Я смотрела в окно своей новой спальни. Небо было тихим, но не безоблачным. Темные тучи повисли необычайно неподвижно, словно застыли во времени. На самом деле, все Стихийные Просторы, окружавшие Замок Бури, были такими же зловеще спокойными, словно все стихии задержали дыхание и ждали, когда что-то произойдёт.
Я тоже задерживала дыхание.
Завтра утром, на рассвете нового дня, я приму участие в церемонии, которая сделает меня Драконом Замка Бури. Я слышала, что это очень могущественный опыт — когда магия связывает тебя с одной из четырёх стихий Земли. Когда ты едина с её глубинной и древней мощью.
— Нервничаешь?
Я отвернулась от окна и посмотрела на Аллегру. Она сидела на моей кровати и листала журнал жёлтой прессы про ангелов.
— Немного нервничаю, — честно ответила я.
Становление Морским Драконом — это работа, которая требовала намного больше медитации и тихого созерцания, чем мои активные роли, которые я выполняла в прошлом. Эта работа требовала умиротворения, абсолютной гармонии — не только с моей стихией, но и с тремя другими Драконами, которые связаны с одной из оставшихся стихий.
— Не нужно волноваться, дорогая. Я здесь для того, чтобы позаботиться о тебе, — она подмигнула мне.
Я рассмеялась — именно то, в чём я сейчас нуждалась. Магия Аллегры была не такой могущественной, как моя, но она действительно заботилась обо мне. Она всегда прикрывала мне спину, несмотря ни на что.
— Я рада, что мой отец позаботился о твоём переводе вместе со мной, — сказала я ей.
— Генерал Сильверстар — суровый ангел, но он действительно печётся о тебе.
— Я знаю.
Хоть я и часто об этом забывала. Мой отец приучал меня быть независимой, сражаться в одиночку и полагаться только на себя. И всё же я всегда ощущала глубокую потребность в личных связях. В друзьях.
Папа считал эту потребность слабостью. Это было регулярной темой для его нотаций, но он потакал моей слабости так, как не стал бы делать этого с остальными. Это знак, что под беспощадной наружностью архангела он действительно любил меня.
Он был суровым, но не глупым. Никогда не глупым. Он слышал о предательстве Евы и, должно быть, понимал, как тяжело это ударило по мне. Так что он использовал своё влияние в Легионе, чтобы организовать перевод Аллегры со мной. В конце концов, она была моей единственной подругой.
— Ты стала такой тихой с тех пор, как вернулась с Сиеннского Моря, — сказала Аллегра. — Я думала, это из-за поступка Евы, но это ещё не всё. Ты не просто переживаешь. Ты… витаешь в облаках.
Я моргнула.
— Вот как?
— Да. А значит, случилось что-то ещё. Должно быть, это было безумное приключение, раз ты так увязла в собственных мыслях, но я всё равно почти ничего об этом не слышала.
— Что ты хочешь знать? — спросила я у неё.
Она покосилась на кинжал, пристёгнутый к моему бедру.
— Правда, что это бессмертное оружие?
— Да. И нет.
Она нахмурилась.
— Видимо, загадочные реплики идут в комплекте с крыльями, Каденс, потому что ты была намного прямолинейнее до того, как стала ангелом.
— Дело не в моих крыльях, Аллегра. Дело в кинжале. Это не так просто, как ты думаешь.
— Так объясни мне.
Я села рядом с ней на кровать.
— Я не уверена, что могу это объяснить.
— Попытайся.
— Это всего лишь ощущение. Да, Бриллиантовая Слеза обладает громадной силой бессмертного артефакта, но в то же время это нечто большее. Я чувствую гудение его магической песни в моей магии — и в моей душе. Это ощущается так приятно, так правильно. За каких-то несколько коротких дней он стал частью меня, как дорогой давний друг. Я не могу представить своей жизни без него.
Я посмотрела на неё, чтобы оценить реакцию на мои слова, но в данный момент вообще не могла прочесть выражение её лица.
— Может, я просто воображаю себе всякое, — я вздохнула. — Может, после потери Евы я просто так грущу и отчаянно хочу заменить ноющую боль в сердце, что заполняю оставленную ей дыру неодушевлённым предметом, — жалкий смешок сорвался с моих губ. — Я пытаюсь подружиться с кинжалом. Я действительно рехнулась.
— Если ты ставишь под вопрос своё здравомыслие, то маловероятно, что ты сошла с ума, — она взяла мои руки и ласково их сжала. — Может, у тебя особенная связь с кинжалом. Или… — она выгнула брови. — …Может, дело вовсе не в кинжале.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы с полковником Драгонсайром находились в очень даже реальной, смертельной опасности. В общих злоключениях рождаются связи.
— Ты думаешь, что я переношу свои чувства к нему на кинжал.
— Это ты мне скажи.
Я подумала над её словами.
— Я не уверена, кто для меня Дамиэль. Или кто я для него.
Её губы изогнулись в усмешке.
— Он тебе реально нравится.
— Почему ты так говоришь?
— Ты идеальный солдат, Каденс. Ты живёшь и дышишь протоколами.
Я нахмурилась.
— Ты ничего не можешь с этим поделать, дорогая. Так воспитал тебя отец. Ты разве не заметила, что Ева и я — единственные солдаты в Легионе, которых ты называешь по имени?
— Это неправда. А как же Никс?
Она усмехнулась.
— Ладно, зануда. Первый Ангел подобна богам. У неё нет фамилии. А у полковника Драгонсайра есть. Ты назвала его «Дамиэль», а значит, ты считаешь его хотя бы другом, — её улыбка озарила все лицо. Теперь она не просто улыбалась, она буквально сияла. — Но я думаю, что он — нечто большее, чем друг.
— Мастер-Дознаватель… с ним всё сложно.
— Вот уж действительно.
— А определить мои отношения с ним — ещё сложнее, — добавила я.
В её глазах зажглась дьявольская искорка.
— Ты запала на полковника Драгонсайра.
— Можно ли назвать это «запала», если это не совсем одностороннее чувство?
Дамиэля тоже влекло ко мне. Я это чувствовала. И дело не только в магии. Я чувствовала, как что-то тянет нас друг к другу, даже когда наша магия была приглушена.
— Полковник Драгонсайр испытывает к тебе симпатию, — Аллегра ослепительно улыбнулась. — Генерал будет в восторге.
Действительно. Папа предупреждал меня о Дамиэле.
— Так когда вы с полковником Драгонсайром снова увидитесь? — спросила у меня Аллегра.
— Понятия не имею. Но он обещал как-нибудь нанести визит и испечь мне блинчики.
— Если он предложил приготовить завтрак, должно быть, он планирует остаться на ночь, — она подмигнула мне.
Я открыла рот, чтобы выдать остроумный ответ (детали которого я всё ещё продумывала), но твёрдый стук в дверь пресёк момент моей риторической гениальности.
— Ого, быстро он, — прокомментировала Аллегра.
— Это не полковник Драгонсайр, — сообщила я ей. — Это мой отец.
Папин стук легко было узнать.
Я подошла к двери и открыла её. Действительно, на пороге стоял мой отец. Он не тратил времени впустую и вошёл в комнату так, будто это место принадлежало ему.
Его взгляд остановился на Аллегре.
— Капитан Прайор, вы свободны.
Он говорил особенно грубо, даже для него. Возможно, он подслушал наши сплетни.
— Каденс, — сказал он после того, как Аллегра ушла и закрыла за собой дверь. — Нам нужно поговорить о полковнике Драгонсайре. Ты понимаешь, как опасно вызывать интерес Мастера-Дознавателя. На последней миссии ты была недостаточно осторожна.
Я с трудом сохранила нейтральное лицо и не залилась ярким румянцем. Что ж, вот и доказательство. Мой отец действительно подслушал наш разговор о Дамиэле. И, как сказала Аллегра, ему это не понравилось.
В данный момент мой лучший вариант — действовать хладнокровно.
— Я ничего не делала, только подчинялась приказам. Я была идеальным солдатом.
— Не доверяй полковнику Драгонсайру. Не делись с ним секретами. Он тебе не союзник и определённо не друг. Никто не в безопасности от него, даже самый идеальный солдат. Даже я совершал проступки, которые могут навлечь на меня проблемы, если Мастер-Дознаватель достаточно долго будет копать под них.
— Ты просто циник, — сказала я.
— Я реалист. И тебе тоже надо быть реалисткой, если ты хочешь пережить расследование Мастера-Дознавателя. Он не остановится ни перед чем, чтобы выполнить свою работу, и в том числе запросто притворится твоим другом. Он изучал тебя. Он знает твои слабости, твою потребность в заведении дружбы.
Мой отец воспитывал из меня идеального солдата. Он думал, что потерпел неудачу в одном отношении: моя потребность в друзьях. Легион считал, что личные связи делали солдат слабыми.
— Ты не была осторожна в Чёрном Лесу, — сказал папа. — Ты продемонстрировала устойчивость к магии, и теперь полковник Драгонсайр тебя разоблачит.
— Я сделала то, что было необходимо для спасения полковника Бистбрейкера. Я пыталась поступить правильно.
— Тебе надо сосредоточиться на том, чтобы совершать дозволенные поступки, Каденс, а не морально правильные.
Да, это я уже слышала. Даже много раз. Видимо, этот урок мне не под силу выучить.
— Отдохни немного. Увидимся на церемонии утром, — сказал он, затем вышел из моей комнаты.
Я села на краю кровати, обдумывая его слова. Я понимала, что движет моим отцом, но не могла отречься от морали ради спасения собственной шкуры. Я хотела поступать правильно. Я хотела видеть в людях хорошее, а не плохое, как того требовала от Дамиэля должность Мастера-Дознавателя.
Дамиэль не один такой. Ангелы слишком часто не видели в людях хорошего. Они видели лишь угрозы и монстров. И именно эти подозрения не давали им рассмотреть другие способы, другие пути. Их пессимизм убивал весь оптимизм — то нечто особенное, за что я держалась изо всех сил.
Именно этот оптимизм позволял мне иначе смотреть на мир. Именно он делал невозможное возможным.
Лёгкая, как мои мысли, рябь ароматного ветерка шёпотом влетела через открытую дверь балкона. По моей коже пробежались мурашки. Полупрозрачные шторы зашелестели, и Дамиэль Драгонсайр широким шагом вошёл в мою комнату; его тёмные крылья развеялись дымом между одним шагом и следующим.
Я поднялась с кровати и положила руки на бёдра.
— У моего замка есть входная дверь, знаешь ли.