— Да?

— Почему вы молчите?

— То же самое я могу спрашивать вас.

— Я задумалась.

— Я тоже.

— О чём?

Так как он не мог сказать правду, то быстро выкрутился и ответил:

— Что скажет ваша мама, когда вы так поздно придёте домой?

— Она уже спит.

— Я так не думаю, — усомнился Вильгельм. — В таких случаях матери редко могут заснуть. Вы ей скажете, что были у меня?

Марианна немного помедлила.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что мать или отец, вероятно, говорить со мной и хотеть всё узнать. Вы понимаете?

— Понимаю, — кивнула Марианна весело. — Вы не хотите проболтаться.

— Что значит «проболтаться»?

— Вы не хотите, чтобы ваше объяснение отличалось от моего.

— Конечно, нет.

Марианна сделала вид, что задумалась. Её как будто чёрт попутал. Девушки от этого тоже не застрахованы.

— А что вы думаете? — спросила она Вильгельма. — Должна я что-нибудь рассказать или нет?

— Это не так просто, — произнёс он.

— Вам-то что, Вильгельм. Здесь же вообще ничего не произошло — ничего плохого, я хотела сказать. Поэтому нет никакого повода делать из этого тайну.

— Правильно.

— Как вы думаете, — сказала Марианна, так как не могла успокоиться, — поверят они мне?

На этот вопрос он ответа не знал, поэтому промолчал.

— Можно в это вообще поверить, Вильгельм?

Вильгельм выдержал паузу. Взгляд Марианны красноречиво говорил, что у него нет другого выхода, кроме как ответить.

— Может, ваша мама действительно уже спит, — сказал он.

— Минуту назад вы в этом сомневались.

Вильгельм снова замолчал. Марианна пожала плечами и произнесла:

— Вильгельм, это выглядит так, будто у меня нет выхода.

Чёрт опять дёрнул её за язык.

— Тогда вы должны солгать, из необходимости, раз нет другого выхода, — наконец предложил Вильгельм. — Или не лгать. Просто промолчать, что вы вообще были у меня.

— Я не люблю лгать, — сказала Марианна.

— Не лгать. Просто промолчать.

— А в чём разница?

Казалось, что Вильгельм пришёл в отчаяние.

— Я себе делать упрёк, — сказал он, — что так произошло.

— Почему?

— Я приводить вас к себе.

— Но вы этого не делали, — возразила Марианна. — Это я предложила.

— Несмотря на это, я всё равно себя упрекать.

— Почему?

— Так как это делать трудности, а трудности должны быть для мужчины, не для девушки.

После того, как Вильгельм это сказал, и сказал вполне серьёзно, Марианна поняла, что было бы не очень хорошо продолжать ставить его в безвыходное положение ради своего удовольствия. Потому она сказала:

— Вильгельм, всё не так страшно. Знаете, что я сделаю?

— Что?

— Я вообще ничего не скажу.

— Совсем ничего?

— Я скажу, что я уже взрослая, и не должна давать отчет о каждом моём шаге. Я откажусь от всяких объяснений, если они станут меня принуждать.

— Это возможно? — спросил он с сомнением в голосе.

— А почему нет?

— Вы хоть раз пробовали так говорить?

— Нет. Это будет первый раз.

— На это я смотреть плохо.

— А я нет, Вильгельм. Когда-то это должно случиться. Так происходит у всех. Вот увидите, что всё получится.

— А когда ваши родители спросят меня?

На это Марианна самоуверенно ответила:

— Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло.

Вильгельм проводил её до дома. В душе он не согласился с тем, как Марианна намеревалась разрешить возможный конфликт. Когда они стояли у двери дома, он взял Марианну за руку и, чтобы в её семье сохранился мир, сказал:

— Я думаю, было бы лучше, если бы вы немного солгали.

Марианна покачала головой.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Спокойной ночи, Марианна.

— Приятных сновидений.

— Вам также, — сказал он. — Но я не мочь.

— Чего не сможете?

— Спать.

— Почему?

— Я думать о вас, — сказал он тихо и хотел отпустить её руку, повернуться и уйти. Но не смог, так как Марианна его руку не отпустила.

— Секундочку… — прошептала она, и притянула его к себе, привстала на цыпочки и быстро поцеловала в губы. Поцелуй получился не совсем правильный, так как длился не более секунды, а губы у Вильгельма были сжаты. Когда это произошло, Вильгельм стоял, как поражённый громом. Он непроизвольно закрыл глаза, как от чего-то немыслимого, но сразу открыл их, чтобы убедиться, что не спит.

Он хотел что-нибудь сказать, но не знал, что именно. А когда придумал, стало уже поздно. Дверь захлопнулась, и Марианна скрылась.

Луна сверху смотрела на Вильгельма, и создавалось впечатление, что в этот момент он единственный видит этот свет и, поэтому, возвышается над всеми.

***

На следующее утро отец вышел к завтраку первым. Сабина показалась через четверть часа. Порядок был нарушен. Обычно в доме Бергеров завтракали все вместе.

— Где ты так долго бродишь? — упрёком встретил Теодор жену.

Не особенно дружелюбно она ответила:

— Я могу хоть раз появиться после тебя?

— А наша дочь шевелится? — спросил Теодор.

Обычно Теодор Бергер не говорил «наша дочь». Он это сделал, чтобы указать на незримую дистанцию, которая отделяла в этот момент его от своей плоти и крови.

— Я ещё её не слышала, — ответила Сабина.

— Совсем?

— Совсем, и даже когда она пришла домой. Ты это имеешь в виду?

— Конечно, я именно это имел в виду, — сказал Теодор. — И ты можешь мне поверить, что я этому удивляюсь. Меня же ты всегда слышишь?

Лучше бы он этого не говорил.

— Тебя, — сказала Сабина едко, — трудно не услышать, когда ты приходишь домой.

Так как Теодор не хотел продолжать разговор на эту тему, то спросил:

— И мы не знаем, когда она пришла?

— Нет, — ответила Сабина.

Слова повисли в воздухе, так как появилась Марианна и, весело сказав: «Доброе утро!» — присоединилась к семье за столом.

Теодор сделал вид, что занят газетой. На приветствие Марианны они ответили равнодушно. Сабина просто кивнула. Теодор, которого из-за газеты не было видно, пробурчал:

— Доброе утро!

— Вот и я, — сообщила Марианна, усаживаясь и осмотревшись вокруг. Затем добавила, как говорится, «взяв быка за рога»:

— Извините! Я проспала, потому что легла спать слишком поздно.

— Во сколько? — спросил Теодор из-за своей бумажной завесы.

— В десять минут третьего.

Теодор опустил газету и посмотрел, но не на Марианну, а на Сабину и спросил:

— Ты это слышала?

— Да, — ответила потрясённая Сабина.

Они замолчали, чтобы дать возможность дочери сказать что-нибудь в своё оправдание. Возможно, причиной стал застрявший лифт. Хотя, разве в кинотеатрах есть лифт?

— Мама, — поинтересовалась Марианна, — что вчера было интересного по телевизору?

— «Полезные советы по выбору профессии», — ответила Сабина, захваченная врасплох.

— А как у тебя, папа, с Питом Шмитцем? Вы опять, отдыхая, ругались друг с другом?

Ответ Теодора прозвучал резко.

— Как кино?

— Какое кино?

— Ты же была в кино? Во всяком случае, мне так сказала мать.

Марианна откусила намазанную маслом булочку, пожевала и проглотила.

— Нет, я не была в кино, — только после этого ответила она.

Взгляд Теодора переместился на супругу, без слов, но недвусмысленно сообщая, какую чепуху она ему сообщила.

Эстафета взглядов продолжилась и перешла от Сабины к Марианне.

— Ты не была в кино?

— Нет, мама.

— Но ты же мне сказала, что идёшь в кино?

— Да, так было запланировано.

— И что? Где ты была вместо этого?

— Мы гуляли.

— До двух часов ночи?

— Нет.

Установилась пауза, которая, казалось, Теодору действовала на нервы. Он прервал тишину, воскликнув:

— Что было потом? Думаешь, что сможешь от нас так просто отделаться?

— Да.

— Что?

Марианна посмотрела на отца, потом на мать и сказала:

— То, что здесь происходит — это допрос, дорогие родители. Поэтому я решила, что это надо сделать сейчас. Я намерена больше не позволять вам распоряжаться моей жизнью. Я уже взрослая, дорогие родители, и вы понимаете, что я хочу этим сказать.

Наступила тишина. Тишина как после бомбардировки.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Теодор сказал Марианне:

— Ты с ума сошла?

— Нет.

— Тогда я не хочу больше слушать твои глупости.

— Это не глупости, папа. Примирись с этим. Когда я пришла домой, то подготовилась к тому, чтобы вам это сказать, и рассчитывала, что вы меня ждёте, по крайней мере, ты, мама.

— Я довольно долго не могла уснуть, — ответила Сабина и побледнела. У неё появилось ощущение, что наступают решающие изменения. Устои семьи Бергер сотряслись до основания.

Доев первую булочку Марианна совершенно спокойно намазала маслом вторую.

Отец встал и пару раз прошёлся по комнате взад-вперёд. Затем остановился перед дочкой.

— Что с тобой произошло?

— Ничего.

— Мы тебя совершенно не узнаём.

— Тем не менее.

— До этого всё было в порядке. А сейчас ты средь белого дня создаёшь нам трудности.

— Какие трудности, папа? Никаких трудностей нет.

— Что же тогда?

— Самостоятельность, о которой я уже давно должна была подумать.

— Вот я и спрашиваю, кто тебя так настроил?

— Никто.

Теодор покачал головой, опять прошёлся по комнате и снова остановился перед Марианной.

— Ты же знаешь, — завёл он старую пластинку, — мы хотим тебе только хорошего. Ни я, ни мама не думаем тебя опекать, поверь нам…

— Это хорошо.

— … но мы, с другой стороны, обязаны хоть как-то контролировать. Никто из нас не имеет ничего против того, чтобы ты ходила в кино… Не правда ли, Бина? — обратился он к жене.

— Совершенно ничего, Тео.

— Ты можешь отсутствовать даже немного дольше, Марианна. Главным является то, — приблизился Теодор к главному пункту своей речи, — с кем.

— Я того же мнения, папа.

— Очевидно не совсем.

— Почему?

— С кем ты была вчера? — Теодор сделал вид, что не знает этого.

— С Вильгельмом.

— С каким Вильгельмом?

— С Вильгельмом Тюрнагелем.

Уголки рта Теодора поползли вниз, когда он услышал это имя. Это был знак пренебрежения, который стал ещё сильнее, когда она добавила:

— Прекрасный парень.

— Он?

— Да, он! Я не знаю здесь никого, с кем можно было бы его сравнить.

— Ты можешь говорить, что хочешь, — пояснил Теодор, желая закончить с этим вопросом, — но это знакомство не для тебя.

Марианна положила половинку недоеденной булочки на стол.