Однако с бронетанковым гренадером поступили некрасиво: обманом заманили на стол, прикрутили жгутами и пропустили сквозь генеральские яйца электромолотьбильный заряд.

- Ну, бляди! - обиделся от такой подлости дюжий больной, шутейно разрывая путы и размахивая, как дубинкой народного гнева, возмущенной плотью. - Сейчас я из вас сделаю дам... В бога, в душу, в мать... тра-та-тать!

Санитары, не из робкого десятка, угроз не испугались, но, замешкавшись с проклятыми противогазами, оказались прикрученными рваными жгутами к специальному столу. Через секунду с медперсональных задниц были сорваны штаны; еще через секунду в каждый персональный нижний проход был вставлен электроконец - кому-то достался -, а кому-то +. Бестрепетная бойцовская рука рванула рубильник...

Да, генерал поступил немилосердно, но, как говорится, исключение подтверждает правило. Когда обнаружили двух голых атлетов, поющих дамскими голосами "Широка страна моя родная...", и не обнаружили неистового пациента, то предприняли серьезные попытки к его обнаружению. И нашли генерала, но на танковой броне: соединение боевых машин окружило дурдом и готовилось разнести его в прах. Понятно, что врачи тут же поняли: имеют дело с практически здоровым на голову человеком, о чем свидетельствовала и справка с круглой надежной печатью, которую эскулапы вынесли бронетанковому экстремисту. На этом конфликт успешно завершился: танки вернулись на стрельбища, лекари - долечивать своих паразитирующих клиентов, генерал же со справкой был назначен на новую ответственную должность в Генштаб.

Думаю, нет необходимости говорить, что одурманенный совестью на непродолжительное время был не кто иной, как мой отец. Благодаря усилиям самой милосердной и надежной в мире психиатрической медицины он встал на ноги в хромовых сапогах. Изредка, правда, распекая незадачливого подчиненного, он интересуется:

- Тебе, козлик, что вставить: плюс или минус?

И его не понимают, но на всякий случай щелкают каблуками и во все горло гаркают:

- Служу, блядь, отечеству!

И верно: мы все служим отечеству, и отечество платит нам тем же в лице апостолов власти, уверенных, что вправе руководить работой по искоренению всего, что мешает формированию нового человека. Видимо, по уразумению государственных бонз, новый человек - это который не жрет, не срет, не семяизвергается, а растет, крепнет и мужает с надеждой на светлое будущее.

Бурная и радостная встреча по адресу: ул. Карла Маркса, 17, строение шесть. Двое обнимаются, хлопают друг друга по спинам, будто выбивают пыль из костюмов.

- Ник, чертушка! Сколько лет, сколько зим!

- Виктор, башка!

- Все такой же! Ас пера! Спасибо за репортаж, - саркастически смеется ученый. - Так прославил на весь мир, что погнали меня с Химзавода поганой метлой.

- Как это, Виктор? Ты же гений! - был искренне потрясен журналист.

- Ой, это долгая история. Проходите-проходите. Правда, у меня скромно.

- Это Николь... тоже журналистка, - хмыкает Ник, представляя свою спутницу.

- А это Вика, - улыбается Загоруйко. - Соседка. - И предлагает: Давай-ка, соседушка, чайку. Или что покрепче?

- Я за рулем, нам еще возвращаться, - разводит руками Ник. - Так, значит, живет гений органической химии? О, черт! - задел полку, которая и рухнула на пол. - О, пардон-пардон! - кинулся собирать книжные кирпичи.

Тотчас же раздался требовательный стук в потолок и стену. Малахольный гений отмахнулся:

- Соседи. Филиал дурдома.

- Весело у нас! - крикнула Виктория из кухоньки.

- Ничего, живем, хлеб жуем, м-да! - вздохнул Загоруйко.

- А нельзя... хлеб кушать... в другом месте? - мило поинтересовалась Николь.

- Дело в том... Николь, да? Что каждый кулик - знай свое болото.

- Его в Оксфорд приглашали, - заметил Ник с недоумением в голосе. Преподавать и работать.

- В Оксфорд?

- Да? Ну и что? - вскричал Виктор Викторович. - Что мне этот рафинированный Оксфорд? Мои мозги кипят разумом только здесь! - И тоже широко раскинул руки: вторая книжная полка рухнула на пол.

Тотчас же раздался странный гул. Задрожали стены, закачалась рожковая люстра, задребезжали оконные стекла.

- Ну и соседи у меня! - в сердцах проговорил ученый, собирая книги. Когда-нибудь отравлю питьевой водой.

- Боюсь, что это не соседи, - проговорил Ник, приближаясь к окну.

Далекий и тревожный гул, как при землетрясении, исходил из темно-синей степи, подсвеченной ранними звездами.

* * *

По свободной степи, подсвеченной ранними звездами и серпастым месяцем, двигались странные фигуры. Люди, не люди? Похожие на людей. Ростом от двух до десяти метров. И у каждой фигуры правая рука была вытянута вперед по ходу движения. Двигались же они к освещенному Химзаводу. Там уже происходили какие-то подозрительные и шумные события: громыхали взрывы, горели постройки, метались мелкие человечки...

Вдруг одна из величественных десятиметровых фигур наткнулась на провода линии электропередачи - вперед указывающей рукой. Провода красиво заискрились - и искусственные звезды, салютуя, обрушились на темную землю.

Тут я, Автор, вынужден признаться: однажды, когда я был юн и верил в людей, как в себя, мое творческое самолюбие было задето грубой дланью судьбы. В мою голову ударила мочевина дури, и я решил поступить на двухгодичные курсы, позволяющие потом с полным правом пополнить плотные ряды сценаристов и бесплатно смотреть фильмы в Доме кино.

Нас, искателей славы и приключений на собственный зад, собрали перед сочинением в просмотровом зале. Выступил известный киномэтр, умеренно толстый, сытый, грузноватый, вместе с тем моложавый и демократичный, по фамилии Факин-Черных.

- Ребята, - сказал он, гроссбух от кинематографа, - вы прекрасно, блядь, знаете, какие исторические и удивительные события происходят в нашей, блядь, стране. И поэтому, мои друзья, единственная, блядь, просьба: пишите правду, блядь, только правду, блядь, ничего, кроме правды, блядь. Вы, блядь, будущая наша надежда, должны ввергнуть меня и уважаемую, блядь, Комиссию в шоковое состояние, провести этакую, блядь, шокотерапию. Зачем, блядь? Чтобы мы, блядь, увидели, блядь, ваш, блядь, художественно-мировоззренческий, блядь, потенциал. Договорились, блядь? Ну и хорошо, блядь, блядь и еще раз блядь!