— А поточнее?..

— Это мои друзья, повторила она и пожала плечами. — Что вас еще интересует?

— Как их зовут?

— Саша и Ясмин, — она поставила фотографию на место.

— Откуда вы их знаете? — Виктор уже понял, что медицинская карта — не единственный трофей, который он унесет отсюда. Кажется, ему повезло.

— Я помогла им в очень трудной ситуации, — ответила Эвелина. — Но это уже врачебная тайна. И в вашем постановлении нет предписания ее раскрыть. Это не имеет ни малейшего отношения к Роману Горскому.

Боюсь, вы ошибаетесь, — заявил майор. — Имеет самое непосредственное отношение.

Виктор решительно опустился в кресло, всем своим видом показывая, что настроен на продолжительную беседу.

— Я говорил, что Роман Горский обвинялся в убийстве четырех человек. Один из них — его мать. Двое других — Саша и Ясмин Гавриловы.

— Да что ж вы такое говорите?! — ахнула Эвелина.

— Говорю, как есть, — отрезал Виктор. — Доказательств его вины — хоть отбавляй. Итак, рассказывайте, Эвелина Павловна. Не вынуждайте меня на крайние меры. Я могу задержать вас, и мы отправимся беседовать в другое место. Так что лучше сделайте это добровольно.

— Хорошо, — после мгновенного колебания кивнула она. — Спрашивайте.

— Так я уже спросил — откуда вы их знаете?

— Так я вам уже ответила, — в тон ему произнесла она. — Я помогла им.

— Конкретнее.

— Я оказывала Ясмин помощь после неоднократных попыток суицида. Она пыталась наложить на себя руки после…

— После группового изнасилования, — перебил ее Виктор. — Это нам известно.

— Саше тоже требовалась психологическая помощь. Он сильно пострадал.

— И это тоже не тайна.

— Тогда не понимаю, что вы хотите еще узнать, — пожала Эвелина плечами. — Судя по всему, вы обладаете полной информацией.

— Не думаю. Полагаю, не обо всех ваших пациентах вы скажете — мои друзья. И, как я понимаю, они единственные, удостоенные чести стоять рядом с вашими семейными фото.

— Просто мы сдружились. Это… Господи, до сих пор не могу поверить в то, что вы мне сейчас сказали….

— Неувязочка, — с ехидцей заметил Глинский. — Если они ваши друзья, как же вы не заметили их отсутствия в течение столь долгого времени? Что за полтора года они вам ни разу не дали о себе знать. Да и вы тоже… Не пытались им звонить?

— Вы не понимаете, — побледнела Эвелина. — Все не так, как кажется…

— Тогда объясните! — довольно резко потребовал Виктор.

— Двенадцатого ноября двенадцатого года в моей семье произошла трагедия… Вся моя семья… Петр, мой муж, и сын… ему было всего семь… Оба они погибли.

— Простите…

Если б можно было провалиться под землю — здесь и сейчас — Виктор бы не колеблясь это сделал. Значит, фотографии на стеллаже — в буквальном смысле — мемориал… По погибшей семье и утраченных друзьях?

— Я была в ужасном состоянии…

— Понимаю…

— Нет, не понимаете! — она покачала головой. — Я их оставила одних, а сама умчалась на работу, разбираться с психами! Отправила их домой на такси, они сгорели заживо, а я… а я… — она уронила голову на руки и плечи ее затряслись.

— Простите… — повторил майор. — Какого числа это произошло?

— Двенадцатого ноября.

Могло ли это быть простым совпадением? Именно в тот день происходила бойня в Серебряном бору. Виктор черкнул дату в блокноте и поставил большой и жирный вопросительный знак. Подумал — и добавил рядом восклицательный.

— Как с этим связаны Гавриловы? С гибелью вашей семьи?

— С чего вы взяли? — удивилась Эвелина. — Я ничего такого не имела в виду.

— Тогда я не понимаю.

— Саша помогал мне с похоронами, Ясмин с поминками. Потом они стали навещать меня реже, а потом даже звонить перестали. Мне казалось, я понимаю их — очень непросто общаться с человеком, который сломлен горем. Я даже работать не могла. Но на них не обижалась.

— Они перестали звонить, потому что их убил Горский. Замуровал заживо в стене недостроенного коттеджа в Быково. Их нашли совсем недавно.

Глаза женщины налились горем и слезы потекли по ее лицу: — Боже мой…

— Эвелина Павловна… Я же понимаю, вы сообщили мне далеко не все, — мягко нажал майор. — В память о ваших друзьях — поделитесь со мной информацией.

— Но ведь вы раскрыли убийство, — заметила она. — Чего вам еще?

— Не сомневаюсь, Горский был лишь орудием. Он получил приказ. И у меня большие подозрения, что его убийство санкционировали из Франции. Точнее, некто, связанный с Фондом помощи жертвам насилия.

Ему показалось, или она побледнела еще сильнее, а в глазах заметалась смертельная тревога?

— Что вы знаете об этом Фонде?

— С чего вы взяли, что я знаю о нем! — ее ответ был резок, почти груб. Но Виктор ожидал услышать подобное. Он очень сильно бы удивился, если б она с готовностью сообщила ему хоть какие-то сведения об этой подозрительной организации.

— Странно, если вы о нем не знаете. Вы работаете с жертвами насилия, кому, как не вам сотрудничать с подобным учреждением? Уверен, если я явлюсь к вам с проверкой, мы найдем много…

— Перестаньте! Ничего вы не найдете! — Эвелина поднялась с места. — У меня больше нет времени. Вот карта Горского. Уходите!

— Я не прощаюсь, — чуть улыбнулся Виктор. Он вернется. Как только поподробнее узнает о ее семье, погибшей в аварии. Ну, вот не любил майор подобных совпадений.

24 декабря 2014, Париж, Берси

— Рождество… Кто его только придумал, — проворчал Джош, наблюдая, как Бриджит и Себастьян, с одинаковыми безнадежно блаженными лицами украшают елку. Они только что притащили метровой высоты дерево в горшке, и, теперь, не обращая внимания на недовольную физиономию напарника, извлекали из хрустящего пакета завернутые в нарядную бумагу украшения — сверкающие шары, покрытые изморозью сосульки и предмет особого восторга Бриджит — наконечник — пурпурную стеклянную звезду с золочеными гранями. Потом на свет явилась гирлянда — еще пара минут, и на елке замерцали с разной частотой красные, синие, желтые огоньки. Ирландка издала вздох восхищения и Себастьян, обняв ее за плечи, стал напевать:

— Oh Tannenbaum, Oh Tannenbaum,
Wie grün sind deine Blätter.
Du grünst nicht nur zur Sommerzeit,
Nein auch im Winter wenn es schneit[343].

— Я купила рождественский пирог и красное вино! Только стола у нас нет… И накрыть нечего.

— Прошлое Рождество ты так не суетилась, — с легким раздражением проворчал Джош. — Чего теперь разошлась?..

Бриджит скорчила ему рожицу: — Ты, человеконенавистник! Тебе не удастся испортить мне настроение.

— Да я и не собираюсь, — пожал Джош плечами. В самом деле, что он бурчит? Можно и улыбнуться — для разнообразия. Он сардонически скривил губы.

— Ты никогда не праздновал Рождество? — между тем поинтересовался Бас.

— Я атеист, — отрезал Джош. — А из сказок вырос.

— В таком случае, рассматривай это как повод для праздника. Ну, или для выпивки. — Себастьян откупорил бутылку бордо и разлил вино по бокалам. Протянул один Бриджит, второй — Джошу. Тот, кивнув, взял бокал и устроился на любимое место — на полу у стены.

— Ну, же, Джош! — воскликнула Бриджит. — Скажи тост, как старший.

— Не умею, — покачал он головой.

— Пожалуйста!..

— За свободу! — Джош салютнул ей бокалом. Бриджит обрадовалась — не столько самому тосту, сколько тому, что он внял ее просьбе. Она сделала глоток и перевела взгляд на Баса: — Скажем ему сейчас?

— Скажете мне — что? — насторожился Джош. — Эй, голубки! Вы решили пожениться? Изабель придет в восторг. Жики, полагаю, тоже.

Себастьян расхохотался и подмигнул Бриджит: — Ну как? Выйдешь за меня?

вернуться

343

Ах, ёлочка, ах, ёлочка, Зеленые иголочки, Не только летом зелена, Но и когда пришла зима.(нем) (пер. Тереховой Ю.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: