— Хорошо, что я вынул его из кармана! — порадовался барон. — А еще того лучше — что несколько раз взмахнул им, когда писал письмо.

Тут наш барон, барон бас Баритон, принялся что есть силы размахивать гусиным пером и почувствовал, что взмывает вверх, увидел край пропасти, но продолжал подниматься все выше и выше — вот взлетел он над кронами деревьев, вот уже парит над Черной горой… Внизу, посреди дремучего леса увидел он горное озеро и на его берегу — разбойников. Сидят братья Мухи, делят дукаты из его мешка: мне дукат, тебе дукат…

«Ах! — подумал наш барон, барон бас Баритон. — Как жаль, что их двое, а я один».

Только подумал, как уже смекнул, что ведь и он не один! На глади горного озера разглядел он второго барона, барона бас Баритона, — свое отражение.

«Ха-ха! — подумал барон, барон бас Баритон, — двое на двое — не так уж плохо»… И вскричал:

— Гей вы, братья Мухи!

— Кто там нас кличет? — удивились братья Мухи.

— Это я, барон, барон бас Баритон, которого вы скинули в пропасть! — отвечает барон. — Я не разбился, потому что упал в речку, которая вынесла меня на дно горного озера, на берегу которого вы сидите. И я нашел здесь уйму золотых прутьев куда великолепнее тех дукатов, что вы у меня отняли. Я вам, братья Мухи, по гроб жизни благодарен!

— Быть этого не может! — воскликнули братья Мухи и склонились над озером — поглядеть, правда ли, что барон там, да еще нашел золотые прутья. Тут наш барон на лету схватился за солнечный луч, падавший рядом с ним на землю, а в зеркале озера это отразилось так, будто он и верно держит в руке золотой прут.

— Может это быть, может! — воскликнули братья Мухи, увидев чудо, и оба, не сговариваясь, прыгнули в горное озеро — до того захотелось им отнять у барона еще и золотые прутья.

И сталось то, что должно было статься и чего так хотел наш барон, барон бас Баритон. Всякое око, коли залетит в него мошка, мигом зажмурится. Не диво, что зажмурилось и око горного озера, когда влетели в него разом две здоровущие мухи. А были этими мухами братья Мухи. Зажмурилось око горного озера и схоронило разбойников под своими берегами. Тут наш барон, барон бас Баритон, не мешкая спланировал на своем гусином пере на землю, посбирал дукаты в мешок и что было мочи припустил с Черной горы домой, потому как знал, что око горного озера рано или поздно раскроется, выпустит слезу, а с озерной слезой выплывут на волю и братья Мухи.

Следующей весной засеял наш барон, барон бас Баритон, золотыми дукатами весь сад. Засеял и думает:

«Коли из одного дуката уродился целый мешок дукатов, теперь должно родиться столько мешков с дукатами, сколько золотых дукатов было в моем мешке».

Да только просчитался барон. Не всякий год урожайный. На этот раз ничего в саду не уродилось. Даже то, что барон засеял, сгнило. И снова у нашего барона, остался всего один золотой дукат, который весной нечаянно застрял в мешке.

Ох, уж эта почта! Раз, к примеру, прислали по ошибке в Гашпарковцы слона. Пожалел Гашпарко беднягу слона и оставил у себя.

И правильно поступил. Слон был уже старый, с одного боку трухлявый, в нем можно было преспокойно жить, как в дупле на дереве. Вот и поселился Гашпарко в слоне.

Летом раскроет окошко в слоновьем боку, сидит, любуется посаженным в предслонье садиком со всякими диковинными цветами. Чтобы диковинные цветы в летнюю жару не завяли, поливал их Гашпарко из шланга. А шлангом ему служил слоновий хобот. На зиму Гашпарко затворял окошко в слоновьем боку. Зимы в Гашпарковцах были суровые, тут не только окошко закроешь, еще и печку надо топить. И Гашпарко топил в слоне печку — дым из трубы столбом валил. А трубой опять-таки служил слоновий хобот.

Слухи о Гашпаркином слоне распространились по всему королевству. И не диво, что однажды в слоновий бок постучались послы короля и, когда Гашпарко вышел на предслонье, обратились к нему с такими словами:

— Высокочтимый Гашпарко! На нашу землю напали враги. Король просит тебя и твоего слона подсобить его воинам.

Разве мог Гашпарко отказать королю? Не мешкая примчался он со своим слоном на поле брани и проявил в бою неслыханный героизм — метал в неприятеля одно ядро за другим. А слоновий хобот служил ему пушечным стволом.

Но вдруг — беда! Ядра кончились. А у неприятеля их хоть отбавляй! И он мечет свои ядра одно за другим. Что тут делать? Иной на Гашпаркином месте непременно был струсил и убежал. Да не таков был наш Гашпарко! Он стал отбивать неприятельские ядра, как теннисные мячи. А ракетками были уши его слона!

Неприятель в ужасе бежал. Так Гашпарко победил вражеское войско. Обрадовался король, явился на поле брани и самолично поблагодарил Гашпарко. А в награду дал ему два вагона золота.

После войны все паровозы были разбиты — любой бы на Гашпаркином месте стал ломать голову, как эти два вагона золота увезти домой. Но Гашпарко голову не ломал. Привязал вагоны к хвосту слона, развел у него в брюхе пар, присвистнул громким посвистом — и слон вместе с вагонами понесся по рельсам не хуже любого паровоза, только дым из хобота валит!

Однако что делать с двумя вагонами золота? Выстроить золотые ворота? Или вставить себе золотые зубы? Или закопать золото в саду, чтобы через сто лет кто-нибудь нашел клад? Так думал да гадал наш Гашпарко, воротясь домой в Гашпарковцы. Глянул он на своего слона — видит: два неприятельских ядра пробили бедняге уши, одно ядро — левое ухо, другое — правое, и остались в ушах две здоровенные дыры: одна в правом ухе, другая — в левом.

Иной бы сказал себе:

— Ох-хо-хо! Испортили мне слона!

А Гашпарко радостно воскликнул:

— Когда у девушки проколоты уши — заказывай сережки!

Кликнул он золотых дел мастера и велел изготовить для слона в награду за боевую помощь из двух вагонов золота две сережки.

Вернее, не сережки, а две громадные серьги, ибо шутка ли подвесить к каждому уху слона по вагону золота! Мало какой слон может похвастать такими серьгами. Как надели Гашпаркиному слону эти серьги, стал он похож не на слона, а на красивую богатую даму. Так ему Гашпарко и сказал.

На другой день слон исчез. Долго ломал голову Гашпарко, куда мог деться слон, долго горевал. А чтоб меньше горевать, по вечерам листал заграничные журналы. Вот как-то наткнулся он в одном заграничном журнале на картинку, а на той картинке был плывущий в Африку пароход. Пригляделся Гашпарко — на палубе сидит какая-то красивая дама и пишет открытки. Дама не только красивая, но, видать, еще и богатая — в ушах у нее висят две громадные золотые серьги. Пригляделся Гашпарко внимательней и вдруг воскликнул:

— Да это же мой слон! Шикарная у него жизнь! С нетерпением буду ждать подробностей.

Гашпарко был уверен, что очень скоро узнает все подробности, когда получит одну из тех открыток, что писал ему слон на палубе парохода. Ведь одна-то открытка, если не все, наверняка предназначалась ему, и он вот-вот ее получит. Да так и не получил. Ох, уж эта почта!

На одном лугу за одним словацким городом была мусорная свалка, и в той мусорной свалке было видимо-невидимо самых разных никому не нужных вещей. И была эта свалка так велика, что заслоняла горожанам солнце. Пришлось городскому магистрату собрать экстренное заседание, чтобы решить: то ли привыкать к жизни без солнца, то ли поскорей от этой мусорной свалки избавляться. «Привыкать к жизни без солнца слишком дорого, — размышляли отцы города. — Пришлось бы днем и ночью жечь электричество. Куда дешевле обыкновенная спичка. Чиркнешь — и вся куча вспыхнет ярким пламенем. И снова мы сможем загорать на солнышке!» Так и порешили: на следующее же утро мусорную свалку спалить.