И таков был ее путь.

Он был очень ясным, но внутри она все равно содрогалась от боли. Откровение — не значит исцеление.

Этейн опустилась на край ванны, склонив голову.

— Мэм, что-то случилось? — голос Дармана. Он должен был звучать так же, как и у всех клонов, но звучал иначе. У них у всех были различия — акцент, высота звука, тон. И он был Даром.

Теперь она могла почувствовать его в другой звездной системе. Этейн множество раз хотела потянуться к нему через Силу, но боялась, что это отвлечет его от обязанностей и поставит под угрозу, или (если он поймет, что это она и не приветствует) рассердить его.

В конце концов, он мог остаться на Квиилуре с ней. И выбрал уход с отрядом. Что бы она к нему не чувствовала… и что только усилилось после разлуки… это может не быть взаимным.

Коммандо вновь позвал:

— Все в порядке?

Этейн открыла дверь и Дарман заглянул внутрь.

— Не надо меня называть сейчас «мэм», Дар.

— Я не хотел мешать…

— Не продолжай.

Он сделал пару шагов в комнату — осторожно, будто она была заминирована. Она это уже видела; приходилось полагаться на его военное мастерство, когда на кону была жизнь. Коммандо всегда был таким сосредоточенным и умелым. Когда она сомневалась, он был уверен.

— Так тебе по-прежнему нелегко, — сказал Дарман.

— Что?

— Поддаваться гневу. Знаешь… насилие.

— О, любой мастер-джедай мною бы гордился. Я все сделала без гнева. Гнев ведет к Темной стороне. Спокойствие — и все в порядке.

— Знаю, это могло быть тяжело. Помню, как сержант Кэл реагировал, когда ему приходилось…

— Нет. Я нанесла вред незнакомцу. Никакой личной проблемы.

— Это не делает тебя скверной. Это надо было сделать. Тебя это беспокоит?

— Может быть. И еще сомнения.

Этейн не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Можно было медитировать; у нее была сила воли и старые навыки, которые помогли бы пройти эту сумятицу и сделать то, что джедаи делали тысячелетиями — отрешиться от этого момента. Но она не хотела.

Этейн хотела рискнуть и жить с этими ужасными чувствами. Опасность вдруг промелькнула в том, чтобы их отрицать… как она неудачно пыталась отринуть чувства к Дарману.

— Дар, у тебя когда-нибудь были сомнения? Ты всегда говорил, что был уверен в своей роли. Я чувствовала, что так и есть.

— Тебе действительно хочется знать?

— Да.

— Я все время сомневаюсь.

— В чем?

— Прежде чем мы покинули Камино, я был так уверен в том, что надо делать. Теперь… ну, чем больше я смотрю на Галактику… чем больше смотрю на других людей… тем чаще я думаю — почему я? Почему я живу так, а не как люди, которых я видел на Корусканте? Когда мы победим в войне — что станет со мной и моими братьями?

Они не были глупы. Они были весьма умны; их так воспитывали, вообще-то. И если вы воспитываете людей, чтобы они были умными, изобретательными, неунывающими и агрессивными, то рано или поздно они заметят, что их мир не слишком-то честен. И начнут негодовать.

— Я задаю себе тот же вопрос, — сказала Этейн.

— Такое чувство, что я утрачиваю верность.

— Задавать вопросы — не значит не быть верным.

— Но это опасно, — заметил Дарман.

— Для статус-кво?

— Иногда нельзя спорить со всем. Это как с приказами. Ты не видишь всю битву, и может оказаться, что приказ, который проигнорируешь, мог быть именно тем, что спасло бы твою жизнь.

— Я рад, что ты сомневаешься. И рад, что и я сомневаюсь, — Дарман прислонился к стене, воплощая собой уверенность. — Хочешь поесть? Мы собираемся рискнуть и отведать у Квиббу нерфа в глоковом соусе. Скорч считает, что это панцирная крыса.

— Не думаю, что могу сейчас выйти на люди.

— Наверное, ты переоцениваешь популярность кухни Квиббу, — он пожал плечами. — Может, я могу заставить повара оглушить еду из моей «дисишки» и прислать нам ее сюда.

В этом был весь Дарман: всегда ищет хорошую сторону. По идее, она должна была его вдохновлять, но на Квиилуре именно он раз за разом заставлял ее подниматься и сражаться. Этейн подумала — он вообще знает, насколько изменил ее жизнь?

— Хорошо, — сказала она. — Но только если составишь мне компанию.

— Да, обедать бронированной крысой в одиночку — напрашиваться на неприятности, — он вдруг усмехнулся, и Этейн это согрело душу. — Будет кому оказать первую помощь.

Из коридора донесся голос Найнера.

— Дар, ты с нами, или как? Фай и Сев, по идее, должны отправляться на наблюдение.

— Нет, я что-нибудь закажу сюда. Они могут идти с тобой, мы тут приглядим, — Дарман склонил голову, словно ожидая упрека. — Нормально?

На этот раз прозвучал голос Скираты.

— Два стейка?

— Пожалуйста.

— А не что-нибудь побезопаснее, вроде яиц?

— Стейки. Мы ничего не боимся.

Неожиданно Этейн едва не рассмеялась. Фай был комедиантом, но Дар просто поднимал настроение. Он не пытался подавить боль.

И еще он казался ей удивительно привлекательным, хоть и выглядел так же, как и его братья. Она восхищалась своими друзьями, но они не были Дарманом, и почему-то даже не были на него похожи. Никто не будет так дорог для нее — это она знала.

— Ну и чем теперь займемся? — спросил он.

— Не фехтованием, уж точно.

— Ты меня тогда действительно огрела этой веткой.

— Ты сказал, что я должна.

— Так вы принимаете приказы от клонов, генерал?

— Ты помог мне выжить.

— Хм, да ты неплохо справилась бы и без меня.

— Вообще-то, нет, — ответила Этейн. — Вообще-то, я бы вообще не справилась.

Она на несколько секунд посмотрела ему в глаза, надеясь, что Дарман-мужчина отреагирует, но он лишь ответил взглядом. Снова смущенный мальчик.

— Я никогда еще не был так близко рядом с человеческой женщиной. Знаешь об этом?

— Ну… предполагаю.

— Я даже не был уверен, что джедаи… ммм… по-настоящему из плоти и крови.

— Иногда я тоже сомневаюсь.

— Я не боялся смерти, — он на мгновение сжал руками голову и запустил пальцы в волосы — жест, который она уже видела у Скираты. — Я боялся, потому что не знал, что чувствую, и…

Зажужжал сервис-дроид, требуя, чтобы его впустили.

— Файрфек, — плечи Дармана слегка опустились. Он встал и забрал у дроида поднос; коммандо был явно раздражен, а лицо его порозовело. Он откинул крышки и изучил содержимое, словно там была нестабильная взрывчатка; Этейн почувствовала, что момент ушел.

— Оно мертво? — спросила девушка.

— Если и нет, то встанет еще нескоро.

Она сосредоточенно прожевала пробный кусок.

— Могло быть и хуже.

— Например кубики рационов.

— О, это навевает воспоминания.

— Ну теперь ты знаешь, почему мы все едим.

— Я и хлеб помню. Да…

Он наколол на вилку что-то в контейнере, глядя с интересом.

— Ты касалась меня в Силе, да? Я этого не понял.

— Да.

— Почему?

— А это не очевидно?

— Откуда мне знать? Не уверен, что я много о тебе знаю.

— Думаю, знаешь, Дар.

Дарман вдруг очень заинтересовался остатками стейка; может, это все же был нерф.

— Не думаю, что кто-то считал, что женщины будут иметь значение для нас, учитывая, сколько мы живем. И это не было важно для боя.

Это прозвучало словно стон агонии. Из всей несправедливости, которая досталась клонам, не имевшим выбора, это было худшим: отказ в личном будущем или даже в надежде на него. Если они выживали в бою, то все равно были обречены проиграть битву со временем. Дарман, наверное, через тридцать лет будет мертв, а у нее впереди будет еще больше половины жизни.

— Уверена, Кэл считал, что это важно.

Дарман прикусил губу и отвел взгляд. Этейн не была уверена — смутился он или просто не знал, о чем она спрашивает.

— Он никогда не говорил, что делать с генералами, — тихо ответил коммандо.

— Мой мастер тоже никогда не упоминал солдат.

— Я слышал, что ты все равно нарушала приказы.

— Я боялась, что никогда не увижу тебя снова, Дар. Но сейчас ты здесь, и только это важно.