Первый встреченными нами на своем рабочем месте оказался мой непосредственный начальник и ведущий дизайнер конторы Мичалыч. Что и говорить впечатление он произвел неизгладимое. Во-первых, абсолютно не понятно, почему этого, несомненно, молодого человека звали по отчеству. Во-вторых, меня шокировало произошедшее сразу же после нашего короткого знакомства.

— А ты наш новичок? — весело спросил Михалыч, глядя из-под длинной смоляной челки.

— Точно. Меня зовут Александра.

— Так! Новичок, — он переложил несколько толстых папок и выудил еще одну потоньше, — это твоя первая работа. Разберешься что к чему, будет непонятно, звони, помогу! А теперь кыш отсюда, я буду работать!

Не успела я воспротивиться глупой доверчивости начальства, как была выпровожена из кабинета. Но вместо того чтобы предаваться губительным для лица эмоциям, то бишь вытянувшимся от удивления лицом, я решила не паниковать раньше времени, а выяснить у более сведущей Людмилы.

— И что это было?

— Не обращай внимания, потом разберешься! — отмахнулась ничуть не впечатлившаяся Людмила.

И понеслось…

Лена — художник, оказалась не менее креативной личностью, хотя для меня уже и так впечатлений казалось под завязку, но нет, я только успевала принимать ценные указания, советы, а главное пожелания проще относиться к своей работе, и тогда, о чудо, все будет строиться, складываться непозволительно легко. Мне честно хотелось верить в подобные заверения, и, черт возьми, я почти чувствовала за спиной распахивающиеся крылья, ощущала прилив нешуточного энтузиазма. Потом меня познакомили со всеми остальными соучастниками, творящими искусство, на которых я уже смотрела сквозь розовую дымку и легкую эйфорию. Людмила же не скупилась на сироп сладких речей, так что под конец у меня заныли зубы, и захотелось горькой правды, суровой действительности и прочих жизненных «радостей».

Стоило мне только подумать о таком почти гастрономическом разнообразии, как оно не замедлило явиться в образе Клавдии Степановны, которая не только обеспечивала чистоту полов, но и занимала почетную, даже почитаемую должность мастера по витражам. Работа этой пожилой женщины, кстати, вполне себе обычной, меня впечатлила и вернула с небес на землю. Тяжелую она себе выбрала профессию, хотя, наверное, скорее призвание. Печь, в которой готовились витражи, стояла тут же, и от нее явственно веяло жаром и каким-то особенным ароматом загадки и тайны. Горки то ли битого, то ли специально нарезанного разноцветного стекла громоздились практически на всех предметах мебели, а местами даже устилали пол.

На этом моя экскурсия закончилась, Людмила до сих пор разливавшаяся соловьем вдруг засобиралась и, показав мне на дверь моего кабинета, испарилась в неизвестном направлении.

Человечек внутри меня несказанно радовался наступившему затишью, а я…я пребывала в растрепанном, несколько ирреальном состоянии. Но, увы, топтаться в коридоре бесконечно, мне тоже не улыбалось, поэтому я несмело толкнула дверь в мое неведомое то ли будущее, то ли скорый бесславный конец. Однако ж все оказалось не так страшно. Кабинет не кусался, напротив выглядел вполне безобидно. Светлые стены, окно выходящее на палисадник. Из мебели рабочий стол, стул, воинственно восседавший на столе монитор компьютера и грустная почему-то розовая мышь. От всего веяло новизной, которой только-только определили хозяина.

Настороженность вещей к своей новой хозяйке была вполне обоснованна, я же ни капельки не осуждала, даже скорее понимала и поддерживала их. Безмолвно прошлась по чистому полу, провела кончиками пальцев по газовой ткани штор, и тихо выдохнула, наполнив воздух движением и жизнью. Стул тихо скрипнул неразработанным механизмом, мягко приняв мое замороченное тело в свои объятия. Тонкая синяя папка легла на стол, но теперь она выглядела не безобидным кусочком пластика, а мерзкой ядовитой змеей. Только, увы и ах, я не укротитель змей, не заклинатель, даже не спец по ядам.

Однако начальство рассуждало в другом ключе, осваиваться пришлось в режиме нон-стоп. Рука сама потянулась и распахнула папку, явив содержимое ядовитой змеи. Ужасалась я зря, в папке лежало всего несколько листов, фотографий и вырванный блокнотный лист с чьими-то спешными записями.

Гласили они следующее:

— Мансардная комната, окно в потолке, площадь небольшая, балкон, — вслух зачитала я и уже с нескрываемым любопытством первооткрывателя взглянула на имеющиеся снимки.

— Что ж совсем не плохо, — далее по списку шли абсолютно неразборчивые древне-шумерские записи с прыгающими буквами. С другой стороны, зачем мне чье-то мнение, когда можно высказать свое, а идеи копошились с самого первого взгляда на фотографии. И не откладывая дело в долгий ящик, я решила запротоколировать свои мысли в карандашных набросках. После недолгих поисков нашлись и карандаши, и пачка ксероксной бумаги, даже маркеры.

Принявшись за работу, я не заметила, как пролетело время, а за окном порядком стемнело. Но совсем ни эти обстоятельства оторвали меня от полного погружения в работу, а щелкнувший выключатель и ослепительно яркий свет дневной лампы.

В дверь просунулась удивленная голова Людмилы, впрочем, это выражение держалось на ее лице лишь пару секунд, сменившись на укоризненно-обиженное. Она сдвинула тщательно выщипанные брови и ласково так поинтересовалась:

— Ты тут прорости решила? — я выразительно приподняла одну бровь, и кивнула на засыпанный изрисованными листками стол, — ого! Я смотрю, ты уже освоилась, это хорошо.

— Ага.

— Ты давай выковыривай себя из кресла, — она мило улыбнулась, но за этой улыбкой мне померещился хищный оскал. Пришлось несколько раз моргнуть. Видимо действительно я перестаралась.

— А который час?

— Уже шесть, — отрапортовала Люда, мельком взглянув на миниатюрные часики.

— Может чайку? — догадалась я, глядя на недовольно приплясывающую Люду. Вот что за неугомонный человек, везде ей надо успеть.

В самый разгар чаепития заглянул припорошенный снегом и какой-то всклокоченный Михалыч.

— Чаевничаете? — улыбаясь, спросил мужчина, на что мы дружно кивнули, — новичок, — обратился он ко мне, — я заглянул в твое логово. Мне понравился ход твоих мыслей, только вот одна из стен остается голой. Поэтому завтра выедешь на объект, осмотришься, помедитируешь, может, что придумаешь.

Вот что значит уметь огорошить с самого порога. К сожалению на возмущения мне снова не оставили времени, а Мичалыч пряча довольную улыбку за воротником пальто, скрылся в недрах студии.

21 ноября.

Сегодняшний день начался со звонка Михалыча.

Варварство, — подумала я, глядя на часы.

— Спишь? — ехидно поинтересовался мужчина.

— Все порядочные люди в шесть утра видят десятый сон, — раздраженно пробурчала я, зарываясь головой в одеяло, но, уже ясно понимая, со сном придется расстаться.

— Тогда можешь смело причислить меня и себя к неприличным и идти собираться. Я заеду за тобой через двадцать минут! — я возмущенно фыркнула в трубку и отключилась.

Умыться холодной водой, стряхнуть остатки сладкого утреннего сна, хлебнуть быстрорастворимого кофе, потому что на вареный нет времени и быстро, по возможности аккуратно одеться — вот и двадцать минут закончились. Снова позвонил начальник, приглашая спуститься в стылое ноябрьское утро.

Машина Михалыча строго говоря полностью не соответствовала улыбчивому и ехидному мужчине, являя его другую сторону, как уверенного и строго организованного человека.

Я открыла дверцу и погрузилась в уютное тепло хорошо прогретого автомобиля, а вместо приветствия ехидно спросила:

— Не опоздаем? — ах как же удивленно округлились нежно-голубые невинные глаза Михалыча, я ему даже почти поверила. Но он не сдержался, и на губы выползла издевательская ухмылка.

— Совсем забыл тебе сказать, что повезу тебя я.

— А хозяева не будут против столь раннего визита?