ГЛАВА 6.

Вокзал походил на католическую церковь. Я видел похожую в отцовских альбомах по искусству, ко­торые он иногда разрешал полистать. Высокие, уходящие в никуда стены, витражные окна до по­толка. Причудливо преломляясь, робкие лучи солнца рисовали на полу волшебные узоры в виде не­виданных зверей и цветов. Зелёным цветом тянулись вверх изогнутые стебли, взрываясь на концах густо - красными кровавыми шарами, пульсирующими словно живые человеческие сердца.

Огромный зал пустовал. Только в первом ряду читал газету пожилой мужчина в шляпе, а в углу дремала на узлах и чемоданах толстая старуха, замотанная платком. Вокзал поразил меня своей кра­сотой и величием. Впечатление портили пластмассовые грязно-оранжевые стулья и развешанные по­всюду безвкусные картины.

- Что здесь нарисовано? - поинтересовался я у сестры, разглядывая тёмно-лиловое пятно на розо­вом фоне.

- Правильно говорить не «нарисовано», а «написано», - отозвался мужчина в шляпе. - Это ты в альбоме рисуешь, а художники пишут.

И снова уткнулся в свою газету.

- Скорее намалёвано, - возмутился я. - Попробовал бы я такое написать, сразу бы схватил пару по рисованию!

Таня наклонила голову влево, затем вправо, отошла на несколько метров и многозначительно произнесла:

- Редкая мазня!

Я захихикал. Истерически, конечно. Таня нахмурилась, тётя шикнула, а мужчина в шляпе отложил газету и строго погрозил пальцем. Я зажал рот ладонями, но остановиться не мог, издавая похожие на хрюканье звуки.

- Хватит уже! - закричала Таня. На её глазах заблестели слёзы. - С ума сошёл что ли! Ничего уже сказать нельзя!

Покраснев, я мгновенно успокоился.

- Пойдём, лучше я тебе одну историю расскажу, - сжалилась сестра и потащила меня в самый дальний и тёмный угол, для полного эффекта.