— Перед тем, как идти спать, я её не видела.

Длительная пауза. Затем:

— Во сколько ты пошла спать?

— Около одиннадцати.

— И она к тому времени ещё не вернулась?

— Нет.

Тео повернулся в другую сторону. Почти сразу Сабина закрыла глаза, так как стало светло. Тео включил настольную лампу. Он откинул одеяло и свесил ноги с кровати.

— Что ты хочешь делать? — спросила Сабина.

— Посмотреть.

— Марианну?

— Естественно.

— Не сейчас. Уже далеко за полночь. Не буди её.

— Ты думаешь, она спит?

— В такое время? Наверняка.

— Я хочу в этом убедиться, — сказал Тео и зашаркал к двери.

— Только тихо. Не разбуди её! — прошептала ему вслед Сабина. — Ребёнок спит!

Теодор, не поворачиваясь, кивнул и на цыпочках вышел. Комната Марианны располагалась в другом конце прихожей. Некоторое время Сабина ничего не слышала. Она устала, и глаза сами закрывались. Но вот она услышала, что Тео возвращается, но уже не тихо, а рассерженно и шумно. Значит нет необходимости сохранять тишину. Сабина поняла, с каким известием возвращается Теодор.

— Ну что? — всё же спросила она, как будто сомневаясь.

Он остановился у порога, рассерженный, что ему пришлось, как идиоту, ходить на цыпочках, в то время, как для этого не было оснований. Поэтому ему захотелось отомстить. Он поманил Сабину пальцем.

— Пойдём, — сказал он шёпотом, — не упусти случая посмотреть, как сладко она спит. Это надо видеть. Только тихо.

Сабина медленно встала с кровати.

— Только тихо, — повторил Тео.

Сабина надела тапочки и пошла за ним.

— Ты мне так и не сказал, — промолвила она, — её действительно нет?

Он взял её за руку и повёл по коридору. Всякий раз, когда она хотела что-то сказать, он останавливал её порыв тем, что прикладывал палец к губам и шептал:

— Тссс!

Дверь в комнату Марианны в конце прихожей была открыта, её кровать, стоявшую в комнате справа, можно было увидеть с порога, и она была нетронутой.

— Этого не может быть, — сказала Сабина, уставившись на пустую кровать.

— Я думаю, может, — мрачно произнёс Тео Бергер.

***

Когда Вильгельм Тюрнагель встретился с Марианной, то не стал заходить в «Подсолнух». Он позвонил в дверь, и Марианна вышла к нему, изысканно одетая. Она выглядела восхитительно. Стоял тёплый весенний вечер, поэтому она надела лёгкое льняное платье. У неё была прекрасная фигура, что оставалось загадкой для всех знакомых, потому, что Марианна никоим образом не походила на своих родителей. Массивность Теодора и полнота Сабины должны были бы дать другую смесь. Как видно, внешность Марианны служила лучшим доказательством того, что природа иногда не придерживается собственных законов.

На голове Марианны красовалась беретка, не скрывающая полностью каштановые локоны девушки. Тёмные глаза и полные губы улыбались, белые зубы блестели. О ногах Марианны молодые люди, посещавшие «Подсолнух», говорили: «Как должен быть прекрасен вокзал, в который ведут эти восхитительные рельсы». Ей понравилось, как Вильгельм с ней поздоровался, и она этого не скрывала.

Вильгельм Тюрнагель казался сдержанным, когда Марианна подала ему руку. Его светлая шевелюра с аккуратным пробором возвышалась над Марианной почти на целую голову. Не было сомнений, что пробор сделан специально к этому вечеру, так как обычно Вильгельм давал своей гриве абсолютную свободу. Марианна, взглянув на пробор, решила, что он заслуживает того, чтобы бесследно исчезнуть. Но об этом можно будет позаботиться потом, подумала она.

— Надеюсь, вы на меня не сердитесь, — сказал Вильгельм.

— Сержусь? Почему?

— Потому что я вам позвонил.

— Я очень рассердилась, — сказала она и строго погрозила пальцем, при этом выражение её лица оставалось весёлым.

— Я один час не иметь мужества, пока я себе хватать смелость…

— Отважиться.

— Что… отважиться? — спросил Вильгельм неуверенно.

— Так говорят — «отважиться», — объяснила Марианна безо всякой иронии.

— Спасибо. Вы моя самая лучшая учительница, — произнес он на безупречном немецком. Было понятно, что эта фраза заучена.

— Разве мы об этом не договорились?

— Точно, — улыбнулся он.

— Куда мы идём?

— В кино.

— Это понятно. На какой фильм?

— Я не знаю.

Марианна удивилась, но потом рассмеялась.

— Вы же меня пригласили? Значит должны знать, куда мы пойдём.

— Это вы должны решить.

— Почему не вы?

— Мне всё равно, где я сидеть. Я не смотреть фильм, я смотреть на вас. Так что фильм должен нравиться вам, не мне. Поэтому вы должны решить.

Они уже отошли на некоторое расстояние от «Подсолнуха». Марианна остановилась.

— Вильгельм, вы же не можете девяносто минут глазеть на мой профиль.

— Глазеть? Что это значит?

— Пристально смотреть… рассматривать.

— Почему же, я мочь.

— Не забывай, что будет темно, Вильгельм.

— Всё равно, я мочь.

— Нет, потому, что я этого не хочу, — сказала Марианна и притопнула ногой, но её глаза опять улыбались. — Я запрещаю вам.

— Не имеет смысла, Марианна.

— Тогда я не пойду в кино.

— Пойдёте.

— Нет.

— Вы меня шантажируете?

— Да, — рассмеялась Марианна.

Вильгельм взял её за руку и потянул за собой.

— Пойдёмте. Я с вами ходить в полицию и делать заявление.

В первом кинотеатре, куда они пришли, шёл фильм ужасов с Франкенштайном. Это не то, что хотелось. Во втором показывали американский фильм про войну. Опять не то. В третьем их привлекла французская лента.

— Отлично, — сказал Вильгельм.

— Почему? — спросила Марианна.

— Потому что французский, — улыбнулся Вильгельм, и добавил протяжно, — про любооовь.

Казалось, что это слово таяло у него на языке.

— Вильгельм!

Он посмотрел на неё.

— Да?

Марианна поманила его указательным пальцем, чтобы он подошёл поближе, встала на цыпочки и принюхалась.

— Что вы сегодня пили?

— Я?

— Да, вы! Только не лгите мне.

Вильгельм сразу покраснел.

— Рюмку коньяка.

— Рюмку?

— Три.

Марианна покачала головой.

— Вы ведь мне говорили, что не употребляете алкоголь.

— Сегодня это было необходимо.

— Почему?

— Потому что я без него не иметь мужества позвонить вам.

«Как так можно? — подумала Марианна. — Если бы я рассказала об этом какой-нибудь из моих подруг, она бы больше со мной не дружила. Но я об этом никому не скажу. Это останется моей тайной, моей и его».

— Пойдём, — сказала она и кивнула в сторону входа в кинотеатр.

У кассы толпилась небольшая группа молодых людей, чьи подружки стояли в стороне и ждали, когда ребята купят входные билеты. Марианна поступила точно так же, встав в один из свободных углов, а Вильгельм занял очередь в кассу. Это оказалось ошибкой Марианны. Она должна была остаться рядом с Вильгельмом.

Когда Вильгельм подошёл к окошку кассы, он сказал:

— Два билета, пожалуйста.

Существо женского вида, сидевшее за окошком, было замужем, и муж часто ей изменял. Она знала об этом и постоянно находилась в таком состоянии, что могла бы взорвать земной шар. Психологи сказали бы, что у неё есть склонность к агрессии, и работать с людьми ей должно быть запрещено. Однако, к сожалению, она здесь работала.

Когда Вильгельм к ней обратился, она вначале никак не отреагировала, так что он был вынужден повторить свою просьбу громче, думая, что кассирша его не слышала.

— Два билета, пожалуйста.

В этот раз женщина его услышала.

— Каких?

— Два хороших.

— Каких хороших?

Вид Вильгельма на какое-то время стал беспомощным. В этой стране ему многое было ещё неизвестно.

— Хороших, — повторил он, пожимая плечами.

— Каких хороших?.. Первые места? Партер? Ложа?

Вильгельм медлил. Его неуверенность возрастала. Нервничая, он произнёс:

— Вы не могли бы угадать?[1]

Этого для кассирши было достаточно.

— Это что, шутка? — начала она ругаться. — Я должна угадать ваше желание? И как долго я должна этим заниматься? Спросите у ребят, что стоят сзади.

Вильгельм не добавил маленькое слово «мне», которое изменило бы смысл предложения. Тогда правильно звучало бы: «Вы не могли бы мне посоветовать?»[2]

Это большая разница, создавшая проблему между Вильгельмом и кассиршей.

— Может он не в своём уме? — пробубнил один из стоявших в хвосте очереди.

Второй добавил:

— Я полагаю, что он просто спятил.

Огонь в масло подлил третий, который язвительно спросил:

— Наверное иностранец?

Было понятно, что скандал затеяла кассирша. Она быстро сообразила, что дело может плохо кончиться.

— Будьте добры, — сказала она Вильгельму, — пропустите других вперёд, а сами подумайте, какие билеты вам нужны. Времени достаточно. До начала сеанса ещё двадцать минут.

Вильгельм спокойно посмотрел на неё и произнес:

— Хорошо.

Марианна разглядывала фотографии привлекательных киноартистов развешаных кругом. На происходившее у кассы она не обращала внимания. Но когда Вильгельм к ней вернулся и рассказал о случившемся, она возмутилась и сказала:

— Пойдёмте отсюда. Мы можем зайти ещё куда-нибудь.

— Почему? — спокойно спросил Вильгельм.

— Чтобы она научилась быть вежливой с клиентами, — ответила Марианна.

«Хоть это ничего не даст, — подумала она, — но надо как-то реагировать».

Вильгельм последовал за Марианной, направившейся к выходу. На полпути он остановился, как вкопанный. Один парень из очереди, мимо которой они проходили, ясно и отчётливо произнёс:

— Иностранная подстилка!

В чей адрес это направлено, можно было понять без всякого сомнения. Казалось, Марианна ничего не слышала. Только на мгновение замедлила шаг, как будто хотела остановиться, однако продолжила движение.

— Секундочку, — крикнул ей вслед Вильгельм.

— Пойдёмте, — громко потребовала она.

— Сейчас.

Очередь состояла из семерых парней. Вильгельм посмотрел им всем в глаза и спросил:

— Кто?

Парни усмехнулись. Один из них обратился к остальным с вопросом:

— Чего он хочет?

— Кто? — повторил Вильгельм сердито.

— Что кто? — спросил его тот же парень.

— Кто оскорбил девушку, которая со мной? Ты?

— Нет, но это мог быть любой из нас.

— Вильгельм! — позвала Марианна из дверей, где она остановилась и обернулась.