Несколько дней и Налинакша, и евнух, и гаремные обитательницы только и жили разговорами о наказаниях, которые встретят непокорных, и каждое утро с волнением, любопытством и злобой ожидали известия о возвращении посланных в погоню слуг и несомненно пойманных ими девушек.
Однако уже третий день был на исходе, а о посланных не было ни слуху, ни духу, и Налинакша потерял всякую надежду на возможность усмирить непокорную пленницу, и предался сладкому времяпрепровождению в обществе оставшихся ему верными ста пятнадцати жен.
В учебнике географии, по которому эту крайне интересную науку крайне неинтересно проходят в школах второй ступени, вы прочтете в главе об Индии следующие, петитом набранные строки: «Мест, неудобных для жизни человека, в Индии мало. К ним принадлежит пустыня Тарр и тропические болота, джунгли, заросшие тростником и бамбуком. Самые обширные из них находятся у подножия Гималаев и называются Гераями; в них обитают лишь тигры, дикие слоны, носороги и другие звери».
В другом месте того же учебника вы прочтете, что англичанам никак не удается: «борьба с холерой, гнездящейся в джунглях».
А третье место скажет вам, что: «из хищников южной Азии самый крупный — тигр, живущий в тростниковых и бамбуковых зарослях».
То есть, все в тех же джунглях.
Уже по этим трем, наудачу взятым, выдержкам вы видите, что джунгли далеко не такое приятное место, как это воображают себе те, кто знаком с ними исключительно по романам, чрезвычайно охотно отправляющим своих героев в эту местность, ибо ее слабая исследованность предоставляет авторам безграничные возможности фантазировать сколько им вздумается и сколько позволяет размер предоставленного им в журнале места.
В самом деле, что приятного дает комбинация из тростника и бамбука, в меру сдобренная тигром, приправленная парочкой-другой носорогов и густо посыпанная холерными вибрионами? Вряд ли здравомыслящий и хорошо знакомый с географией человек добровольно полезет в эту кашу в поисках приключений и романтического времяпрепровождения. Только нужда да обязанности службы могут загнать вас в эту дыру, а если вы захотите обшарить эту малоизвестную местность с научными целями, то, конечно, двинетесь туда не налегке, а соберете солидную экспедицию, снабженную всем необходимым для противодействия зубам тигра, свирепости носорога и невидимым разносчикам холеры.
И если во время такой экспедиции вы натолкнетесь на двух безоружных девушек, прокладывающих себе путь сквозь гигантский тростник и бамбук, то можете быть уверены, что они убегают от чего-то, что страшнее холеры и тигра и опаснее носорога, а не прогуливаются здесь в поисках цветов и бабочек…
Когда Женя и Фатьма вырвались из гарема, они побежали куда глаза глядят, стараясь уйти как можно дальше от населенных слугами и работниками Налинакши мест и не боясь ничего, кроме возвращения обратно. Пока приехавший домой Налинакша разбирался в случившемся, пока слуги возвращали обратно бежавших жен, пока выяснилось отсутствие двух, самых ценных женщин гарема, пока четверо слуг выехали в погоню, — прошло около двух дней, и обе наши беглянки сумели пройти значительное расстояние и достигли подножия отрогов Гималаев, то есть того места, где начинаются джунгли и все населяющие их ужасы.
Ни Женя, ни Фатьма не знали как следует, где они находятся, и с трудом разбирались в направлении, по которому они двигались. Женя слышала что-то об искусстве определять направление по часовой стрелке, но при определении не была уверена в том, что проделала все, что следует и так, как следует, и только приблизительно определила направление пути, как южное.
Переход от пустынной афганистанской степи к южноиндийскому болоту совершается постепенно, без резких прыжков и скачков, как и все в природе. Двигаясь именно к джунглям, обе девушки руководствовались исключительно инстинктом самосохранения, невольно стремясь укрыться под защиту густых и высоких тростников и совершенно не подозревая, что вместе с ними в этих же тростниках ищут приюта — злость тигра, свирепость носорога и судороги холеры.
Правда, когда мучимая жаждой Женя нагнулась над какой-то лужицей, чтобы напиться, она, с чувством отвращения, сдержала свое желание. Вода была вонючая и очень грязная, что заставило ее прибавить шагу в надежде найти там, где заросли становились гуще, какой-нибудь свежий источник или ручеек и вдоволь напиться от его прозрачных струй. Иногда воображение рисовало ей картины таких ручейков, протекающих совеем близко, но, уже знакомая с миражом, она прогоняла от себя обман и, подбодряя Фатьму, двигалась все дальше и дальше…
Что касается Фатьмы, то она совершенно ослабела от долгого перехода. Привыкшая к гаремному безделью, никогда не двигавшаяся больше, чем это надо, чтобы добраться от тахты к бассейну и обратно, с подошвами ног, мягкими и нежными, как у ребенка, с шелковыми туфлями, изорванными в куски от ходьбы, она едва поспевала за Женей, которая еще не сдавалась и двигалась ровными мужскими шагами.
Костюм для верховой езды сослужил на этот раз Жене хорошую службу. Видя, как на Фатьме легкие, шелковые ткани превратились в лохмотья, а неудобные, слишком широкие шальвары путались и стесняли шаг, она получила наглядное представление о преимуществах мужского костюма. Ее высокие сапоги помогали ей ступать твердо и уверенно, в то время как босые почти ноги Фатьмы покрылись кровью от жесткого тростника и острых, режущих кожу трав, обильно покрывавших вязкую болотистую почву.
Еще несколько шагов и Фатьма зашаталась от усталости. Жене, до сих пор двигавшейся впереди своей подруги, пришлось подойти к ней и поддержать Фатьму за талию. Но это мало помогало делу и восточная, девушка с трудом поспевала за своей европейской подругой.
Джунгли сдвигаются вокруг них. Все гуще и гуще становятся заросли, все мягче делается почва, по которой ступают их ноги. Тростник настолько высок, что, даже вытягивая руки над головой, Женя не может достать его колеблемых ветром верхушек. Кажется, словно они идут по дну океана, и водные травы, перекатываемые волнами, шепчутся над их головами. Теперь Женя хочет только одного. Скорей, как можно скорей, достичь какой-нибудь полянки, на которой можно было бы прилечь и отдохнуть с тем, чтобы, набравшись сил, тронуться дальше.
Но куда? Женя совершенно не могла дать себе в этом отчета. Она твердо знала одно. Возвращаться назад нельзя ни в коем случае. За ними, без всякого сомнения, кто-нибудь гонится и Налинакша готовит им по-восточному жестокое наказание. Впереди, — не вечно же расстилается это тростниковое море? Где-нибудь, наконец, разорвется оно простором полянки и, вероятно, на этой полянке их встретит деревня с мирными, восточными, всегда гостеприимными жителями. Не может быть, чтобы в этой деревушке не нашлось ни одного европейца; а европейцы здесь все говорят по-английски и с их помощью Жене удастся завязать связь с Араханом или даже непосредственно с Россией. Так думала Женя и эти думы постепенно овладевали ею, охватывали ее, убаюкивали и она с удивлением ловила себя на том, что бредит с раскрытыми глазами.
Вдруг впереди, сквозь тростник, мелькнул просвет. Женя остановилась. Боясь миража, она хотела проверить себя, но просвет в кустах оказался самым настоящим. Там, в десятке саженей отсюда, была полянка. Настоящая полянка! Но почему оттуда не доносится никаких звуков, говорящих о присутствии человека? Почему мертвая тишина, лежащая вокруг, не нарушается ни каким шумом? Почему, наконец, над верхушками тростника не тянется дымок гостеприимной хижины? Неужели на поляне нет каких-либо следов человека, и за нею опять тянутся те же заросли?
Как бы там ни было, но это поляна, это гладкое, свободное от зарослей место, это — возможность собраться с мыслями, отдохнуть, может быть, даже поспать немного. Почему бы и не поспать, в самом деле?
Ни один опытный человек не решился бы спать в джунглях, не имея у себя под рукой хорошей винтовки. Ни один, самый смелый охотник не смог бы без страха подумать о возможности очутиться в джунглях без оружия в руках. Но Женя в этом отношении была неопытна, она совершенно не знала, где находится в данный момент, и это незнание давало ей возможность оставаться спокойной там, где всякий другой кричал и плакал бы от страха.