Василий сунул в рот последний кусок хлеба с салом, старательно разжевал его и начал было свое "хорошо...", но на первом же слове осекся. Помолчав немного, добавил:

- Я с тех пор решил, лучше в таких случаях самому ничего не делать. Товарищи обязательно выручат. Только главное - верить, что помогут.

- С такими взглядами до иждивенчества Недалеко.

- Сказал. Я на чужом горбу в рай не еду, сам себе на хлеб зарабатываю. А насчет помощи... Вот, положим, тебе надо десять пудов поднять. Пыжься ты не пыжься, все равно не поднимешь. Надорвешься только. А помогут тебе, ты эти пуды запросто одолеешь.

- Так одолевать-то все-таки ты будешь, а товарищи только помогут.

- Считай, как хочешь. - Василий погасил плафон. - Спать давай, утром думать будем.

4

Сон к Сергею по-прежнему не шел. Он думал о том, что все очень нелепо получилось - поехал в совхоз, чтобы там на Новый год было кино, в результате - ни там кино, ни у него Нового года. Наконец он устал от дум, привалившись к Василию, заснул. А когда проснулся, было "же совсем светло. Причудливые морозные разводы на стеклах поблескивали, будто просвеченные внутренним светом. Было очень тихо. Вначале тишина обрадовала Сергея значит, буран прекратился. Но вызванивало в этой тишине что-то напряженно-тревожное.

Сергей не сразу понял, отчего у него появилось ощущение тревоги, а когда понял, вздрогнул, как от удара.

Мотор молчал, поэтому было так тихо. И проснулся Сергей только потому, что в кабине стало холодно. При дыхании изо рта шел пар. Сергей потряс Василия за плечо, взволнованно крикнул:

- Мотор заглох, бензин кончился.

Это событие, так повлиявшее на Сергея, на Василия не произвело сильного впечатления. Он неторопливо стряхнул с плеча Сергееву руку и рассудительно сказал:

- Чего шумишь? Хорошо, что до утра хватило.

- А теперь ч го?

- Воду из системы надо выпустить.

- А потом?..

- Что ты, ей-богу, а теперь, а потом, - разозлился Василий. - Я откуда знаю. Ждать будем, вот что.

Захотелось есть. Эю был легкий голод - чуть-чуть посасывало под ложечкой, и обильно выделялась слюна.

Обычно Сергей заглушал его либо тем, что не думал о еде, либо шел в столовую. Но сейчас ему показалось, что посасыванис с каждой минутой становится острей.

И что самое неприятное - он не мог не думать о еде.

Чем старательнее он гнал от себя эгу мысль, тем навязчивей она становилась. Сколько им придется быть в степи? Если голод сейчас так мучительно назойлив, что же будет дальше?

Василий вышел, неплотно прикрыв дверцу. В узкую щель вползали и стлались по полу кабины клубы пара.

Стало еще холодней, но Сергей не захотел шевелиться.

Разве что изменится, если в кабине будет теплее лишние десять-пятнадцать минут... Снаружи послышалось позвякивание металла и вслед за ним журчание водяной струйки: Василий спускал воду. Потом он вернулся.

Долго сидели молча. Василий курил папиросу за папиросой. Когда сунул руку в карман за очередной, долго шарил там и, наконец, с сожалением сказал:

- Кончились папиросы.

Около его рта густым облаком закурился пар. Сергей сочувственно пожал плечами и сказал:

- Холодно. Надо идти.

- Куда? Здесь хоть около машины приметно, а уйдем, где нас искать будут?

- На дорогу надо идти, - упрямо возразил Сергей.

Василий не ответил, и они опять замолчали. Потом Сергей сказал:

- Если хочешь, оставайся, а я пойду, - и зашарил, нащупывая ручку дверцы.

- Вместе пойдем, - угрюмо буркнул Василий и вылез вслед за Сергеем. Только, по-моему, зря. Здесь пас скорей найдут.

- Замерзнем мы здесь скорей, это верно. Искать нас на дороге будут, сюда кто заглянет... Откуда узнают, где мы на целик съехали.

Они пошли, взяв за ориентир задний борт машины.

Как только начали двигаться, Сергею стало легче. Исчезло ощущение голода. Теперь у него была цель - найти дорогу. И мысли работали в одном направлении: верно ли они идут?

Солнце стояло у самого горизонта. Огромное, словно припухшее ото сна, оно цеплялось краем за снежную равнину, пересеченную невысокими холмами. Чем ближе к ним подвигались Сергей и Василий, тем дальше становились холмы. Наконец они догадались, что никаких холмов не существовало, существовали сугробы, которые, искрясь под солнцем, казались гораздо выше, чем были на самом деле.

Вначале Сергей и Василий шутили над своим бедственным положением. После долгого сидения идти было легко и даже приятно. Дороги не выбирали, двигались прямиком. Встречался сугроб, они проходили сквозь него, увязая по колено в снегу. Иногда им попадались полузанссенные следы их машины, и они буйно радовались - значит, идут правильно. Они даже шли на спорбудут за таким-то по счету сугробом следы или нет. Потом как-то само собой получилось, что Василий шел позади, ступая след в след, а Сергей начал старательно обходить высокие переметы.

Двигаться становилось трудней. А вместе с усталостью пришел и холод. Только теперь Сергей понял, что мороз подходит к тридцати градусам. Крупичатын снег при каждом шаге горками нарастал на носках валенок и осыпался с сухим шелестом, как сахарный песок с ложки... Опять захотелось есть. Сергей оглянулся и встретился с глазами Василия. Смотрели они безразлично.

- Замерзнем мы.

- Быстро же ты скис. А ночью, помнишь, геройствовал.

Не зная, как расшевелить Василия, Сергей решил играть на его гордости. Но Василий только устало поморщился:

- Говорил я - не надо идти.

- Дурак ты, вот что я тебе скажу...

И они вновь зашагали к дороге. Шли они правильно - им по-прежнему попадались следы покрышек их машины. Но где она, дорога, сколько до нее? Эта неопределенность и была их врагом. Не холод, не снег, а неопределенность.

Сергею вдруг стало страшно. Некоторое время он ни о чем не мог думать. Тогда он начал считать до ста. Но в продолжении счета Сергей несколько раз поймал себя на том, что выговаривает числа механически, и перестал считать.

5

Снег слепил глаза. Сергей прищурился. Даль заискрилась, заметалась, но смотреть стало легче. Поднес к глазам часы. Половина третьего. Пять часов они идут.

Всего пять. Как трудно, оказывается, идти. Может быть, на самом деле лучше было остаться в машине? Но как же их могли найти - кто знает, в каком месте они сбились с дороги? Хорошо бы сейчас отдохнуть. Только присесть. Подчиняясь этому навязчивому желанию, Сергей опустился на снег. Но тут же заскрипел зубами и заставил себя встать. А Василий, где Василий?