Колюня:

- Это еще разобраться надо, кто к кому пристает.

Понт:

- Вот, возьмите, купите себе водки...

Колюня:

- Конечно! Себе. А у тебя голова не болит?

Понт:

- Болит, но пить эту гадость я не буду. Я не могу себе позволить оставшиеся дни провести в беспамятстве.

Колюня:

- Смотрите на него! Он хочет сохранить в памяти наши пьяные рожи, кривлянье этих гребаных депутатов по ящику, этого президента, пропившего мозги и разучившегося говорить с людьми на человеческом языке. Может, тебе еще воспоминаний о войне подкинуть? А? Знаешь, как входят в дома, захватывая город? Знаешь?! Не знаешь?! Тогда ты ничего не знаешь! Так слушай, как это делается: ногой выбивают дверь, бросают гранату, расстреливают из автомата и заходят. А на полу - все, что осталось от людей. И люди эти - дети, женщины. Ошибочка получилась. Понял, нет?! Трезвость он хочет беречь, себя соблюсти. Ты у нее, у Ольки спроси, как ее мамка пропила и как она теперь сама себя пропивает. Ты на улицу выйди.

Понт:

- Колюня, это... правда?

Колюня:

- Что - правда?! Что я у тебя деньги вчера украл и книжки? Да, правда. Я же тебе праздник хотел...

Понт:

- Да нет, Колюня. Я все понял про деньги еще вчера. Это все ерунда. Про детей это - правда?

Колюня:

- Конечно, мне сейчас больше всего хотелось бы сказать, что нет, но я не могу соврать: правда, Понт. К сожалению - правда. Это война, Понт, пойми. Там нет виноватых...

Понт:

- Колюня, я прошу Вас уйти. Совсем уйти. Я прошу Вас. Очень прошу.

Колюня:

- Но, Понт, послушай же...

Понт:

- Я прошу Вас...

Колюня:

- Ладно, Понт. Я пойду. Только все, что тебе так не нравится и все от чего ты так стараешься отгородиться - происходит на самом деле. И как ты ни жмурься, рано или поздно зло, которое порождается всеми нами - приходит в дом к каждому, кто его породил. А породили мы его все вместе. Все. Согласись, Понт. Мы же живем рядом. Только часто не замечаем этого. Нам все кажется, что все плохое происходит где-то там. Что если и воюют, то другие. Да, другие, Понт. Но кто все это начинает? Конечно, ты здесь ни при чем. А кто - причем? А? Не знаешь, Понт?.. А может, не хочешь знать? Да ладно, чего тут выступать? Всем привет!

Уходит.

Оля:

- Ну чего вы, мужики, в самом деле-то. Чего не поделили? Давай я его верну что ли?

Понт:

- Не надо, Оля. Мы Россию не поделили. А не поделили мы ее по той самой простой причине, что не делится она, Россия. И мы не делимся. И у каждого своя правда. Да ладно, чего я тут перед тобой?

Оля:

- Кааанешшно! Чего со мной? Ночью по пьянке трахнуть - это сколько угодно. А слово по-человечьи, так чего со мной. Господа брезговают. Ну и пажжжжалста, могу и уйти...

Понт:

- Не надо! Пожалуйста, не надо. Мне сейчас никак одному, я вот сейчас. Ты извини, ты не думай, я хорошо о тебе. Я вот... это... ну... вот, возьми деньги.

Оля:

- Ты чо, мужик?! Думаешь, я совсем уже? Да пошел бы ты!

Понт:

- Да нет же! Нет! Я хотел попросить принести водки. Наверное, иногда это просто необходимо, - выпить водки. Давайте, Оля, выпьем водки. Вдвоем. Просто выпьем и помолчим. Давайте? Я даже сам сбегаю. Только Вы подождите меня.

Оля:

- Чо, боишься, что скраду бутылку?

Понт:

- Да не боюсь я за бутылку. И за деньги не боюсь. Я... Я один боюсь остаться. Я так долго был один.

Гаснет свет. Когда зажигается - та же комната. Только опустела. Стеллаж пуст, несколько книжечек. Кровати нет. На полу - растерзанный матрас. Вместо стола - ящик. Сидит на матрасе Понт. Ободранный, грязный, трясущийся. На полу - пустые бутылки, шприцы. Окно разбито. В двери без стука входит участковый.

Участковый:

- Ну, может, расскажите, гражданин хороший, как получилось, что вчера вечером у Вас из окна гражданочка сиганула, а?

Понт:

- Я не хочу с тобой разговаривать. Уйди. Ты не имеешь права.

Участковый:

- Это я-то не имею?! А ну, вставай, пойдем!

В дверь входит медсестра.

Медсестра:

- Что здесь происходит? В чем дело? Товарищ милиционер, что Вы делаете? Куда Вы его тащите? Я буду звонить в милицию, если Вы не прекратите!

Участковый:

- А это что еще за явление?

Медсестра:

- Я - медсестра. Я делаю ему уколы. Обезболивающие. Вы меня понимаете?

Участковый:

- Нннне совсем.

Понт:

- Да не стесняйтесь вы, сестричка. Ничего. Пускай этот гад подавится - умираю я, мент. Понял? У-ми-ра-ю. И нет во мне страха. А у тебя - власти надо мной нет. Все - кончилась, мент, твоя власть.

Медсестра:

- Я все знаю, товарищ милиционер. Я уже следователю все объяснила. Эта женщина, которая выбросилась из окна, она жила с ним три месяца. Любила его по-своему очень. Только она пила сильно. Она совсем была больная. И он стал пить. А у него боли. И ему бесплатные уколы. И она ему делала уколы, а потом стала делать и себе - это же наркотик. А ему стало не хватать. И он терпел. А она мучилась. Пришла накануне ко мне и говорит: сестра, помогите. Дайте еще укол. А как я могу? У нас учет. Строго. Она в слезы. Говорит, что ей очень стыдно, все рассказала, что ворует уколы, и что он все знает и терпит. А ей так стыдно. И, говорит она, что раз на даете мне уколы, я больше так не могу его и себя мучать. И вот видите - пришла домой, ну и...

Участковый:

- А я не знал, что ты вправду больной. Я думал, что ты из голубых. Привел к себе мужика за наследство. Думал, бардак здесь разводите. Совсем я сапог стал. Ты прости, мужик. Извиняй. (Сняв фуражку, уходит).

Медсестра:

- Ничего, ничего. Ты плачь, плачь. Слезы - они тяжелые. Надо плакать, а то слезы на душу давят. Душе тяжесть. Плачь, плачь. Мы сейчас укольчик. Вот так. Вот таак. Ну и хорошо. Все хорошо. Лежи, милый. Ты не стесняйся, что плачешь, что грязно у тебя. Не стесняйся. Нельзя самого себя стесняться. Каждый есть то, что есть. Ты не мучайся. Господь он все на место поставит. Всех примет. Не печалуйся так. Спи.

Понт:

- Мне так легче. Ты посиди со мной, сестричка.

Медсестра:

- Да как я могу? У меня знаешь, сколько больных? И все ждут. Извини, милый. Побегу я. Во, а к тебе кто-то идет, гость никак. Вот, посиди, немного, милый. А я побегу.

Входит Кузьмич. Медсестра убегает.

Кузьмич:

- Ну, здрав будь, Понт. Тьфу ты, прощевай Пантелеймон Евстафьевич, приучил нас Колюня твой на рынке...

Понт:

- Да ладно, Иван Кузьмич. Зови Понтом, мне даже нравится.

Кузьмич:

- Правда? Ну и славно, а то я, признаться, привык уже, сподручнее.

Понт:

- А что, ничего про Колюню не слыхать?

Кузьмич:

- На нет, совсем ничего. Как пришел невесть откуда, так три месяца назад и сгинул невесть куда. Да правильно ты его выгнал. Чего переживать? Он же - наемник. Чего у него могло за душой остаться?

Понт:

- Душа.

Кузьмич:

- Чего, чего?

Понт:

- Душа, Кузьмич, у него за душой осталась. Пускай искалеченная, пускай больная, а все-таки - душа. Да и у кого она сейчас здоровая?

Кузьмич:

- Да ладно, Понт. Ты, главное, не волновайся. Тебе силы беречь надо...

Понт:

- А для чего, Кузьмич? Помирать - дело такое, что сил не требует.

Кузьмич:

- Да чего ты все: помирать, помирать. Да если на то пошло, то сотря как помирать. Если достойно, то очень даже много сил требуется. А ну-ка, давай, вставай, лежебока, давай, давай, потихоньку, нам спешить некуда. Давай порядок наведем, что ж посреди свинарника помирать собрался? Давай, прибирай, как можешь, а я ванну приготовлю, я вот тут бельишко кое какое принес, рубашечку, брюки. Мы же с тобой одного размера. Ну вот и давай, как можешь, а я потом помогу остальное убрать. Помираю. Это, брат ты мой, тоже по-человечески надо делать...

Все чисто. Понт сидит у стены, на матрасе, чисто одетый. На полу, на газетке, Кузьмич. Перед ним и Понтом, на ящике, нехитрая закуска.