— Вы это делаете, несмотря на то, что я отказался играть за вашу команду?
— Вы всё ещё отказываетесь?
Вильгельм произнёс нехотя:
— Да.
Он стоял и ждал, что шеф сейчас отменит свое предложение. Однако этого не последовало. Он должен был понять, что шеф давно держит его на крючке. Немного психологии, и такой человек, как Шторм, делает это в два счёта.
— Тогда я должен примириться с вашим отказом, — сказал Шторм, пожимая плечами. — Но это ничего не меняет в нашей только что состоявшейся договорённости. Каждый волен поступать, как он желает.
— Это ничего не меняет? — спросил Вильгельм, не веря своим ушам.
— Нет.
Вильгельм покраснел. Ему стало стыдно.
— Видите ли, господин Шторм, — сказал он, — дело в том, что от меня никакой пользы для команды не будет...
— Вам виднее, господин Тюрнагель.
— Я не в форме и могу её восстановить только постоянными тренировками. А для этого у меня нет времени.
— Почему? — спросил Шторм.
— Потому, что я должен учиться, учиться, учиться.
— Я понимаю, — сказал Шторм с улыбкой. — Но разве мы только что не договорились о том, где вам взять это время, господин Тюрнагель?
Вильгельм почувствовал, что попал в безвыходное положение.
С сожалением, делая последнюю попытку, он произнёс:
— Вы не даёте мне никакого выхода, господин Шторм.
Шторм покачал головой.
— Если вы смотрите на это так, то можете больше об этом не говорить ни слова.
Теперь покачал головой Вильгельм.
— Нет, так не пойдёт.
— Почему нет?
— Потому, что вы будете считать меня неблагодарным.
Петер Шторм почувствовал, что победа уже близка.
— Нет, — сказал он, — я не буду так считать, господин Тюрнагель. Вы можете об этом не беспокоиться.
— Но это неправильно.
— Почему же?
— Потому, что любой человек смотрел бы на меня именно так.
— А я нет.
Вильгельм немного помолчал опустив голову, потом вздохнул и сказал своё решение:
— Раз у меня нет выбора — я буду играть.
Шторму удалось сдержать свои эмоции под контролем. Деловые люди должны быть постоянно в таком состоянии. Это является их мимическим оружием, когда они, положив на лопатки своего делового партнёра, ничем не выражают свой триумф.
Не говоря ни слова, Шторм протянул руку, Вильгельм тоже. Руки встретились. Этим крепким рукопожатием между фирмой «Электро-Шторм» и её сотрудником Вильгельмом Тюрнагелем были установлены и скреплены новые отношения.
В течение следующих недель во встречах между командами различных фирм в Гельзенкирхене появился новый фаворит — команда фирмы «Электро-Шторм». Раньше она играла лишь второстепенную роль, а теперь от победы к победе поднималась в верхнюю часть таблицы.
Каждый мог видеть, что, прежде всего, это заслуга одного человека — Вильгельма Тюрнагеля. В таком городе, как Гельзенкирхен, помешанном на футболе, это не могло остаться незамеченным, и его имя звучало сначала в узком кругу, потом всё шире и шире.
У игроков «Шторма» имелось постоянное место, где они проводили время после игры. Раньше они «заливали» поражения, теперь «обмывали» победы. В любом случае, в выигрыше оставался хозяин заведения. Этим заведением был трактир «У фонтана», где хозяином был Пит Шмитц, старый друг Теодора.
Вильгельм Тюрнагель хоть и был игроком «Шторма», вокруг которого всё крутилось на игровом поле, не участвовал в этих мероприятиях. Он не ходил больше в трактиры, с тех пор, как запретил себе посещать «Подсолнух».
Пит Шмитц в течение длительного времени слышал в своём трактире много разговоров о Вильгельме Тюрнагеле, но возможности с ним познакомиться у него не было. В конце концов, из любопытства, он сходил на игру электриков. Уже через час он тоже стал фанатом Вильгельма. С этого момента дело приняло совершенно другой оборот. Никто пока ничего не знал, и меньше всего тот, кого это касалось — Вильгельм Тюрнагель.
В «Подсолнухе» опять собралось много народа. Была суббота, вторая половина дня. Футбольный клуб «Шальке» играл на чужом поле. Как всегда, у стойки встретились четыре друга Тео: Йохан Шумахер, Юпп Масловский, Фред Шиковяк и Карл Яворовский. Первым, как всегда, появился Масловский, а последним — Яворовский. Этот порядок у них был всегда. Масловский, старший горный мастер на пенсии, имел в своём распоряжении массу времени; Яворовский, активный агент фирмы по продаже стиральных средств, появлялся всегда в последний момент, когда у него заканчивался рабочий день.
— Где ты пропадал так долго? — встретил его вопросом Масловский.
— Тебе легко говорить, — ответил Яворовский. — Деньги сами не бегают за мной, это я должен гоняться за ними. Два клиента, которым именно сегодня, в субботу, пришла в голову мысль о том, что им нужны новые поставки, держали меня на телефоне. Я мог бы им сказать, что дед Мороз принесёт! Тео, налей пиво, в горле пересохло. Как дела в Брауншвайге? Результат уже есть?
Команда «Шальке» играла в Брауншвайге. Результата пока не было.
— Что у вас нового, господа? — спросил Яворовский остальных.
— У Йохана, — сказал Шиковяк, показывая на Шумахера, — теперь новый статус.
— Здорово! А что произошло?
— На прошлой неделе он стал дедушкой. В первый раз.
Яворовский рассмеялся, глядя на Шумахера, и сказал:
— Поздравляю, Йохан! Что по этому поводу сказала твоя жена? Она была рада?
— Моя жена?
— Да.
— Наоборот, — усмехнулся обувщик. — Она мне чуть глаза не выцарапала.
— Почему? Я не понял.
Шумахер опять усмехнулся.
— Потому что я ей сказал: «Анна, теперь никто не может меня упрекнуть в том, что я сплю с бабушкой».
Шутка была не новой, но, несмотря на это, все засмеялись. Кто-то сказал:
— Очень хорошо! Надо запомнить, чтобы и своей старушке так сказать.
Яворовский продолжил собирать информацию. По делам фирмы он всю неделю находился в разъездах, поэтому по субботам, встречаясь с друзьями, у него была потребность выяснить, что произошло в его отсутствие — если что-то произошло.
Тео Бергер был следующим, к кому он обратился.
— А как у тебя дела? Всё в порядке?
— Нет, — проворчал Тео.
— Нет? Кто-нибудь заболел?
— Нет, но можно так сказать.
— А в чём дело?
— Моя старуха всё время говорит о раке, с тех пор, как жену Пита Шмитца — ты его знаешь, это мой кёльнский друг — выписали из больницы после операции. А что с моей дочкой происходит, я вообще понять не могу.
— С Марианной?
— Да, она бродит по дому, как привидение, — преувеличил Тео. — Иногда и десяти слов за день не скажет.
— А что с ней случилось?
Тео наклонился через стойку и прошептал Яворовскому на ухо:
— Ты знаешь, какая мысль иногда приходит мне в голову?
— Какая?
— Она выглядит так, будто собралась в монастырь.
Яворовский скорчил гримассу.
— Ах, вот оно что! Не смеши! Только не Марианна, Тео!
— Нет, нет, Карл, она выглядит именно так.
— И давно это у неё?
Тео пожал плечами и соврал:
— Я не знаю. Видишь ли, на такие вещи вначале вообще не обращаешь внимания. А потом, в какой-то момент, это бросается в глаза, но чёрт знает, как давно она в таком состоянии. Понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно, Тео! Но это значит, что в последнее время должно было произойти что-то необычное.
— В жизни Марианны?
— Да.
— Я этого не знаю, — опять соврал Теодор Бергер. — Я…
Официант Генрих втиснулся между ними с подносом пустых кружек, так что Теодор вернулся к своим прямым обязанностям. Яворовский быстро допил пиво и поставил пустую кружку на поднос рядом с другими. Тогда он увидел, что Шиковяк пошёл к столу, за которым сидели молодые ребята, у которых на столе стоял приёмник. Они склонились над ним, слушая начало спортивной передачи. Шиковяк постоял там полминуты и вернулся. По выражению его лица нельзя было ничего понять.
— Ну, как там? — спросил его Яворовский, выражая общую заинтересованность.
— 0:0, — прозвучал ответ. — Это продлится недолго.
Разговор, конечно, шёл об игре «Шальке» в Брауншвайге. Остальные встречи тоже вызывали интерес, но во вторую очередь.
Теперь связь между стойкой и столиком с приёмником не прерывалась. Шиковяк, Яворовский, Шумахер и Масловский сменяли друг друга, чтобы оставаться в курсе событий. Кто-нибудь из них шёл к этому столику и возвращался к стойке с актуальными сведениями об играх Бундеслиги.
В Брауншвайге не забили ни одного гола. У большинства присутствующих в «Подсолнухе» это вызвало некоторое разочарование, так как каждый рассчитывал на победу «Шальке». При этом, если смотреть реально, ничья тоже являлась успехом команды.
— Вижу, — сказал Карл Яворовский, — что свой лотерейный билет я могу порвать. А вы?
Другие заявили то же самое. Только один ничего не сказал — Теодор Бергер. Дело в том, что именно в этот момент у него вообще не было времени взглянуть на свой лотерейный билет. За стойкой началась оживлённая работа, а потом, когда стало спокойнее, Тео так и не вспомнил о своём билете. Только двумя днями позже, в понедельник утром, Тео вспомнил о нём и, просмотрев газету за завтраком, увидел, что на все игры он сделал верные ставки, и ему выпал выигрыш по первому разряду.
«Великий Боже!» — подумал Тео и сделал над собой усилие, чтобы не потерять спокойствие. В это время он сидел за столом один. Жена и дочь, как обычно, задерживались.
Тео решил проверить ещё раз. Он тщательно сравнил свой лотерейный билет со сведениями, указанными в газете. Всё верно — он выиграл по первому разряду.
И сумма выигрыша, указанная в газете, составляла 189 972 марки.
«Великий Боже! — подумал снова Тео. — Может что-то не так? Может это ошибка? Может в газете опечатка? Нет, не видно!»
Теперь он был уверен в том, что выиграл!
«Кому же об этом сказать? А надо ли вообще кому-либо говорить? Нет, никому. До тех пор, пока деньги не лягут на мой счёт, а потом, возможно…»
Показалось Сабина.
— Доброе утро, Тео, — сказала она.
— Доброе утро, Бина.
— Ты ещё не начинал завтракать?
— Кофе ещё очень горячий.
Сабина налила кофе в чашку ему и себе. Резким движением Тео пододвинул к себе раскрытую газету, лежавшую около чашки. Неожиданное резкое движение вызвало у Сабины большое удивление.