— О-о!!! — выражение лица Фафнира изменилось, стало восторженным и умилительным. — Русская… чудесно…

Катрин растерялась: — Что чудесного?..

— Русские женщины, — Фафнир мечтательно сглотнул. Катрин фыркнула:

— Ничего особенного.

— Русские женщины любящие и верные. Они, — Фафнир снова сглотнул, — почти святые.

Лицо Катрин окаменело: — Вы ошибаетесь. Мы не святые. Совсем не святые. Земные и грешные, как любые другие, — ее голос дрогнул.

— Наговариваешь на себя? — Фафнир пожал плечами. — Bon![327] Давай телефон. Позвоню, как только что-нибудь узнаю.

Катрин черкнула несколько цифр на страничке, вырванной из блокнота, и протянула ее Фафниру. Тот, аккуратно сложив листочек, убрал его в карман грубой черной косухи. — Может, выпьешь со мной кофе? — нерешительно предложил он. — Расскажешь поподробнее, зачем ты его ищешь.

— Но я уже все рассказала, — забеспокоилась Катрин. — Я больше ничего не знаю.

Фафнир испытующе прищурился: — А мне почему-то кажется, что ты что-то недоговариваешь. Впрочем…

— Давайте выпьем кофе, — неожиданно согласилась Катрин: в конце концов, чашка кофе ни к чему ее не обязывает, а она получит помощь в своих безнадежных поисках.

— Садись, — обрадовался Фафнир и кивнул на заднее сиденье «зверя».

— Ой, — испугалась она. — Я никогда не…

— Тебе понравится. Обними меня и держись покрепче. Ах, да! — он достал из багажника шлем — с таким же черным драконом над забралом, как и на его шлеме. — Это мой, запасной. Надень.

Катрин словно оказалась отгороженной от всего мира — стало немного трудно дышать, она чувствовала табачный дух — печать дыхания курильщика — все же французы — нация курильщиков, несмотря на агитки на стенах станций метро и запреты в бистро и ресторанах. Запах Голуаз[328] пропитал внутреннюю поверхность шлема, но Катрин он не раздражал, а скорее, отвлекал. Она взобралась на заднее сидение и обняла байкера за талию, даже через косуху ощущая под рукой крепкие мышцы.

— Держись! — Фафнир рванул ручку, двигатель взревел, и Катрин от страха вцепилась в него изо всех сил. — У-ух! Полегче!

— Простите, — смутилась Катрин. — Я никогда раньше… Ай!!!

Байк рванул с места, как показалось Катрин, с ракетной мощью и скоростью. Она зажмурилась — Фафнир съехал с моста на набережную Мажисри, заложив такой крутой вираж, что она почувствовала, как вот-вот вылетит из седла. Ей хотелось крикнуть «Остановись!», но понимала, что за ревом мотора он просто ее не услышит. Поэтому она в ужасе вжалась в черную кожаную спину и замерла: когда-нибудь он остановится, ну ведь должен когда-нибудь… Фафнир пронесся по набережной и свернул к Сен-Жаку. Еще несколько виражей и вот они уже на одной из узких улочек, прилегающих к Риволи.

— Где мы? — в шоке спросила Катрин, не без облегчения стаскивая с себя шлем.

— Это место нашей постоянной дислокации, — у небольшой кофейни было припарковано немереное количество байков — на любой вкус, размер и кошелек. Фафнир оставил грозного «зверя» прямо напротив входа — Катрин увидела бородатых байкеров в черной коже и шипах, расположившихся за уличными столиками. Все они явно были завсегдатаями этого места — держали себя свободно, не сказать — развязно, громко разговаривали, отчего вокруг стоял дикий гвалт.

— Хочешь остаться снаружи? — спросил ее Фафнир, и Катрин замотала головой — еще чего не хватало!

Она буквально влетела в кафе и забилась в самый дальний угол. Фафнир, усмехаясь в бороду, проследовал за ней, по дороге махнув официанту: — Dodo, deux café s’il te plait[329]… — и спустя минут пять перед Катрин уже стояла чашка черного кофе.

Байкер, тем временем окликнул одного из собратьев, заглянувшего в кафе — такого же бородатого, со шлемом в руках — тоже с драконом — белым, с раздвоенным языком и крыльями летучей мыши:

— Куэлебре![330]

— Господи, как ты это выговариваешь? — пробормотала Катрин.

— Salut! — байкер со странным именем Куэлебре стукнул ладонью о ладонь Фафнира. — Мадам, — вежливо поклонился он ей.

Перекинувшись несколькими незначащими фразами, Фафнир перешел к сути:

— Красотка ищет одного из наших. Американец, говорит.

— Американец? — поднял брови Куэлебре. — Среди наших американцев нет. Что-то ты путаешь, mon ami.

— А у «Les apaches»?

— У кого? — заволновалась Катрин. — У разбойников?

— Это название банды. Они наши, хм… конкуренты.

— У апашей надо спросить, я их всех не знаю. — Куэлебре вытряс из пачки сигарету. — Поговорю с Вальжаном.

— С кем он поговорит? — прошептала Катрин, когда Куэлебре вернулся к компании за уличными столиками.

— С Вальжаном, — невозмутимо повторил Фафнир, поднося к губам чашку с кофе. — Это главный у апашей.

— Но почему Вальжан?

— Ты читала «Отверженных»?

— Конечно! Но Жан Вальжан не был разбойником. Он всего-навсего украл хлеб, чтобы не умереть от голода.

— Так и «Les apaches» — вовсе не бандиты, — ухмыльнулся байкер. — Просто громкое название.

— Понятно, — осмелела Катрин. — И вы — вовсе не драконы. Просто громкое название.

Фафнир все так же беззастенчиво ее рассматривал. Катрин очень хотелось встать с красного диванчика и покинуть кафе — ей было отчаянно неловко — что она здесь делает, с этим практически чужим человеком? Каким образом он умудрился втянуть ее в это странное знакомство? И сам он странный, и друзья у него — ничуть не лучше. «Логично, — мелькнуло у нее в голове. — А тот, которого ты разыскиваешь — просто сама заурядность. Ничего особенного. Так! Немедленно встала, попрощалась и ушла отсюда! Допивай быстрее кофе или не допивай… На черта тебе сдался этот кофе!»

— Простите, Фафнир, мне пора, — она поднялась. Байкер разочарованно пожал плечами и поднялся вслед за ней.

— Как жаль. Давай, я тебя отвезу.

— О нет, мерси! — Катрин даже вздрогнула — еще не хватало! Она чуть не умерла от инфаркта по дороге сюда. — Да я и живу здесь совсем недалеко. Пройдусь.

— Я позвоню, если что-то узнаю, — он потянулся к ней, но она отпрянула — что за дикая привычка у французов целоваться при первом знакомстве. Ну уж нет! Он понял, что ее испугало, и смущенно улыбнулся: — Простите, Катрин… Я не хотел быть навязчивым…

Она выскочила из кафе, с облегчением перевела дух, и, сопровождаемая одобрительными возгласами потягивающих пиво байкеров, направилась в сторону Бобура.

— Письмо для мадам, — портье протянул Катрин конверт. Обычный конверт, но без марки и не заклеенный, с ее именем, написанным по-французски от руки. Катрин мельком глянула — какие-то бумаги — и обратилась к уткнувшемуся в монитор молодому человеку: — Excusez-moi, monsieur, qui a apporté cette lettre?[331]

— Je ne sais pas, madame[332], — пожал плечами портье. — Письмо доставили без меня. Могу позвонить и узнать, если желаете.

— Не стоит, — ответила Катрин и стала медленно подниматься по лестнице. Конверт она продолжала держать в руке — ей не хотелось его открывать, она не любила писем, приходящих неожиданно и неизвестно от кого. Два года назад она оказалась на грани нервного срыва, получив анонимное письмо, доставленное курьерской службой. Синяя шелковая рубашка, чудесное творение итальянского дома моды, стала для нее символом боли и насилия[333]. Теперь она сгинула вместе со своим хозяином в черном небытии.

И вот она уже открыла дверь номера и, зайдя, опустилась, не снимая обуви и не раздеваясь, у стола. — Господи, — тяжело вздохнула она. — Как я устала… Как же я устала.

Нехотя Катрин достала из конверта свернутый лист. Пробежав его, несколько мгновений вертела в руке.