— Успокойся, — ноль эмоций, — перестань реветь! Я не стану никому звонить, если ты прямо сейчас, сию же минуту исчезнешь из поля моего зрения.

— Но… — она с ужасом оглянулась вокруг, — я же не знаю, где нахожусь!

— Тогда скажи мне вот что, — серьезно сказала я, — чем ты думала, влезая сюда?

— Я надеялась увидеть Андрея, — залепетала Вика, размазывая по лицу слезы и тушь.

— Ах, Андрея! Так вы разминулись.

Под моим недобрым взглядом Вика неловко выбралась из багажника, жалобно шмыгнув носом.

— Вон заправка. Там спросишь, где находишься и вызовешь такси, — я захлопнула крышку, направилась к водительскому месту. Но видимо лимит глупостей Вика на сегодня не исчерпала, потому, как одновременно со мной оказалось внутри.

— Что еще? — устало, спросила я.

— Мне страшно, — зашептала она, скрючившись на сиденье.

— Вика, ты взрослая девочка, ты чуть не убила меня, из-за тебя чуть не погиб Никольский, тебе на это достало смелости! — меня понесло. — А теперь ты распустила сопли…господи, дай мне сил!

Она зарыдала еще сильней.

— Ну, хорошо! Я отвезу тебя в город, куда скажешь, только оставь меня в покое! — она неуверенно улыбнулась и затихла.

Какой же она, в сущности, ребенок привыкший добиваться всего слезами, криками и угрозами. Я же, я просто слишком устала, чтобы бороться с непроходимой тупостью.

Если бы подо мной сейчас была не железная машина, а лошадь, она бы пала, загнанная рассерженной хозяйкой. Но сложному механизму все нипочем, поэтому я уверенно гнала обратно в сторону покинутого города. И именно сейчас я подумала, нет, даже уверилась, город не хотел отпускать меня. Он настойчиво цеплялся цепкими лапками, заманивал, но таил в себе много зла.

— Отвези меня к Никольскому, — вдруг услышала я едва слышный шепот Вики.

— Хорошо, — ответила я, не отрывая взгляда от дороги.

Оставшееся время пути мы ехали молча. Вика тихо всхлипывала и украдкой вытирала слезы рукавом. Для меня осталось загадкой то, что заставило ее так расстроиться, вроде бы ничего страшного не случилось, но факт, Вика никак не могла успокоиться.

— Вика, ну что еще? Перестань уже, — взмолилась я.

— Я…я…я жду ребенка от Андрея, а он видеть меня не хочет, — от такого заявления у меня потемнело в глазах, пришлось свернуть на обочину и остановится.

— Вика мне совершенно ни к чему знать такие подробности! Это только ваши проблемы, — после этого она и вовсе отвернулась к окну.

Через томительных десять минут мы подъехали к дому.

— Я выполнила свое обещание, — повернувшись к Вике, сказала я.

— Спасибо, — шепнула она и мышкой юркнула наружу.

Я не стала ждать, пока кто-нибудь из охраны откроет Вике ворота, развернула машину. Только когда город остался далеко позади, разрешила себе вспомнить Викины слова. Сердце неприятно кольнуло какой-то детской обидой. Может быть, теперь Никольский отстанет от меня, ведь Вика тоже беременна. Но как тогда объяснить его выходку в кафе?

Ладно, глупости не о том я думаю. С сегодняшнего дня прописываю себе абсолютный покой. Да будет так!

Оставшаяся дорога настолько вымотала меня морально, что если бы не необходимость, развернула машину обратно.

Асфальт закончился прямо после кладбища, которое находилось прямо в начале деревни. Дальше шла обычная грунтовая тропинка, и здесь я имела реальный шанс лишиться колес или еще какой-нибудь нужной детали.

Никогда я столько не материлась.

Не зря деревня называется Холмы, и пока что я находилась в ее нижней части, другая же, где располагался дом бабушки Маши, уходила круто вверх.

Еще меня жутко напрягло не дюжее внимание местного населения, особенно ее нетрезво-небритой части. Здесь в деревне в отличие от города женщины занимались хозяйством, а не с утра до вечера перемывали соседям кости. Но вот мужики в силу их врожденной 'мужественности' выражали свое веское негодование. А уж после того как мне пришлось открыть окошко, для проведения очередного маневра, и, увидев за рулем вместо солидного бизнесмена, худую бледную меня, уверились в моей нелестной репутации. Только на их ущемленное…достоинство мне глубоко плевать.

Верхние Холмы встретили меня тишиной и покоем. Он буквально разливался в воздухе, в легкой пыли на дороге, в сонных домах. Меня уже здесь ждали, и это ожидание настоящее радостное, как могут встречать только желанных гостей. Хоть я и не являлась родственницей, бабушка Маша всегда называла внучкой.

Она почти не изменилась, почти. Чуть белее стал аккуратный пучок, чуть больше появилось морщин на добром умном лице. Одни лишь глаза, остались прежними, и как прежде от них сложно что-либо утаить.

— Сашенька, внучка, как ты повзрослела, — она заключила меня в объятия, и такой знакомый аромат детства окутал меня, — ты стала женщиной. — Не вопрос, утверждение, но мне от этого стало грустно.

— Как я рада тебя видеть бабуля, — тепло отозвалась я.

— Пойдем в дом, я там пирожков напекла, — и тут она подозрительно покосилась на машину, — только вот, твою эту громадину деть некуда.

— Да ничего, завтра пойду, поспрашиваю, может, у кого гараж пустует, или сарай какой, — отмахнулась я.

Оставшийся день мы провели на кухне. Я пила чай, ела пирожки, потом бабушка закидала меня вопросами о городе, о Ксюхе, и так обо всем на свете. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы удовлетворить бабулино любопытство и не наговорить ничего лишнего. Под конец разговора я настолько обессилела, что просто засыпала с открытыми глазами и только тогда я решила, посиделки закончены.

Комната, в которую вошла, пахла детством и шалостями, ну и еще сушеными яблоками. Здесь мы с подругой играли, бесились, рассказывали страшилки, и только уморившись, засыпали мертвым сном. Тут все осталось на своих местах, как год назад, и десять лет спустя…

Поставив на пол сумку, я попробовала найти пижаму, но тяжелый и нервный день дал о себе знать. Я бросила на приоткрытую сумку сонный взгляд, и без зазрения совести завалилась спать. Следующий день представлялся мне новой другой жизнью, и я не знала, нравится мне это или нет.

Утро не подкралось неожиданно, оно даже не настигло резвым похрюкиванием будильника, и не проорало подлым голосом Стюши: — 'Алька, на работу проспишь! . Оно просто настало. Тихо застелило занавески золотистым светом, отчего в воздухе засветились искорками былинки пыли.

Я сладко потянулась под мягким одеялом и натянула его до самых глаз. Спать уже не хотелось, но в желании понежиться в постели, отказать себе не смогла. В доме стояла умиротворяющая тишина, видимо бабуля куда-нибудь ушла.

Самое замечательное в этом утре оказалось мое состояние. Спокойствие, пустота в мыслях, и абсолютное безразличие ко вчерашним происшествиям. Не знаю, насколько долго продлится такая тишина в моей жизни, я не буду об этом думать, но постараюсь продлить ее как можно дольше.

Поваляться хотелось очень, но природа требовала как можно скорее сбегать в кабинку с окошком 'сердечком'. Быстренько накинув на себя простынь, я выскочила во внутренний двор, пролетела мимо грядок, нырнула в заветную кабинку.

Назад я возвращалась не спеша, жадно впитывая красоту летнего вишневого сада, буйное многоцветие флоксов, ярких бархатцев, острых головок хризантем и сочных кисточек люпинов. И только я предалась самозабвенному разглядыванию дивной клумбы, откуда-то с боку раздалось тихое покашливание.

— Кто здесь? — испуганно сказала я, озираясь по сторонам.

— Я здесь, — послышался голос из-за кустов смородины, а потом появился владелец голоса, — меня зовут Миша, я помогаю Марии Степановне по огороду.

— А-ааа, — протянула я, пытаясь разглядеть парня сквозь бьющее в глаза солнце, — молодец, — и пошла обратно в дом.

Зайдя внутрь, мне пришлось некоторое время созерцать сочную зелень стен, мебели и даже моя спортивная сумка с красными вставками стала после яркого солнца зеленой. На кухне я заметила накрытый белоснежной салфеткой завтрак, но сначала стоило одеться и привести себя в порядок.