Дружок мой Стефания!..

До какой степени животные иной раз превосходят человека! Уверен, что подобная мысль неоднократно посещала Вашу светлую головку. Если бы мне на выбор предложили, с кем иметь общение: с орангутангом Жюльеном или с его бывшим господином и дрессировщиком Аркадием, я бы не колебался ни мгновения. Жюльен добр и обладает чувством юмора; Аркадий же глуп и обладает только запасом недурного коньяка, которому я уже произвел незаконную дегустацию. Аркадий еще и скуп, даже для себя самого, что мне только на руку; он бережет свой коньяк для какого-то “случая” и еще ни разу не проверил сохранность запаса. Поделом ему!

Сосед он несносный. Жалуется на пауков и требует убрать с потолка паутину, не беря того во внимание, что мне без нее будет не по себе и одиноко, – что делать, я человек привычки! Лампа, которую я жгу по ночам, его раздражает, а обыкновение грызть карандаш при сочинительстве приводит моего примата в сущее бешенство! Он подскакивает на кровати, бьет кулаком по матрасу и испускает звуки. Вчера я нарочно сходил к г-же Колтубановой и выпросил у нее десяток новых карандашей, поскольку весь прошлый мой запас я изгрыз вчистую!

На днях мы отправились в лес для отлова животных. Аркадию они необходимы для успехов на артистическом поприще, поскольку с приснопамятным Жюльеном он был разлучен волею рока, о чем я принуждаем выслушивать по десять раз на дню.

С нами на охоту напросился также г-н Волобаев, коего супруга игриво именует “Ласкарь” (кажется, об этом уже писано в другом месте). В надвинутых набекрень очках, в тесной шляпе, защищающей голову от насекомых, с самодельным арбалетом в руке, г-н Волобаев легко бы выиграл конкурс на “Самого полезного члена экспедиции”, если бы таковые проводились.

Наверное, Вы задаетесь вопросом: как же выглядит Ваш покорный слуга. Что ж, опишу Вам это плачевное зрелище! Как Вы, быть может, припоминаете, кожа у меня белая и тонкая, из таких, что легко обгорает на солнце. И вот последствия такой анатомии: солнышко показалось здесь всего раза три, и за эти три дня я успел обгореть, так что теперь нос у меня шелушится почетвертому разу и сделался из благородного матово-зеленого каким-то легкомысленно-розовым, точно принадлежит не офицеру из племени остзейских баронов, а по меньшей мере кукле, из тех, что мещанки средней руки приобретают для своих дочерей, дабы те “обучались манерам”. Вы, конечно, представляете себе этих жеманных кукляшек с их искусственными локончиками, которые через несколько месяцев обращаются в войлок, с их пластиковыми голубыми глазами и этими ужасными востренькими розовыми носами!

Приблизительно так я сейчас и выгляжу, милая Стефания, и сам себе в зеркале представляюсь пластиковым.

Вместо прекрасной гусарской формы я щеголяю в комбинезоне из плотной ткани, и единственной данью моей прирожденной склонности к щегольству остался ременный пояс, отягощенный разного рода сумочками и ножнами.

К многочисленным невыгодным для моего самолюбия изменениям наружности прибавилось еще одно: я сильно исхудал, так что многие мои кости начали выпирать, а локти так заострились, что ими я проделал две глубокие выемки на краю моего стола, в том месте, где имею обыкновение на него опираться.

Глаза мои запали и горят голодным, печальным огнем. Встречаясь с собственным отражением, я всякий раз пугаюсь: так мог бы выглядеть дух мщения, ставший на краткий миг из могилы, чтобы безмолвно (и по большей части бессмысленно) воззвать к живым!

Но я отвлекся; моя собственная персона не стоит такого большого числа потраченных на нее слов!

Вернусь к охоте. Задачей нашей было не убийство зверя, но безвредная для него поимка. Поэтому арбалетные стрелы получили наконечники со снотворным лекарством. Аркадий шел с большой плетеной корзиной за плечами. Он предполагал нагрузить этой корзиной одного из наших рабочих, но я воспротивился, сославшись на то, что оба они страшно топают и, несомненно, спугнут добычу. Аркадию пришлось согласиться с этим доводом и отяготить себя ношей.

Г-н Волобаев держал само орудие лова, то есть арбалет. Я просто пошел с ними, сказав для чего-то, что знаю поблизости большую стоянку зверей (это не было правдой в полной мере; здесь везде можно наткнуться на такую стоянку, а если ее не найдется – сказать, что звери откочевали к более сочным кормам).

Мы миновали памятную могилу одной лаборантки, которая по случайности проглотила вместе с водой прожорливого местного паразита; и с тех пор, что бы ни съела несчастная девица, все это доставалось не ей, а паразиту. Таким образом, он жирел в ее желудке, а она чахла и худела. В конце концов, страдая от мук голода, бедняжка убежала в лес. Ее нашли скончавшейся, с полуобглоданной веткой в зубах.

Уму непостижимо, сколько опасностей подстерегает на Этаде молодых девиц!

Далее мы прошли вдоль длинного оврага и спустились в долину, центром которой стало маленькое озерцо или, точнее выразиться, болотце. На противоположном берегу действительно обитают эти чудесные животные.

Они напоминают учениц четвертого или пятого класса женской гимназии: такого же роста, с такими же повадками и той же очаровательной косолапящей походкой. Для полноты картины недостает только упавшей с плеча лямки форменного фартука; зато мечут взоры, глянув вполоборота, и удирают с хихиканьем они даже лучше юных девиц!

Они покрыты шерсткой палевого цвета, чаще ходят на двух ногах, слегка согнувшись, руки и ноги у них одинаковой длины, пальцев на руках и ногах по четыре, ладошки – смугло-розовые, хорошенькие, и мордочки такие же. Имеется у них также и длинный пушистый хвост, но почему-то его наличие ничуть не умаляет их сходства с гимназистками!

Насколько успела выяснить г-жа Колтубанова, внутри стаи они живут семьями и чрезвычайно привязаны к потомству. Если по несчастью у детеныша погибают родители, другие забирают малышей на воспитание и делятся с ними самым лучшим.

Г-жа Колтубанова специализируется именно на изучении их повадок. Она по целым дням проводит на деревьях, поблизости от той или иной стаи. Нам для нашей ловитвы следовало выбрать ту стаю, на которую не простираются исследования г-жи Колтубановой; ведь после отлова зверя прочие могут счесть свое пребывание здесь небезопасным и попросту уйти. А если г-жа Колтубанова утратит доверие исследуемых, то она никогда не простит мне этого. Она имела со мной получасовую беседу на эту тему, когда я советовался с нею насчет предполагаемой охоты.

– Я вообще против подобных фокусов, – заявила она. – Что, он не может вытаскивать из цилиндра обычного кролика?

– К несчастью, господин Рындин – не фокусник, а дрессировщик, – вынужден был объяснять я.

– Еще того хуже! – фыркнула она. – Для цирка было бы куда эффектнее, если бы орангутанг вытаскивал из цилиндра самого господина Рындина.

– Для этого необходим, по меньшей мере, орангутанг, – резонно указал я.

В конце концов г-жа Колтубанова смилостивилась надо мной и даже показала мне на карте самые многочисленные стоянки наблюдаемых ею зверей.

Все это время она рассказывала мне, сколько много вреда бывает от недоучек, воображающих себя “биологами” и “специалистами”; я соглашался с нею от чистого сердца! Никогда еще г-жа Колтубанова не бывала со мною так разговорчива; обычно она относилась ко мне с небольшим высокомерием, вполне приличным для ученой дамы, особенно перед солдафоном. Я нахожу такое обращение весьма трогательным; в нем есть нечто женственно-беззащитное, если хотите!..

По нашим расчетам, частный корабль должен вернуться за Аркадием и забрать с Этады его вместе с добычей приблизительно через две недели. Так что и это письмо, если Бог даст, отправится вместе с г-ном Рындиным. Надеюсь, Аркадий не уничтожит его в отместку за выпитый мною коньяк.

Мы шли по лесу несколько часов, и возле известной мне развилки я остановился в недоумении. Та стоянка, которую помнил я по моим прежним прогулкам, находилась существенно левее указанной на карте. Некоторое время я раздумывал, как лучше идти: по моей памяти или же по рекомендации г-жи Колтубановой.

В конце концов я поделился сомнениями с Аркадием, и тот немедленно принял сторону карты; вот каково волшебное воздействие на мозг человека письменного слова! Если показать человеку лист бумаги со стрелкой и надписью “туда”, человек слепо повинуется! В то время как самое убедительное маханье руками и выкрики “да нет же, осел, не туда, а туда!..” в расчет совершенно не принимаются.

– Мало ли что вы помните, – сказал Аркадий. – Г-жа Колтубанова – ученая, она-то не может ошибаться!

И мы пошли по карте, которой теперь завладел Аркадий. Еще два часа мы ломились сквозь почти непроходимую чащу. Г-н Волобаев, запакованный в свой защитный костюм, сильно страдал. Пот стекал по его очкам, точно дождевые струи. Озерцо, как нарочно, то и дело мелькало в просветах между деревьями, но попасть к нему не представлялось возможным из-за непроходимой трясины.

Наконец мы нашли более-менее надежную тропинку, по которой я пошел первым, пользуясь длинным шестом для пробы дороги.

И что же? Когда мы выбрались к месту, указанному на карте, никаких следов обитания животных там не обнаружилось!

– Она не могла ошибиться, – бормотал Аркадий, совершенно обескураженный. С корзиной за спиной, подобный фигуре на картине художника-сюрреалиста, он бродил по высокой густой траве, то и дело припадая к ней и раздвигая ее руками. – Наверняка они были здесь еще вчера. Тут должен остаться помет.

Глядя на Аркадия в отчаянных поисках помета, я чувствовал себя если не вполне отомщенным за то досадное происшествие, о котором Вы знаете, то, во всяком случае, вполне удовлетворенным. Иному человеку необходимы для насыщения устрицы, а без них и обед не в обед; я же из тех, кто довольствуется обычным картофелем; одному требуется изощренная и жестокая месть, мне же достаточно и самой простой. Что поделать! Я устроен примитивно, как всякий военный от природы.

Стоянки здесь никогда не было. Колтубанова попросту надула нас, подсунув фальшивую карту. Сделала она это, конечно, не ради меня (она даже не знала, в каких отношениях я состою с Аркадием), а просто из женской зловредности. Ей не хотелось помогать нам, но отказать прямо она сочла ниже своего достоинства. Что ж, в моем лице она, сама не зная, обрела поклонника: я из тех, кто в состоянии оценить столь художественное коварство и воздать ему по заслугам!

Обескураженные, несчастные, мокрые и голодные, мы возвращались домой. Коварная г-жа Колтубанова уже заготовила несколько ничего не понимающих улыбок, небрежных пожатий плечами и фраз, в которых многозначительна только интонация, а слова ровным счетом ничего не значат…