Я фыркаю, и Ник посмеивается, находя ее нахальство забавным.

— Мне она нравится, Джеймсон. — Он подходит к ней и официально представляется. — Я Ник Стоун, напарник Райдера.

Она робко принимает его руку.

— Привет. Я Эмили Майклз, что, думаю, вы уже знаете, поскольку, кажется, я часть дела, над которым вы, ребята, работаете. — Ее тон пропитан обидой от моего предательства, и я чувствую себя дерьмом.

— Вообще-то в деле замешан твой отец.

— Отойди, Стоун. — Не то чтобы я не собирался ей об этом сказать, но он мог быть немного более чувствителен к ситуации.

Эмили смотрит на меня.

— Думаю, пришло время узнать правду, Райдер. Какого черта ты хочешь от моего отца?

Ник смотрит на меня, ожидая, что я объясню. Я провожу рукой по волосам, пытаясь придумать, как сказать ей это, не причинив слишком много боли, но понимаю, что это неизбежно.

— Садись, Эм. — Я жестом указываю на гостиную. Эмили выглядит так, словно вот-вот упадет.

— Нет, я постою

Я скрежещу зубами на ее упрямство.

— Нам многое тебе нужно рассказать. Так что, если хочешь все узнать, сейчас же сядь!

Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем она наконец сдается. Она сердито идет к дивану, но останавливается и оглядывается на Стоуна.

— Принести тебе что-нибудь выпить, Ник?

Я не упускаю тот факт, что она не предлагает ничего мне, и Ник тоже, если судить по забавной ухмылке на его лице. Мудак!

— Нет, но спасибо, что спросила.

Она кивает, затем снова смотрит на меня.

— Расскажите мне, что происходит.

Я сажусь на другой конец дивана и смотрю ей в лицо.

— Как ты уже слышала, мы с Ником — агенты ФБР. На прошлой неделе нам дали расследовать дело, в котором замешан твой отец.

Она тяжело сглатывает, боль и гнев омрачают ее лицо.

— Что он сделал? — Она даже не спрашивает, сделал ли он что-то. Ее знание того, что он способен нарушить закон, делает все немного легче, но я знаю, что ей будет трудно услышать, насколько он извращен.

Я начинаю историю, сначала рассказывая ей об обвинениях Кэсси и об интернате, но тут она поднимает руку, обрывая меня.

— Эй, подожди минутку. Здесь должна быть какая-то ошибка. Я знаю, что мой отец способен на многое, но не на такое. Они с матерью выступают против торговли людьми. Кроме того, интернат, о котором вы говорите, один из многих, которые спонсирует мой отец, и поддержкой которого занимается мать.

Прежде чем я могу объяснить дальше, Ник говорит:

— В обвинениях упоминаются изнасилования, совершаемые после благотворительных мероприятий.

— Что? Ни за что. — Она качает головой, сразу же отрицая обвинение. — Я была на большинстве из этих мероприятий. Я бы знала.

— Я пока не знаю, как это происходит, Эм, но было много инцидентов, подтверждающих историю Кэсси. — Я рассказываю ей о том, что сенатору Адамсу угрожали, когда он пытался разобраться в обвинениях, и обо всем, что Ник узнал сегодня ранее от школьного консультанта. Я также упоминаю, что Кэсси дала показания и пропала. К тому времени, как заканчиваю, она выглядит так, словно ее вот-вот стошнит. Эмили выглядит настолько потерянной, что я перестаю сдерживаться. Пододвигаясь, я обнимаю ее за плечи и целую в макушку. — Прости, детка, я знаю, нелегко услышать подобное.

Ник прочищает горло.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы на этих мероприятиях происходило что-то необычное?

Эмили поднимает голову, и я тут же понимаю, что никогда не говорил ему о ее инвалидности. К счастью, ее это, похоже, не трогает.

— Нет, еще месяц назад я была слепой.

Ник шокировано откидывается назад, затем смотрит на меня и снова на нее.

— Прости, я не знал.

Она пожимает плечами.

— Не за что извиняться. Но, отвечая на твой вопрос, нет, я никогда не сталкивалась с чем-то необычным на каких-либо благотворительных мероприятиях, и я хожу на них столько, сколько себя помню.

И тут я внезапно вспоминаю то, что она сказала давным-давно.

— Разве ты не говорила, что в ту ночь, когда потеряла зрение, у твоих родителей был прием?

Она мгновение обдумывает вопрос.

— Ну, да, меня рано отправили спать, как всегда и бывало, но я пробралась к колодцу и… — Она внезапно замолкает и смотрит на меня, на ее лице написан страх. Я знаю, что она думает о том же, о чем и я.

— Ты помнишь что-то из той ночи или своего кошмара?

Она качает головой.

— Ничего про ту ночь. Все, что я помню из своего кошмара, — это крики, но они могли быть моими, когда я проснулась. Мы действительно не знаем, был ли мой сон воспоминанием, я имею в виду, что вероятность невелика.

— Я не знаю, Эм, — осторожно продолжаю я. — Слишком многое произошло, чтобы это можно было принять за случайность. И сегодня вечером…

— Что ты имеешь в виду сегодня вечером? Зачем кому-то хотеть меня убить, Райдер? Может это тебя хотели убить. Или, черт возьми, возможно, целились в кого-то другого. — Она повышает голос, и я знаю, что она боится этой мысли, но сейчас не могу ничего приукрашивать. Мы должны рассмотреть ситуацию с разных точек зрения, но мысль о том, что эти пули предназначались для нее, приводит меня в ярость.

— Я видел, как машина поехала тогда, когда ты начала идти. А сегодня утром ты сказала отцу, что собираешься попробовать гипноз и попытаешься узнать, сможешь ли вспомнить то, что произошло той ночью, и он слетел с катушек. А потом нас чуть не подстрелили. Если спросишь меня, то вероятность чертовски высока.

Поднявшись, она отходит от меня на другую сторону комнаты и скрещивает руки, выглядя потерянной и одинокой.

— Я знаю, что отцу плевать на меня, но предполагать, что он готов убить меня? — Она грустно качает головой, как будто не может принять такую возможность.

Ник вмешивается.

— Через несколько недель у твоих родителей будет еще один благотворительный вечер. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Она кивает.

— Да. Я иду на него. На самом деле, там будет сбор денег для интерната, о котором вы, ребята, говорите.

— Мне нужно, чтоб ты провела меня туда, Эм.

Она пристально смотрит на меня, предательство и гнев омрачают ее лицо.

— Что ж, Райдер, все, что тебе нужно было сделать, это спросить. Не нужно было притворяться, что ты хочешь меня трахнуть.

Я напрягаюсь от ее слов, быстро вспыхивая.

— Послушай, Эмили, ты не знаешь, о чем, черт возьми, говоришь!

— Хорошо, теперь моя реплика, — неловко встревает Стоун. — Я поговорю с тобой позже, Джеймсон. Позвони мне, если понадобится отвести к машине.

— Вообще-то можешь забрать его с собой. Он уходит.

Ник останавливается на полпути к двери, затем поворачивается ко мне, но я не отрываю глаз от Эмили.

— Я, блядь, никуда не пойду. — Мы смотрим друг на друга, и я слышу, что Ник в конце концов уходит. Мысленно собираясь, я готовлюсь к буре, которая вот-вот начнется.

Эмили

Я смотрю на человека, который много лет назад разбил мне сердце. Когда он вернулся, я дала ему шанс объясниться, только чтобы снова получить удар в спину. Обида, ярость, предательство и большая доза полного неверия ко всей этой ситуации бушуют во мне. Я чувствую, что близка к срыву, но стараюсь контролировать себя. Я отказываюсь показывать ему, как сильно он ранил меня снова.

— Я планировал сказать тебе.

Я фыркаю, не веря его словам.

— До или после того, как трахнешь меня?

Он со злостью сжимает зубы.

— До. Я собирался рассказать тебе все когда мы приедем сюда.

— Как удобно.

— Чего ты ждешь, Эмили? Я не видел тебя шесть лет, я не мог сказать тебе, пока не знал, в каких отношениях ты с родителями. Это большое дело. Жизнь многих людей поставлена на карту. Я должен был убедиться, что могу доверять тебе!

— Я ожидаю, что ты будешь держать свои чертовы руки при себе, а не притворяться, что тебе есть до меня дело! — Лишь от мысли о том, как он касался меня несколько часов назад, мой живот сжимается.

— Эм, детка, послушай, я...

— Не зови меня так! Мне плевать, что ты скажешь. Уходи!

— Я, блядь, не оставлю тебя. Пока не...

— Почему бы и нет? Ты делал так и раньше. — В его глазах вспыхивает чувство вины, но я не клюю на это и наконец задаю один вопрос, который хотела задать с тех самых пор, как его увидела. — Ты взял деньги?

Он зло прищуривается.

— А ты, блядь, как думаешь?

Я сглатываю, пытаясь говорить спокойно.

— В течение шести лет я говорила «нет», но теперь не знаю. Я тебя совсем не знаю. И не думаю, что когда-либо знала.

— Чушь собачья! — кричит он. — Ты, черт возьми, знаешь меня, и знаешь, что я не брал эти гребаные деньги!

— Нет, не знаю! Я больше ничего не знаю! Ты ушел, и не вернулся! — Моя боль становится очевидной, и я больше не могу сдерживать слезы. — Я говорила тебе, что люблю тебя. Как ты мог просто взять и оставить меня?

Я смотрю, как он сжимает зубы, пытаясь справиться с чувствами.

— Ты забыла, что я попросил тебя поехать со мной, Эмили, а ты ответила «нет».

Гнев начинает перекрывать мою боль.

— Это несправедливо, и ты это знаешь! Мне было семнадцать, у меня не было денег, я была слепа. У меня ничего не было...

— Я бы, блядь, позаботился о тебе! Я бы никогда не допустил, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Я не хотела, чтобы ты заботился обо мне! — кричу я в ответ. — Я не хотела быть обузой. Тебя ждало будущее, а мои нужды тебя лишь сдерживали бы, но это не значит, что я не любила тебя. Я и не думала, что больше никогда не увижу тебя! — У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю самое ужасное время в моей жизни. — На следующий день я часами сидела у колодца, но пришел лишь отец. Я пыталась защитить наши отношения, но он сказал мне, что заплатил тебе, а ты любезно принял деньги.

— Он, блядь, соврал тебе. Он угрожал Гектору и его семье; сказал, что закроет его бизнес или что-нибудь еще хуже. Мне сказали, если я останусь, ты тоже будешь в опасности. Мне было всего семнадцать, я не мог защитить тебя от всех! Я сделал то, что должен был сделать, чтобы ты была в безопасности. Но если ты думаешь, что уйти было легко, Эмили, ты ошибаешься!

— Ты даже не попрощался, — шепчу я. Он делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, чтобы остановить его. Я не могу позволить ему дотронуться до меня, или я сдамся, а я не могу. Не снова.