Лан быстро нашел Вещь, о которой говорил Мудрый Аун, — какое-то непонятное переплетение палок и жил. Одна гибкая палочка, концы которой стягивала тонкая жила, напоминала Лану маленький лук, с детства знакомую, любимую игрушку. Тетива этого маленького лучка петлей охватывала прямую палочку. Один конец палочки входил в углубление длинной палки, второй утопал в отверстии трухлявой колоды.

— Рукой прижми длинную палку, двигай лучок вперед и назад… Ну!.. Не прижимай сильно. Быстрее… Еще…

Прямая палочка волчком закрутилась, зажужжала.

Это казалось забавой, неуместной сейчас, в гнетущей обстановке тяжкой беды. Но как только Лан замедлял движение правой руки, старик сердито подгонял его.

Неожиданно мальчик заметил тонкую струйку дыма, потянувшуюся от дырки в трухлявой колоде, а затем и крохотную слабую искорку огня. Он наклонился и подул на искру, она росла на глазах, становилась ярче. Лан поднес к ней крохотный кусочек сухого мха, оказавшийся на колоде, и вдруг вспыхнул маленький настоящий огонек.

Как безумный Лан метнулся в угол, схватил несколько тонких веточек с сухими листьями…

Огонек рос — это уже был маленький костер.

О чудо! Великое чудо!

— Помни главную заповедь Слова: «Ищите дорогу в Страну Предков…» — тихо промолвил Аун.

Лан кивнул и снова метнулся, поднял огарок старого факела и торопливо сунул его в только что родившееся пламя.

Восторгу его не было предела. Значит, владея этой Вещью, он становится властелином огня, младшего брата самого Солнца. Он сможет возжечь огонь по своему желанию, когда и где понадобится.

Потрясенный, Лан обернулся к Мудрому Ауну с сияющим, удивленным лицом.

Старик был мертв. Детская наивная улыбка застыла в его глазах.

Откуда-то из глубины живота у мальчика исторглось тяжкое болезненное рыдание, непривычное и непонятное. Он помнил свои детские слезы — они лились легко и свободно. Но теперь…

Он не знал еще, что так плачут мужчины, охотники.

Искать дыру, в которую влетал Сийю, — вот что им делать!

Мудрый Аун сказал — дыра есть. Они найдут ее. Теперь им не так страшна черная пещера, как раньше: великая Вещь, рождающая огонь, в руках у Лана. Не беда, что вяленого мяса мало, они скоро найдут дыру.

Они найдут дыру, чтобы вернуться к племени и сказать справедливое слово: сордо!

Они найдут дыру, чтобы люди таж прогнали Черного Ворона, пролившего кровь соплеменника.

Они найдут дыру, чтобы вместе с Ауном не умерли тайны племени, не умерла великая тайна рождения маленького огня, брата Солнца.

Тяжко на душе Лана. Горькое, еще неведомое ему чувство утраты, непоправимое и безысходное, камнем залегло в груди.

Совсем недавно принесли раненого отца. Но ранения на охоте не были редкостью, к ним привыкли. Беды во время охоты были обычны, к ним всегда готовы. Женщины в таких случаях вопили и плакали. Мужчины сдержанно переживали несчастья.

А тут умер старый Аун. Нет, не умер — убит соплеменником!

Кем был он для Лана? Что сделал для него? Старик не давал ему сладкую печень молодого оленя, не мастерил для него настоящего лука со стрелами, как отец. Он говорил древние, непонятные сказы.

Что-то особенное было в них. Лану не всегда удавалось осмыслить до конца сказанного Мудрым Ауном. Часто он просто запоминал притчи и заповеди, чутьем ощущая их значимость и силу.

Еще вчера разговоры со стариком служили ему забавой, необычным развлечением, увлекательным, как их мальчишеская игра в охотников. А сегодня он единственный, кто может сохранить для племени важные тайны, и среди них — тайну рождения огня.

Эти тайны — жизнь племени!

Своими сказками, притчами, заветами, своим отношением к окружающему, такому непонятному и загадочному, Аун осветил для мальчика полную лишений жизнь новым заманчивым смыслом, зажег интерес к мудрому, таинственному и всесильному чуду — познанию. Лан тянулся к старцу, как тянется к солнцу былинка из-под камня.

И теперь тайны предков, тайны многих безвестных мудрых Аунов непосильным грузом легли на его неокрепшие плечи, и мысль, что ему не донести их до племени, приводила его в отчаяние…

Они пошли. Медленно, потому что Зурру идти было трудно, потому что нелегко уйти от лаза в родное жилище, уйти в угрожающую и глухую темень.

Только теперь Муна вспомнила о волчонке, поискала его глазами и не нашла. Он исчез. Про него просто забыли в горестной нервной сутолоке.

Шли до изнеможения, до тех пор, пока двигались ноги.

Много раз и Лан, и Муна, и Зурр падали, оступившись на неровностях каменных нагромождений. Однажды Муна свалилась в яму, наполненную водой, и с трудом выбралась оттуда.

Они то поднимались куда-то вверх, то спускались по наклонным скользким коридорам. Много раз пещера разветвлялась на два, а то и на три хода, и приходилось выбирать, куда повернуть. Несколько раз возвращались обратно, потому что забирались в тупик или проход сужался настолько, что протиснуться дальше было невозможно.

Наконец Зурр лег на камни и не смог подняться. Нога у него к этому времени ужасно раздулась.

Съев по горсти вяленого мяса, ребята заснули, примостившись между камней, кто как сумел.

Даже холод не помешал всепобеждающему сну.

…Волчонок не убежал от людей.

Когда все почему-то забыли про него, он принялся с наслаждением обгладывать громадный костяк. Острые зубы быстро отдирали лоскутки мяса и хрящей в ложбинках между позвонками. Сначала он жрал торопливо, жадно, потом, уже насытившись настолько, что бока его раздулись, он ухватил большую кость и поволок ее в темноту, подальше от сполохов огня, которые страшили его и беспокоили.

Устроился волк в расщелине, у основания каменной стены. Лениво поглодал холодную голую кость и задремал.

Разбудили его шаги, прошелестевшие мимо, и страшные оранжевые блики пламени.

Волчонок вжался в камни, даже глаза зажмурил от страха. Но вот шаги затихли вдалеке, и слабое красноватое мерцание уже чуть заметно мелькало на каменных выступах пола и стен.

Волчонок выбрался из своего укрытия. Никого. Он снова вернулся к костяку, лениво поглодал хребет лося и прислушался к смутному беспокойству, которое толкало его вслед за людьми.

Не темень, нет. Глухая тишина — вот что пугало его. Смутное ощущение одиночества, беззащитности понуждало волчонка бежать на запах Муны, самый манящий, самый памятный сейчас запах.

О, это было совсем нетрудно. Звереныш бежал по свежим следам девочки так же верно, как мы пробирались бы по лабиринтам при помощи шнурка, протянутого от входа.

Вскоре он снова увидел огонь.

Зверек так и не решился приблизиться к людям, пока пламя не угасло.

Уже в темноте нашел он Муну и доверчиво привалился к ней, теплой, будто под бок волчицы.

Спали ребята тревожно. Лан вздрагивал во сне и плакал. Зурр вскрикивал, часто просыпаясь от боли в ноге.

Муне снилась мать и родное жилище. Большой костер горел у входа. Как хорошо согревает он ей бок. Она хочет повернуться к огню другим боком, но почему-то не может.

Проснулась в темноте, ужаснулась. Они проспали, и огонь умер. Тихо заплакала, обняв волчонка. Она плакала, и прислушивалась к сонному бормотанию мальчиков, и горестно поглаживала шелковистую шерсть зверя: значит, он не убежал, как они думали, он нашел ее.

Сама не заметила, как уснула снова, но теперь сон ее был беспокойным и страшным…

Лана разбудил жестокий холод. Ноги застыли так, что он перестал их чувствовать.

Нащупав в темноте заветную Вещь, рождающую огонь, мальчик принялся двигать взад и вперед лучок, с восторгом вслушиваясь, как жужжит палочка в мягкой древесине бруса.

Работа и волнение согрели его. Вскоре он почувствовал слабый запах гари и увидел чуть заметное свечение тлеющего дерева. Вот оно, рождение огня!