. А вообще я ничего не знаю: нет его в городе. Давно.

Назаров прошелся вдоль стеллажей, неодобрительно усмехаясь:

- Город виноват, стало быть? А заодно и жена с ребенком? Послушайте, так он же у вас слабак! А на вид бравый был парень, даже Фиделя Кастро напоминал - бородой, ростом… И предлагали же ему пустующий гараж - мог перебиться временно…

- Давайте прекратим, Кирилл Алексеич! - крикнула она.

- Давайте! - и он крикнул ответно. - Только, если по такой малой причине художник кончился, - значит, его и не было никогда!

Вот так он довел ее до слез. А зачем? В порядке самообороны? Затравленно глянула она сквозь слезы - и дверью за собой трах!

В досаде на себя взлохматив волосы, Назаров уставился в обложку книги Корчака.

- Ну-с? Сегодня, кажется, кто-то родился? - прозвучал над Юлей Баюшкиной голос отца, как раз в тот момент, когда она открыла глаза и снова зажмурилась: мама раздвинула шторы.

Юля зевнула и сказала:

- Мне снилось, что я разбила банку с кислотой в химкабинете…

- Чепуха, - сказала мама ласково. - Стекло бьется к счастью. У тебя сегодня и праздник, и воскресенье, совпало-то как хорошо.

Юля еще досыпала одним глазом, принимая родительские поцелуи и слушая традиционные тексты:

- Поздравляю, девочка. Будь умницей…

- Мать, уши, я думаю, драть не будем?

- О чем ты говоришь, Коля, какие уши? Семнадцать лет! Тут розы нужны, корзину роз к ногам - верно, доченька?

- Ну, роз я не достал, принцесса меня извинит, а кое-что получше имеется… Принимай!

Что-то водрузили ей на живот поверх одеяла, что-то щелкнуло, и Муслим Магомаев страстно запел:

Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,

И крылья эту свадьбу вдаль несли,

Широкой этой свадьбе было места мало…

- Ой… большое спасибо!

Это был магнитофон - портативный, изящный. Дивная игрушка.

- Тут одним "спасибом" не отделаешься, - шутил папа, выключив Магомаева. - Такие капиталовложения должны давать хорошие проценты, дочка! Да-да… В виде пятерок в аттестате - это раз…

- Нет, - перебила мама. - Главное даже не это. Главное - понимать, что ближе родителей никого нет, что им для тебя ничего не жалко и что плохо они не посоветуют - у них опыт!

- Ладно, мать, не наседай… Юля, Юля! Ну чего ты нажала, куда? Понятия ведь не имеешь, что это за клавиша! На, читай инструкцию… Пока не ознакомишься - даже не прикасайся. Я, чтобы записать Муслима, часа полтора разбирался… Значит, первое: он работает и от сети, и на батарейках. Ну, батарейки мы зря жечь не будем…

- Пап, давай потом, а? Мне надо одеться.

- Ну-ну… - он вышел с инструкцией в руках, а мама осталась сидеть в ногах у именинницы.

- Юленька, мы все-таки решили устроить, отец рыбу достал живую… Можешь своих позвать, только немного. А мы пригласим Борзуновых с дочкой.

- Да? - Юля тут же отменила подъем, улеглась снова. - Я рада за вас. И сочувствую рыбе. Только меня не будет.

- Начинается… Чем, чем они не угодили тебе?

- Не они, а вы. Ты!

- Интересно… Чем же это? - изумилась Клавдия Петровна.

- Тем, как ты их облизываешь. И главное: зря - мне Борзунов не нужен, я в его институт не иду, раздумала.

- Коля, ты слышишь? - воскликнула мама. - Это кому надо сказать спасибо - Марине Максимовне?

В смежной комнате зазвонил телефон, трубку взял отец. Зычно объявил:

- Именинницу требуют!

- Пораньше не могли? Наверное, она, Мариночка. Спешит показать, что не забыла… - прокомментировала мама.

Секунда - и Юля, уже в халатике, была у телефона.

…Саша Майданов торчал в автоматной будке без пальто, в свитере и шапке, с лыжами, которые, не умещаясь, мешали ему закрыть дверь. Первым делом он предупредил Юлю:

- Только трубку не бросай: у меня одна "двушка".

- А если брошу?

- Тогда мне придется еще доставать, - сказал он мрачно, выдыхая пар. - В общем, так. Я поздравляю, желаю тебе всего самого-самого… Говорить я не умею, ты знаешь. Может, я тогда и свалял дурака на сочинении…я не спорю…

- Так. Уже прогресс. Еще что скажешь?

Втянув озябшие пальцы в рукава, он замолчал. И она ждала.

Ее мама, накрывающая на стол, и папа, будто бы углубленный в магнитофонную инструкцию, - оба предельно внимательны к этому разговору Юли. И она демонстративно переходит на английский:

- Иф ю уонт ту си ми уис ивнинг, ю мэй кам…

- Секреты, - скорбно улыбнулась мама. - Вот и обучай их после этого…

- Что-что? Повтори! - заволновался в своей будке Майданов.

Юля взбунтовалась, а он это слышал:

- Товарищи, миленькие, ну дайте же словечко сказать! Я не только по-английски, я по-птичьи скоро начну разговаривать!…

- Как тебе это нравится, Николай?

- Ну, не нравится, а что я могу? Выросла девка… Пошли на кухню… Пошли, пошли, - проявил сознательность отец.

Оставшись одна в комнате, Юля сказала:

- Через час я буду на Гагаринской, ты знаешь и дом и подъезд… Но там тебе надо прежде всего просить прощения!

- Юль… а тебе не надоело там?

- Представь себе, нет!

- А то поехали в Блинцово, как в тот раз… тетки там нет сегодня. Печку затопим… там хорошо… Белки по снегу бегают…

- Никуда я с тобой не поеду, - отрезала Юля. - Ты вел себя с Мариночкой, как последний хам, я тебя ненавидела… И не скоро еще отойду, понял? Все, привет белкам!

Снег! До этого он был только за окнами и мало замечался, а тут ослепил вдруг, козырнул щедростью, пристыдил чистотой…

Антошка, сын Марины Максимовны, сидел на санках и сердился: его "конь", вместо того, чтобы работать, затеял долгий и непонятный разговор с мамой. " Конем" был Алеша Смородин.

Антон, кряхтя, слез и пошел за скамейку в кусты - добывать себе какой-нибудь кнут. Там он с удивлением увидел Юлю Баюшкину; она присела за скамейкой, шепотом сказала:

- Своих испугался? Тс-с-с… Мы спрячемся!

И в обнимку они стали через щель в скамье наблюдать. Ага, вот пропажа обнаружена, "конь" озирается в поисках седока…

- Анто-он! - позвала мама. - Антон, ты куда это делся? Пора - не пора, я иду со двора!

Юля выпрямилась и с малышом на одной руке, со своим новеньким магнитофоном в другой, пошла наискось через детскую площадку.

- Граждане, - обратилась она учтиво к Марине и Смородину, - вы, случайно, не знаете, чей это ребенок? Если ничей, я беру его себе.

- Знакомое лицо, - подыграла ей Марина. - На днях точно такого продавали в овощной палатке, купите себе…

Антон хохотал, абсолютно счастливый, - он любил юмор.

- А это откуда? - спросил Алеша про магнитофон.

Юля поставила маленький аппарат на санки и включила - на сей раз это была запись с популярной детской пластинки, в которой Антошку зовут копать картошку, - Юля специально с этим шла к одноименному ребенку. Пока он радовался и подпевал, она объяснила: