«А сам-то? — он отчетливо услышал голос из бездны, выдыхаемый трубами органа. — Сам-то ты — разве не такая же тварь? Прикрываешься любовью к женщине, а сам собственными руками эту женщину чуть не убил. Не будет и тебе искупления за отнятые жизни. И ведь ты даже не раскаиваешься, тебе просто время от времени становится мучительно жаль себя: как же так — такой красивый, такой умный, такой талантливый и в каком же дерьме оказался — никому не нужный, всеми презираемый и проклинаемый, любимая женщина испытывает животный ужас при одной только мысли о близости с тобой, а единственный твой друг — боевик ИРА, такая же загнанная в угол убийца, как и ты. Ах да, еще белобрысый сопляк.

Ну же, попробуй раскаяться, просто попытайся… Может, тогда из грязного душегуба превратишься не в человека, нет, хотя б в его подобие. Играй проникновенно, душу вложи в исполнение — пусть та мразь, там, внизу, насладится перед смертью. А смерть ему уготована лютая, страшная…»

— Это было здорово! — Бриджит даже не пыталась скрыть удивления, когда он спустился вниз. — Я и не знала, что ты играешь на органе.

— Я не играю на органе. Когда-то я неплохо играл на пианино. Но орган — не пианино. Еле справился с тремя клавиатурами.

— А так не скажешь. Тальон даже слезу пустил. Я, впрочем, тоже, — глаза Бриджит блестели в полумраке нефа.

— Довольно, — Десмонд отстранил ее и подошел к связанному Тальону. Поднял того за шиворот с мраморных ступеней — Арно с трудом удерживался на ногах, стянутых ремнем. «Предлагаю покаяться перед смертью», — произнес он довольно равнодушно. Ему на самом деле было плевать, раскается ли убийца, но протокол казни требовал предложить преступнику покаяться, облегчить душу. Идеально вырезанные губы Тальона мечтательно изогнулись: — Знаешь ли ты, как маленькие девочки сладко плачут? У них краснеют глазки и распухают носики… И текут такие трогательные сопельки…

Не глядя, Десмонд протянул руку и в нее вложили клинок — острый, словно бритва, японский меч. Глядя Тальону в зрачки немигающими холодными глазами, он сделал короткий замах снизу и катана вошла в живот злодея, точно столовый нож в чуть подтаявшее масло, вырвав из самого, казалось, нутра его хриплый стон. Не вынимая меча, Десмонд сделал резкое движение вправо и видимо, задел печень, так как Тальон взвизгнул неожиданно звонко. Еще одно движение, теперь наискосок, и вот на каменный пол базилики начали вываливаться кишки — скользкие и вонючие. Бриджит зажала нос: «Фу!» и отступила за колонну.

— Собирай! — тихо приказал Десмонд, разрубая оранжевый шнур, и к его удивлению, Тальон, рухнув на колени, стал судорожно возить руками по полу…

— Вот так, продолжай, — Десмонд выглядел вполне удовлетворенным. Убийца кряхтел и скулил, время от времени подергивая головой, словно в нервном тике…

Не в силах более смотреть, как Тальон пытается затолкать свои внутренности обратно в зияющую рану, Бриджит сделала еще несколько шагов назад и оказалась в тени трансепта[228]. Кажется, никто не заметил, что ее уже нет — еще пара шагов в сторону — она двигалась как призрак, неслышно ступая по каменным плитам… Вот дверь придела, ведущая на узкую боковую улочку — она должна быть открыта, так и есть, недавно смазанные тяжелые металлические петли чуть скрипнули, тяжелая дверь поддалась, и вот она уже на улице. — Шиншер![229] — услыхала Бриджит. — Я здесь!

Она оказалась в крепких объятиях мужчины, одетого в черное — голос ей смутно показался знакомым: «Это я, Салливан». Джеральд Салливан! Солдат ИРА, ее боевой товарищ! — Джерри!

— Слава богу, думал, уже не дождусь тебя! Я получил от тебя послание в последний момент!

— Не могу поверить, меня услышали? — спросила Бриджит, с трудом переводя дыхание.

— Но я же здесь! Ты все такая же красотка, Шиншер!

— Все готово?

— Да, нас ждут на автовокзале, бежим! — он схватил ее за руку и потянул в узкий переулок.

— Подожди! — Бриджит вспомнила о важном: — Во мне микрочип — нас сразу поймают!

— Это плохо! — Салливан на мгновение задумался, а потом достал перочинный нож. — Где этот чип? Будет больно, придется потерпеть…

— Я потерплю. — Она скинула куртку и, закатав рукав свитера до плеча, подставила ему руку. Он, чуть поколебавшись, вонзил в нее кончик ножа. Бриджит заскрежетала зубами. — Сейчас, Шиншер, сейчас, — приговаривал Салливан, но тут нож, звякнув, упал на булыжник мостовой: — Х-ххр… — с каркающим хрипом ирландец стал заваливаться на вымощенный булыжником тротуар.

— Джерри! — испуганно воскликнула Бриджит. Из пореза струей текла кровь, куртка болталась на одном рукаве, но она повторяла: — Что с тобой? Вставай!

Но ирландец лишь судорожно дышал, выпучив на нее слепые от боли глаза.

— Вставай! — она обхватила его за плечи и ладонями почувствовала что-то липкое на его куртке. — Джерри, пожалуйста…

— Бе-бе…беги, — выдохнул он и упал ей под ноги. — Быстро!

Бриджит в панике оглянулась по сторонам и заметила тень, отделившуюся от стены Сен-Сернен: — Куда собралась, О'Нил?..

Еще одна тень направлялась к ней — в темноте она, наконец, поняла, кто это: Аль Ауф и его напарник: — Дай угадаю! — ухмыльнулся Тонтон. — Сбежать решила?

— Точно! — Аль Ауф направлялся к ней, плотоядно поблескивая черными глазами: — Нас предупредили, что ты наверняка попытаешься сделать ноги.

— What[230]?..

— La rousse pince pas Frangais.[231]

— Qu’est-ce que vous voulez?[232] — шепнула Бриджит.

— Ты гляди! — хмыкнул Тонтон. — Она начала говорить по-человечески.

— Qu’est-ce que vous voulez? — повторила Бриджит.

— Какая любопытная! — хмыкнул Аль Ауф. — Любопытство сгубило кошку.

Бриджит склонилась к Салливану, распростертому на булыжной мостовой: — Джерри! — дрожащим голосом позвала она.

— Расслабься. Он сдох, — сообщил Тонтон. — А с тобой мы сейчас поговорим!

— Десмонд! — крикнула ирландка, и оба палладина рассмеялись. Аль Ауф схватил ее за горло: — Нужна ты ему! Он занят — помогает Тальону раскладывать внутренности по местам. Prend ça[233]!

Он наотмашь ударил ее по лицу. Бывший боксер тяжеловес, Аль Ауф сбил ее с ног. Стало невозможно дышать из-за крови, хлынувшей в носоглотку. Тонтон зашел сзади и пнул ее по почкам. — Нам велено передать тебе сообщение от Магистра.

— Слушай внимательно. Я постараюсь тебя убедить. — Она уже не понимала, кто из них наступил ей на кисть руки — острая боль пронзила ей запястье. — Если ты еще хоть раз…

Еще удар — на этот раз снова по лицу — ногой: — Если ты еще хоть раз попробуешь нарушить приказ…

— Hei, Donnerwetter! Was geht hier ab?[234] — услышала она сквозь звуки ударов. — Boss, komm her schnell![235]

— Не вмешивайся, сопляк! — рявкнул Аль Ауф. Но Баса он явно недооценил. Танжерец согнулся, схватившись за причинное место, и заскулил: «Nique tes mères!»[236]

Тонтон выхватил из-за пояса нож — настоящий laguiole[237]. Он растопырил руки, поигрывая им, ловко пропуская лезвие между проворными пальцами: — Vas-y! Vas-y, un putain de boch! Cogne-moi![238]

Бас оставался перед ним совершенно беззащитный и Тонтон уже замахнулся, чтобы метнуть финку, целясь юноше в самое сердце. Но тут громыхнул выстрел, и он, выронив нож, со стоном схватился за простреленную ногу. — Merde!!!

На паперти бокового портала Десмонд опустил руку с пистолетом. — Ты прострелил мне колено! — орал Тонтон.