За своей стойкой Теодор не пил никогда или в очень редких случаях. Он возмещал это у стойки Пита. Пит Шмитц поступал также. Таким образом, это гарантировало, что трактиры, которые им обоим принадлежали, имели безупречную славу.

В такси Теодор испытал то, чего с ним никогда не случалось. Он сел на сиденье рядом с водителем и, страдая от частой икоты, мешавшей говорить, пристал к водителю с рассуждениями о современной торговле людьми.

— Они покупают … и продают их, как … неживой товар.

— Да, — ответил водитель, руководствующийся правилом соглашаться с каждым пьяным пассажиром, даже если не ясно, о чём идёт речь.

— И это я называю со… современной работорговлей.

— Да.

— Может вы знаете другое название?

— Нет.

— Тогда вы со мной согласитесь, что они тоже лю… люди?

— Кто? — спросил шофёр лишь для того, чтобы определить четкие границы, о чём дальше пойдёт разговор.

— Футболисты, — ответил Тео.

— Конечно.

— При этом у нас ещё есть виды на золото в игре против футболистов Италии и Испании.

И тут водитель вынужден был сделать признание, услышав которое Теодор Бергер испытал то, чего никогда до этого не испытывал. Шофёр сообщил, что ничего в футболе не понимает. Он так и сказал:

— Вы знаете, я не интересуюсь этим видом спорта.

Сначала Тео не мог в это поверить. Молчание длилось некоторое время, затем он недоверчиво спросил:

— Чем вы не интересуетесь?

— Футболом.

Как глубоко это задело Теодора, показал его ответ:

— Тогда я хотел бы узнать, что вы… за человек.

— Вполне нормальный, надеюсь, — рассмеялся шофёр.

— Вы не гель… гельзенкирхенец?

— Нет, я здесь родился.

Тео этому не поверил.

— Здесь родились?

— Конечно.

— А «Шальке»?

— А что с ним?

— Это вам ни о чём не говорит?

— Нет.

Тео расстроился. Некоторое время он не знал, что сказать. Если бы он имел дело с шофёром-женщиной, тогда понятно, так как женщины не в счёт. Но когда гельзенкирхенец не интересовался ни футболом вообще, ни «Шальке» в особенности — это выбивало почву из-под ног. Такое ему никогда ещё не встречалось. Даже икота прекратилась. Он не мог в это поверить.

— Вы меня дурачите? — спросил наконец Тео.

— Ни в коем случае, — заверил шофёр. — Как я могу?

Через некоторое время он остановил машину. Они приехали по адресу, который Теодор назвал, когда садился, но Теодор не выходил. Он хотел задать несколько вопросов, чтобы внести какую-то ясность.

— Вы женаты? — прозвучал первый.

— Да.

— Жена строгая?

— Почему?

— Я предполагаю, что это из-за вашей жены. Это она решает, что смотреть по телевизору?

Шофёра этот допрос развеселил, и он рассмеялся.

— Почему?

— Я знаю случаи, когда жёны не позволяют смотреть спортивные передачи.

— Моя ничего не имеет против.

— И, несмотря на это, футбол вас не интересует? Несмотря на это, вам безразлично, выиграет «Шальке» или проиграет?

— Да.

— Я этому не верю, — сказал Тео, покачав головой. — Я не могу ни есть, ни пить, когда «Шальке» проигрывает.

— Мне безразлично. Вообще.

Тео начал сердиться.

— Знаете, о чём вы мне напомнили?

— О чём?

— Об одной шутке, которую я слышал в Мюнхене. Сидят двое в трактире: местный житель и китаец, прекрасно понимающий по-немецки, чёрт знает откуда. Мюнхенец съел три блюда и выпил друг за другом десять кружек пива. Китаец съел одно блюдо, выпил одну кружку пива и посмотрел смущенно на мюнхенца. Потом не выдержал и спросил: «Как вы можете столько есть и пить? Это отвратительно. У нас, у китайцев, другой менталитет. Мы должны на еду настроиться. И заканчиваем кушать тогда, когда утолим чувство голода, а пить, когда утолим жажду». На это мюнхенец ответил: «Прямо как животные».

Шофёр громко рассмеялся и хлопнул себя по бедру.

— Над кем вы смеётесь? — спросил Тео с неподвижным выражением лица. — Над мюнхенцем или над китайцем?

— Конечно над китайцем.

— Неправильно! Насмешку заслужил не он. Подумайте над этим хорошенько.

Тео вынул кошелёк из кармана.

— Сколько я вам должен?

— Девять марок.

Хотя всего набежало три марки и восемьдесят пфеннингов, остальное составлял процент нечестности, которую шофёр мог запросить в зависимости от степени опьянения своих клиентов. Он часто выкачивал значительные суммы у пьяных фанатов «Шальке».

«Подсолнух» лежал в полной темноте; ни в одном окне не горел свет. Все уже спали, и поэтому поздно вернувшийся домой Теодор старался избегать ненужного шума, когда направился в спальню. У мужчин, старающихся не шуметь в такой ситуации, получается всё наоборот. Они не зажигают свет и натыкаются на стулья, спотыкаются на лестнице и цепляются за ковёр.

Сабина привыкла к тому, что её сон прерывали.

— Включи свет, — сказала она ясным голосом, когда услышала в темноте шум.

— Нет.

— Почему нет?

— Я не хочу тебя будить.

— Я уже не сплю.

— Почему, хотел бы я знать.

Не зная, что на это ответить, Сабина сказала:

— Вы сегодня оставили меня на весь вечер одну.

Теодор нащупал выключатель, и в спальне стало светло. Ослеплённая ярким светом, Сабина закрыла глаза. Теодор сел на кровать и начал снимать туфли. Он делал это осторожно, чтобы не опрокинуться вперёд головой. Во время своих стараний он разговаривал с женой. При этом его голос звучал глухо, так как голова находилась ниже края кровати.

— Ты когда-нибудь такое видела?

— Что именно? — ответила Сабина без особого интереса.

— Один водитель такси не должен ходить на футбол?

— Почему не должен?

— Потому, что его старуха запрещает ему.

Тео кряхтел, частично от возмущения на эту неизвестную ему женщину, частично от того, что стягивание туфель составляло определённую трудность. Он продолжил:

— Правда, он спорил, но так делают все подкаблучники, когда им стыдно, что жена не позволяет ему даже телевизор смотреть.

Он оставил возню с туфлями, выпрямился и, повернувшись, сказал Сабине:

— Ты не позволяешь себе такого.

Сабина открыла глаза, но как выяснилось, слишком рано. Она почувствовала, что глаза ещё не привыкли к свету и поэтому снова быстро их закрыла.

— Посмотри, в каком виде ты ложишься в кровать, — сказала она.

Теодор снова занялся своими туфлями. Кряхтя, ему наконец удалось стянуть их с ног. Затем он занялся остальной одеждой: часть бросил на стул, а часть на пол, потом накинул пижаму.

Между тем Сабина попыталась снова открыть глаза, и ей это удалось.

— Сколько ты опять выпил? — спросила она.

Такой вопрос из уст жены трактирщика был неуместен. Теодор вполне обоснованно пропустил его мимо ушей.

— Жену Пита скоро выпишут из больницы, — сообщил он, включил настольную лампу, выключил верхний свет и медленно залез в кровать.

— Она, наверное, довольна, — высказала своё мнение Сабина.

— Нет, — сказал Тео.

— Почему нет?

— Пит сказал, что не довольна.

— Уверяю тебя, что каждый радуется, когда его выписывают из больницы.

Наконец Тео удалось удобно улечься в постели. Пару раз глубоко вздохнув он, довольный, провёл руками по одеялу, под которым лежал, разгладил его и вытянулся. Затем произнёс:

— Это всё из-за рака.

Эти слова поразили Сабину.

— Ужасно! — вырвалось у неё.

— У неё на этот счёт нет иллюзий, — сказал Тео, выключая настольную лампу. — И если ты задумаешься, то поймёшь, что она права. Очень многие после операций по удалению раковой опухоли, которые прошли будто бы успешно, потом протягивают ноги. Такого же мнения придерживается и Пит.

— Надеюсь, ты ему ничего такого не наговорил, Тео?

— Конечно нет, Бина. Его не обманешь. И меня в такой ситуации тоже не проведёшь.

Жена произнесла тревожно:

— Тео!

— Что?

— Мы не должны об этом думать.

— О чём?

— Что тоже можем оказаться в такой ситуации.

— Конечно нет. А кто говорит об этом?

— Ты.

— Я? Когда?

— Только что.

Тео задумался, попытался восстановить в памяти, что он сказал, и до него стало медленно доходить, что страх Сабины мог иметь основания.

— Но это глупость, Бина, — произнёс он. — Ты опять представляешь себе ужасный кошмар, так как всё примеряешь на себя, когда я что-нибудь скажу. Я же сказал отвлеченно и никого конкретно не имел в виду. Тем более нас.

Сабина некоторое время помолчала, затем вздохнула и сказала:

— Никто не знает, что там у нас внутри, Тео.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, рак, например.

— Прекрати, Бина, — сказал он сердито. — У тебя крепкое здоровье, как и у меня.

— То же самое говорила мне о своём здоровье жена Пита, когда мы полгода тому назад встретились, и я спросила её, как дела.

В темноте комнаты никто не мог видеть, как у Тео вздрогнули плечи, однако он сказал:

— Ей не повезло.

— А кто может гарантировать, что с нами не произойдёт то же самое, Тео?

Это ему не понравилось.

— Прекрати сейчас же, не накликай беду. Вы, женщины, ужасны с вашим раком. Вы не знаете никакой другой темы, когда речь заходит о болезнях. Только не говори об этом с нашей дочкой.

Было слышно, как он повернулся на другой бок и сказал:

— Дай мне поспать. Спокойной ночи.

Однако его желанию не суждено было исполниться.

— Кстати, о дочке, — сказала Сабина. — Такого, как сегодня, я никогда не испытывала. Я весь вечер просидела одна у телевизора.

Тео пробурчал что-то непонятное.

— Как только ты ушёл, ей позвонили, и она ушла в кино, — продолжила Сабина. — Тео ничего не ответил. — Только не подумай, что она ушла с подружкой, — произнесла Сабина. Тишина. Уже уснул?

— Это не тот случай, — закончила Сабина. — Она ушла с этим Тюрнагелем.

На кровати Тео возникло движение. Он повернулся к Сабине.

— Как он нашёл её?

— Я тоже хотела бы это знать.

Для продолжения разговора Тео потребовалась пауза, чтобы всё обдумать. Алкогольные пары в его мозгу оказывали тормозящее воздействие на маленькие серые клеточки.

— Он позвонил, ты сказала? — продолжил он.

— Да.

— Откуда он узнал номер?

— Глупый вопрос, — ответила Сабина. — Или из телефонной книги, или у самой Марианны.

Пауза.

— В какой кинотеатр они ходили?

— Я не знаю.

— Ты с ней ещё не разговаривала?

— Когда?

— Когда она пришла домой.