Пит Шмитц, как и Теодор Бергер, представлял собой гору мяса и костей. Он не был уроженцем Рурского бассейна, так как родился в Кёльне. Самой большой его печалью было то, что судьба занесла его в Гельзенкирхен, и из-за этого он не мог каждый день видеть башни Кёльнского собора. Эта рана не заживала в его душе. По крайней мере, он хотел, чтобы его похоронили там, и давно уже написал в завещании, чтобы после смерти его тело перевезли в Кёльн.

На примере Пита нашло подтверждение изречение: «коренной житель Кёльна может быть счастливым только в тени башен Кёльнского собора». Когда где-нибудь зазвучит нестареющая песня Вильгельма Остермана «Тоска по Кёльну» и пропоют строку «Я мог бы пешком до Кёльна дойти», то гигант Пит Шмитц усаживался где-нибудь в стороне и закрывал руками лицо, чтобы никто не видел слёз в его глазах. Всё человечество он разделил для себя на две группы — на жителей Кёльна и других. Его привычное выражение состояло из пяти слов: «Как же вы достойны сожаления!» При этом он имел в виду всех тех, кто не был жителем Кёльна.

Когда раздавалось кодовое слово «карнавал» — это был конец. Пит Шмитц объявлял тогда весь земной шар вне Кёльна зоной вакуума, абсолютной пустоты и безжизненности.

В Гельзенкирхен Пит, вместе с другими интересами, также принес с собой увлечённость футбольным клубом «Кёльн», чьё мастерство значительно превосходило мастерство футбольного клуба «Шальке 04». Из-за этого случались постоянные конфликты с Теодором Бергером и не только с ним.

— Пит, ты идиот, — начался опять такой конфликт.

— А ты нет, Тео?

— Я нет.

— Ты думаешь, что после последнего игрового дня можешь радоваться?

— Не только после последнего.

— Прекрати! — Пит усмехнулся пренебрежительно. — Это смешной результат! — Пит посмотрел презрительно. — Против команды, замыкающей турнирную таблицу. — Пит рассмеялся. — Благодаря голу в свои ворота.

— Выигрыш есть выигрыш, Пит. Кроме того, был не только гол в свои ворота, но ещё и два других, если ты забыл.

— Но гол в свои ворота был решающим. С него всё и началось. Потом леверкузенцы развалились, это же ясно, а для твоих футболистов — забойщиков из «Шальке» это была уже детская игра, и домой они поехали с победой. Хорошая команда могла бы легко выиграть со счетом 10:0, ты понял?

— Нам хватит и 3:0, — Тео многозначительно рассмеялся.

Пит промолчал. Схватив тряпку, он начал до блеска натирать кран.

— 3:0 это всё-таки не 0:3, — продолжил Тео, допил пиво, вытер рукой пену со рта и протянул Питу пустую кружку, вместе с другими, чтобы наполнить.

Пит молча отложил тряпку и стал наполнять кружку пенящимся пивом.

— Или ты другого мнения? — спросил его Тео, чтобы расшевелить.

Это ему удалось, так как Пит проворчал:

— Иди ты к чёрту.

— Почему, Пит? Что ты скажешь про ваш счёт 0:3 в Гамбурге?

— Наши проиграли эту игру по другой причине: из-за арбитра!

— А что произошло? — На лице Тео опять заиграла насмешка. — Можешь мне сказать?

Кружка наполнилась, и Пит пододвинул её к Тео. При этом спросил:

— Ты смотрел «Спортстудию»?

— Да.

— Тогда ты видел, как его освистали.

Тео пожал плечами.

— К сожалению, я не заметил ничего плохого, Пит.

— Ты что, ослеп, Тео?

— Почему ты меня не спросишь, не сидел ли я опять перед телевизором пьяным? — сострил Тео, так как в связи с победой «Шальке» не мог скрыть свою радость. — Ты обычно всегда так делаешь.

— И по праву, Тео, раз ты пропустил то, что произошло в Гамбурге. Если бы ты был объективен, ты бы мне признался.

— Может, он был пьян, Пит?

— Кто? Арбитр?

— Да.

— Нет, нет, это было бы не так позорно, — сказал Пит с выражением. — Тут должно было быть что-то значительно хуже.

— Что же?

— Подкуп.

— Только не это, Пит.

— Именно так, Тео. Я даже уверен, что в душе ты со мной согласен. Вся Германия видела, что вратарь гамбургцев в самом начале игры достал мяч из-за линии ворот, и даже не в паре миллиметров за линией, а полметра. Я это утверждаю. Ты знаешь, сколько это будет — полметра?

— Приличное расстояние, Пит.

— Вот видишь, ты сам это сказал. А теперь ты стоишь здесь и пытаешься меня убедить, что ты не видел этого? Ты самому себе не веришь. Но я уже давно знаю, почему. Ты хочешь вывести меня из себя, больше ничего.

— Пит, — сказал Тео, — против этого решения арбитра даже угловой судья не протестовал. Как ты мне это объяснишь?

Пит ответил не сразу, и сначала пару раз кивнул головой, а затем произнес торжественным голосом:

— С этим ничего не поделаешь. Прекрасные ребята! Образец для спортсменов! Когда вспоминаю, что я здесь, на вашем стадионе, в таких ситуациях пережил — великий Боже!

Он сложил молитвенно руки, посмотрел вверх, покачал головой и, немного успокоившись, сказал Тео:

— Хочешь ты того, или нет, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да, да, я знаю, Пит… что мы достойны сожаления. Именно это ты хочешь сказать, не так ли?

— А разве это не так, Тео, если быть честным?

Теодор рассмеялся. Он мог это себе позволить со счетом 3:0 за спиной. А Пит, со счетом 0:3, наоборот оказался в невыгодном положении и не мог позволить себе иронизировать.

Незаметно наступил момент, когда оба поняли, что лучше снова вернуться к нормальному разговору. Поэтому они «зарыли топор войны» и снова стали друзьями.

— Чем занимается Бина? — спросил Пит.

— Вяжет.

— А Марианна?

— Читает.

Теодор сделал большой глоток и спросил:

— А твоя Ингрид, как у неё дела?

Ингрид была супругой Пита. Она лежала в больнице, где ей должны были удалить матку. Пит познакомился с Ингрид, когда служил солдатом в Гельзенкирхене, и поэтому остался здесь. Гостевой дом, которым управлял Пит, достался Ингрид по наследству, так как она происходила из старой гельзенкирхенской семьи, владевшей трактиром. Несколько месяцев назад она стала жаловаться на боли в нижней части живота.

— На следующей неделе она вернётся домой, — ответил Пит.

— Она довольна?

— Да, — протянул Пит, — но …

— Что но?

— У неё всё почти нормально… в душе, понимаешь. В душе, а не в теле.

— Ты должен ей сказать, чтобы она не наделала глупостей, Пит.

— А что я всё время делаю, как думаешь? Всякий раз, когда я с ней говорю, то говорю именно об этом.

— Не помогает?

— Нет.

— Но ты говорил, что операция прошла успешно.

— Со слов врачей — да, — Пит скептически пожал плечами. — Но ты же знаешь, они всегда так говорят.

— Только не начинай опять про это, Пит, — заявил Теодор голосом, полным оптимизма. — Сейчас хирургия не то, что раньше, когда даже против аппендицита врачи были бессильны. Сегодня они делают такие вещи, что и не поверишь.

— Но не с раком.

— И с раком тоже.

Пит промолчал. После водки на душе у него было скверно, и он, в виде исключения, налил себе ещё одну рюмку.

Теодор обдумывал, что можно ещё сказать в такой ситуации. Слова утешения здесь явно не к месту.

— Пит, — сказал он, — я тебе рассказывал про мою сестру, что живёт в Майнце?

— Та, что замужем за агентом по продаже вина?

— Да.

— И всегда тоскует по Гельзенкирхену?

— Да. А ты знаешь, что с ней случилось восемь лет назад? Нет, ты этого не знаешь!

— Что же?

— У неё только одна грудь.

Молчание. Пит посмотрел озадаченно.

— Дело дрянь! — произнёс он.

— Она, конечно, не хочет, чтобы об этом кто-либо знал, — продолжил Теодор. — Но вы незнакомы, поэтому я могу тебе это сказать в виде исключения. Хочешь знать, почему я это делаю?

— Почему?

— Для этого есть две причины. Первая заключается в том, что она живёт уже восемь лет, и это доказательство того, что врачи сейчас могут бороться с раком. А вторая — что она сейчас охотно поменялась бы с кем-нибудь, у кого нет матки, чтобы иметь две груди. Вот об этом твоя Ингрид должна думать.

Пит молчал.

— И ты прежде всего, — добавил Теодор.

— Ты полагаешь, что я ни о чём другом не должен думать, кроме как об этом чёртовом раке? — спросил Пит.

— Нет, конечно, — охотно переменил тему Теодор. — В следующую субботу франкфуртцы останутся ни с чем.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Ты знаешь, о них нельзя говорить так однозначно. Это самая своенравная команда Бундеслиги. Один раз они могут сыграть отвратительно, а потом сметают всех противников, как чемпионы мира.

— Но только не в следующую субботу, Пит.

Оба опять погрузились в футбол, общую для них тему, и отвлечь Пита можно было только этим. Теодор знал, с кем имеет дело. (Пит, конечно, тоже.)

— Почему ты в этом так уверен, Тео?

— Потому что я знаю, против кого они должны будут играть.

Пит вопросительно посмотрел на Теодора. Он был не в курсе, так как больница и связанные с этим переживания отвлекли его от программы Бундеслиги на некоторое время; это его сейчас не волновало.

— Ты ведь тоже знаешь это, Пит, — сказал Тео. — Не смотри на меня так.

— Если честно, то не знаю, Тео. Последние два-три дня я вообще об этом ничего не знаю. Они играют на чужом поле?

— Да.

— Где? Может в Мюнхене против баварцев?

— Нет, — ответил Тео и улыбнулся.

— Где же?

— В Кёльне.

Тео рассмеялся. Пит — тоже, и произнёс:

— Ты мошенник, Тео.

— Пит, — заверил его Тео, — ты можешь мне поверить. Я убеждён в том, что «Кёльн» выиграет.

— Тогда и «Шальке» выиграет, — отплатил ему Пит.

— Однозначно.

— Правда я не знаю, против кого они играют.

— Против «Баварии».

— Где? Дома или в Мюнхене?

— В Мюнхене.

Установилась напряжённая тишина и через некоторое время Пит произнёс:

— Теодор!

Редко, когда Пит называл своего друга «Теодором», и это указывало на серьёзность момента. То же самое означало, когда Бергер произносил не «Пит», а «Петер».

— Да? — ответил Тео.

— Я должен поправиться, Теодор.

— В каком смысле, Петер?

— Они не смогут выигрывать эту игру. Какую-либо другую — да, но не эту.

— Ты говоришь о кёльнцах?

— Нет, к сожалению о «Шальке», Теодор.

— Мне тоже жаль, Петер. Ты действительно думаешь, что я считаю гамбургцев слабее, чем твои кёльнцы?

— Вот теперь ты опять показываешь своё истинное лицо.

— Так же, как и ты своё.

Так они обменивались шпильками, пока Тео Бергер не почувствовал, что наступило время идти домой. Когда это произошло, он вызвал такси, так как «загрузился под завязку». Это не означало, что он совсем не мог уже передвигаться. Нет, такого с ним никогда не случалось. Даже с большим количеством алкоголя в крови он держался хорошо, во всяком случае, в физическом отношении. В моральном плане, правда, не очень.