— Добрый день. Я адвокат…

Во время паузы, которая, вероятно, была сделана для того, чтобы достигнуть определённого эффекта, Марианна снова произнесла:

— Да?

— Возможно, для вас мой звонок не является неожиданностью?

— Нет.

— Я представляю интересы господина Тюрнагеля… Вильгельма Тюрнагеля…

Говоривший опять сделал паузу и, поскольку Марианна тоже ничего не говорила, телефонный разговор минуту состоял из молчания. Марианна за это время успокоилась. Имя Вильгельма вызвало в её душе огромный отклик.

— Вы знаете, что на господина Тюрнагеля подана жалоба? — напомнил о себе адвокат.

— Да, — сказала Марианна, и в горле у неё пересохло.

— Судебное разбирательство состоится на следующей неделе.

— Судебное разбирательство? — воскликнула Марианна в ужасе. — Я думала, что всё уже прошло.

— Как так? Минуя установленные процедуры? — ответил доктор Бернин. — К сожалению, нет. К тому же, обвинения в отношении господина Тюрнагеля очень веские.

Марианна молчала. Адвокат откашлялся.

— Не буду долго об этом рассказывать, — продолжил он. — В том, что произошло, господин Тюрнагель выглядит не очень хорошо. Я как защитник не имею никаких доказательств против обвинений прокурора. У меня нет свидетелей, которые могли бы выступить в его защиту. Единственный свидетель — это вы, Марианна Бергер, но господин Тюрнагель не желает этим воспользоваться. Он против того, как он сказал, чтобы втягивать вас в это дело. Когда я ему говорю, что из-за этого он может попасть в тюрьму, он лишь отвечает: «Не возражаю». Поэтому я хочу вас спросить, Марианна, вы тоже того же мнения и…

— Нет! — воскликнула Марианна.

— Видите ли, я этого ожидал, — удовлетворённо произнес доктор Бернин. — Поэтому и позвонил вам. Я рассчитывал на ваше чувство справедливости, и меня не касается, что произошло между вами и моим клиентом. Вы согласны выступить свидетелем со стороны защиты, если я вас об этом попрошу?

— Да.

— Даже вопреки желанию господина Тюрнагеля?

— Он же не может быть настолько упрямым! — вновь проявился у Марианны столь долго сдерживаемый темперамент.

— Напротив, может, — сказал доктор Бернин. — Я уже несколько раз был склонен отказаться от этого клиента. Видите ли, я работаю адвокатом в той же фирме, что и он, и её владелец так или иначе заставил меня взяться за это дело.

— И он действительно против моего участия в этом деле в качестве свидетеля? Он знает о вашем звонке ко мне?

— Всё зависит от вас и от того, насколько близко к сердцу вы это принимаете. Что поставлено на карту, я вам сказал. О моём звонке он ничего не знает.

Марианна некоторое время молчала и потом сказала:

— Вы можете на меня рассчитывать, господин адвокат.

— Спасибо, Марианна. Вы не могли бы зайти ко мне, чтобы обсудить некоторые вопросы? Желательно поскорее, так как судебное заседание состоится уже скоро.

— Хорошо, — ответила Марианна. — Тогда лучше всего сегодня, не так ли?

— Прекрасно! Вы не против пятнадцати часов? Подойдёт? Да? Спасибо. Адрес моего бюро…

После того, как Марианна положила трубку, отец ожидал от неё объяснений. Он не посчитал нужным уйти во время телефонного разговора, но Марианна была немногословной:

— Мне нужно сегодня уйти после обеда.

Для Тео этого оказалось недостаточно.

— Куда? — спросил он.

Марианна показала на телефон.

— К нему.

— К адвокату? — Из услышанной части разговора Тео кое-что понял, и его предположения были близки к истине.

— Да, — кивнула Марианна.

— Чего он хочет от тебя?

— Я ему нужна в качестве свидетеля.

— Ага. — Это «ага» прозвучало очень красноречиво. Тео продолжил: — А у него не было желания поговорить и со мной?

— Почему и с тобой? — холодно спросила Марианна.

— Потому что я твой отец.

— И с мамой? Он и с ней должен был поговорить?

Тео прикусил язык. «Так ответить, — подумал он, — она мне раньше не смогла бы. Я не знаю, что с ней произошло. Но сегодня…»

— И ты пойдёшь к нему?

— Конечно.

— Даже если хорошо подумать?

— Да.

— То, что это ошибка, тебе не ясно?

— Может быть, — произнесла она и добавила, в качестве утешения, которое таковым не являлось, — но если это и будет ошибкой, обещаю, в ней я сама разберусь. Тебя я беспокоить не стану.

***

В «Подсолнухе» опять приближался день отдыха. Теодор Бергер радовался предстоящей привычной встрече с Питом Шмитцем, однако в последний момент всё изменилось. К Бергерам неожиданно приехал родственник из Восточной Германии и Тео не мог оставить жену с ним. Ругаясь в душе, Тео хотел позвонить своему другу и сказать об этом, но что-то случилось со связью. После многочисленных неудачных попыток Тео позвал официанта Генриха, который жил недалеко от трактира «У фонтана», и попросил его сделать пару лишних шагов до Шмитца, чтобы передать информацию о случившемся. Шмитц и Генрих были старыми приятелями, и именно по этой причине Генрих работал в другом трактире. Он предпочитал, чтобы между работником и шефом была определённая дистанция.

Когда он вошёл в трактир, то решил полчасика посидеть и пропустить глоточек. Он даже не предполагал, что эти полчаса растянутся и станут очень важной фазой в жизни жителей Гельзенкирхена.

Общий зал наполовину пустовал, но шум, доносившийся из соседней комнаты, указывал на то, что там шла оживлённая беседа. Другим признаком, указывающим на это, было то, что официант, обслуживающий эту комнату, часто бегал к стойке и обратно.

Генрих пил пиво у стойки. То же самое делал низкорослый мужчина, немного отодвинувшийся в сторону, когда Генрих подошёл к стойке. После первого восхитительного глотка, Генрих отставил кружку, кивнул в сторону соседней комнаты, и сказал хозяину, как обычно стоявшему у разливного крана:

— Большое оживление.

— День рождения, — ответил Пит Шмитц.

— Молодцы, они скоро запоют.

— Лидер футбольной команды, — вмешался в разговор, улыбнувшись, невысокий мужчина.

— Лидер команды?

Пит Шмитц, на которого Генрих посмотрел вопросительно, дал такое пояснение: у него в гостях футбольная команда. Они приходят сюда регулярно. От одной фирмы. То есть это футбольная команда фирмы. Шеф сегодня присутствует лично, чтобы оказать честь тому, чей день рождения. Этот парень — звезда команды.

— Это вам ничего не говорит — звезда команды? — опять вмешался в разговор невысокий мужчина.

— Вы имеете отношение к этой команде? — ответил Генрих.

Невысокий мужчина покачал головой.

— Косвенное.

— Нет, — возразил Пит Шмитц, — ты принадлежишь ей целиком и полностью, это знает каждый.

Оба они знали друг друга уже давно.

— Как часто им приходится играть? — спросил Генрих.

— Как часто? Что скажешь по этому поводу? — переспросил Пит невысокого мужчину. — Ты хорошо знаешь график игр, Штуммель.

— Каждую неделю. Они не знают, куда деваться от приглашений. Все хотят посмотреть на звезду.

«Какая-то ерунда у них с этой звездой, — подумал Генрих. — Разве может быть такое, чтобы звезда играла за команду фирмы».

Несмотря на эту мысль, чтобы не обидеть обоих, он сказал:

— Это становится любопытно.

Неожиданно помрачневший Штуммель произнёс:

— К сожалению, он нас скоро оставит.

— Почему?

— Потому что его заберут в Бундеслигу. Это неизбежно. Я даже удивляюсь, почему этого не произошло до сих пор. Но в день, когда его увидит главный тренер, всё будет решено.

«Бундеслига? Какое безумие!» — Генрих вынужден был себя сдерживать, чтобы не рассмеяться и не постучать по лбу. Но это желание исчезло, когда он услышал продолжение рассказа невысокого мужчины, которого Пит Шмитц называл Штуммелем:

— Знаете, дело в том, что в России он должен был войти в состав национальной молодёжной сборной. Полгода назад он приехал сюда, в Гельзенкирхен, как поздний переселенец, но он относится к такому типу людей, из которых слова надо клещами вытягивать. Другой бы на его месте уже давно бы создал себе рекламу, а этот до последнего утаивал, что с ним там вообще было. Только его шеф оказался хитрее, поговорил с ним с глазу на глаз, и тогда он во всём признался. Правда, пришлось его уговаривать. Я уверен, он нам рассказал далеко не всё. Вообще-то он чудак. Живёт в основном один. Сидит всё время в своей комнате и зубрит. Говорят, что хочет повысить квалификацию. То, что он сейчас здесь — исключительный случай. Иначе не могло и быть, не мог же он на свой день рождения отправить замену.

Штуммель повернулся к хозяину.

— Так, Пит?

— Точно, — кивнул Шмитц.

Со скептическим выражением лица Генрих сказал Штуммелю:

— О таком мастере после его прибытия сюда из России было бы давно известно. Ведь он состоял в национальной сборной, как вы сказали.

— Нет, — возразил Штуммель, — я сказал, что он должен был перейти в национальную сборную юниоров. Как раз тогда, когда его карьера должна была только начаться, и его фамилия стала бы известна за границей, всё было кончено: его родители, у которых имелись немецкие корни, подали заявление на переселение в Германию. Именно поэтому ему всё обрезали. В коммунистическом государстве это мгновенно приводит к тому, что перед человеком закрываются все пути. Он может остаться без работы, без жилья, а если к тому же он ещё и спортсмен, то, само собой разумеется, его исключают из списка кандидатов в национальный состав. Я уверен, что вы читали об этом в газетах.

— Да, — признался Генрих.

Штуммель поднял кружку, чтобы смочить горло, пересохшее после долгого рассказа. Как раз в это время из соседней комнаты кто-то вышел в туалет и увидел Штуммеля.

— Эй, Штуммель! — крикнул он. — Ты давно здесь? Мы тебя потеряли. Обычно ты всегда среди первых. Что ты здесь стоишь? Пойдём к нам.

— Пит и я кое-что здесь разъясняли, Удо, — ответил Штуммель, взял кружку, кивнул Генриху и принял приглашение Удо. Когда он вошёл в соседнюю комнату, там поднялся сильный шум. Вся команда хором приветствовала Штуммеля.

Пит Шмитц и Генрих посмотрели ему вслед. После того, как он скрылся, трактирщик сказал: