СТАДО МОИСЕЕВО
— Не сотвори себе кумира. Я, например, не сотворяю. У меня, например, к этому не лежит душа.
Зашумело стадо Моисеево.
— Вы слышали, что сказал Моисей?
— …как это правильно!
— …как верно!
— …не сотвори кумира!
— …не сотвори!
— …о Моисей!
— …мудрый Моисей!
— …великий Моисей!
ГОГ И МАГОГ
ПРОРОК ИОНА
Иону бросили в море.
— Человек за бортом! Человек за бортом! — вопил пророк, дрожа от страха и холода.
Усердно жестикулируя, он кое-как держался на воде. Потом его проглотил кит.
— Ну вот и слава богу, — сказал Иона, когда они остались вдвоем. — Куда мы теперь поплывем? Надеюсь, к берегу?
Кит очень удивился.
— Откуда ты знаешь? Я как раз туда собирался…
— Чудак ты, — сказал Иона. — Чудо-юдо… Ведь я же пророк, мне все известно заранее.
Кит не нашел что ответить.
— Тебя как зовут? — спросил он, помолчав.
— Иона.
— А чего это ты, Иона, там колотишься?
— Богу молюсь.
— Странно, — сказал кит. — Я думал, одного проглотил, а вас, оказывается, там двое?
— Вот чудо-юдо, — засмеялся Иона. — Бог не здесь, он на небе, а я отсюда ему молюсь.
— Небось, не услышит? — усомнился кит.
— Услышит, он все услышит!
— А у меня с этим делом беда, — пожаловался кит. — Глохнуть чего-то стал. Рыба мимо проплывет — и то не слышу. Кабы не ты — хоть с голоду пропадай!
Иона пуще заколотился.
— Научи меня молиться, Иона, — попросил кит.
— Плыви к берегу, там увидим.
Когда подплыли к берегу, Иона стал учить кита:
— Скажи: «Господи, помилуй!»
— Господи, помилуй!
— Громче!
— Господи, помилуй!
— Да не так, не сквозь зубы — пошире рот разевай!
— Господи, помилуй! — рявкнул кит во всю пасть, и Иона выскочил на берег.
— Постой, куда же ты? — растерялся кит. — А как же я? С голоду пропадать, что ли?
— Ты богу молись, — посоветовал Иона. — Попроси у него, он подаст.
Но кит уже разуверился в боге.
— «Молись», «молись»! Тут не то что дадут — отнимут последнее! Тьфу на тебя! — И кит пустил на пророка струю.
Но Иона уже твердо стоял на земле.
— Заткни фонтан, — презрительно бросил Иона.
ИОВ
— Любит!
— Не любит!
— Любит!
— А вот и не любит! — сказал сатана и показал богу язык.
— Ну почему же? — запротестовал господь. — Почему ты думаешь, что Иов меня не любит? Живет он как положено, соблюдая заповеди, не ропщет…
Сатана рассмеялся:
— А чего ему роптать? У него одних овец семь тысяч, да верблюдов тыщи три, да волов, да ослов… Ну ты, батя, сам посуди: разве можно роптать при таком состоянии?
Аргументы бога были исчерпаны.
— Отыди от меня, сатана! — крикнул он и перекрестился.
— Не отыду! Ты сам знаешь, что я прав.
— Ну хорошо же! — сказал господь. — Тогда смотри!
И он сжег все имущество Иова. Но не возроптал праведный человек.
— Бог дал, бог и взял, — сказал он, как было написано в Библии.
Сатана смутился.
— Твоя, батя, взяла. С меня причитается.
— Нет, ты еще посмотри! — ликовал господь.
И он уничтожил семью Иова.
— Бог дал, бог и взял, — твердил несчастный праведник.
— Еще смотри!
И бог поразил Иова всеми болезнями, какие оказались у него под рукой.
— Хватит! — возопил сатана, и слезы потекли по его нечестивой роже. Любит он тебя, любит, потому что дурак! Разве можно так измываться над человеком?!
СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО
И взял Давид Авигею, жену Навала, и сделал ее своей женой, И еще взял Мелхолу, жену Фалтия, и сделал ее своей женой.
И еще взял Вирсавию, жену Урии Хатеянина, и сделал ее своей женой.
И говорили Давиду:
— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твоя жена.
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
— Возлюбленный мой бел и румян, краше десяти тысяч других. Не видали ли вы того, которого любит душа моя?
— Проходи, проходи, некогда тут с тобой!
— Голова его — чистое золото, кудри его волнистые, черные, как ворон. Глаза его — голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве. Щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений. Уста его — сладость, и сам он — любезность. Не видали ли вы того, которого любит душа моя?
— Сказано — проходи! У нас таких, как ты, целый гарем.
Суламифь не уходила. Она стояла перед служителями гарема и говорила им о своей любви.
— Что яблонь между лесными орехами, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей. Он взял меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь.
Евнухи переглянулись.
— Ты, девчонка, что знаешь ты о любви?
— Любовь — это песня. Любовь — это песнь песней.
— Песня, говоришь?
— Большие воды не могут погасить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением.
— Ладно, насчет этого ты нас не учи — мы при этом деле приставлены. Давай проходи!
Суламифь прошла.
Евнухи умостились на мягких подушках и настроились на лирический лад:
— Любовь… оно, конечно… любовь… Давай говорить как мужчина с мужчиной…
ПРИТЧИ ЦАРЯ СОЛОМОНА
— Лучше открытое обличение, нежели тайная любовь!
Прежде подданные тайно любили царя, но, услышав такую притчу, перешли к открытому обличению:
— И это называется царь!
— Подумаешь — Соломон Мудрый!
— Считает себя мудрым, а на самом деле дурак дураком!
Подданные обличали вовсю. Они не щадили ни Соломона, ни его жен, ни его роскошных хрромов. Они перемывали косточки царя, как перемывают грязную посуду.
И тогда Соломон сказал еще одну притчу.
Он сказал:
— Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою, а кто широко растворяет рот, тому беда!
И подданные захлопнули рты.
Подданные замолчали.
Подданные по-прежнему тайно любили царя.