Зеленые сады окружали замок. Лабиринты, где фейри бегали среди высоких стен, хохоча, пытаясь поймать друг друга. Большие цветы — самые большие в мире — наполняли воздух сладким запахом. Он когда-то хотел жить тут больше всего на свете. Но теперь он видел эту роскошь тусклой и мелочной.

Эльва прошла в главные врата, вошла в замок и ждала шанса поговорить с королем и королевой еще несколько мгновений их времени.

Он щелкнул клювом. Глупая. Она всегда забывала, что он не был терпеливым, и он не хотел упрощать все для Эмонна и Сорчи. Они пришли бы к нему, и он заставил бы их понять, что нужно было сделать.

Она будет говорить за него. Он не успел сказать ей, что доверил бы такое только Айслинг. Он просто должен был показать ей, что Королю-ворону не требовалась помощь, когда он просил другого короля.

Он полетел в поисках нужного окна.

Спальня короля была обычно в центре замка. Так было проще защищать ее в случае атаки, и король мог легко убежать по множеству проходов в замке.

Конечно, Эмонн не собирался быть напыщенным королем. Он бился много раз, наверное, и дальше тренировался, даже без Брана, и он хотел бы порадовать Сорчу.

А она хотела бы видеть все королевство у своих ног.

Бран осторожно замер перед окном, повернул голову и прищурился в поисках подсказок. Комната была роскошной. Картины со сценами леса покрывали каждый дюйм стен из белого мрамора. Позолота росписью украшала потолок, а нежная ткань ниспадала вокруг большой кровати с позолоченными столбиками и бежевыми простынями. Большое зеркало висело над изголовьем, позолоченные края были чистыми и почти сияли.

Но он выглядывал не эти детали. Бран заметил травы, висящие в углу, гребень с рыжими волосами и, конечно, мятые простыни.

Когда Сорча попала сюда из мира людей впервые, Бран был с ней. Она прибыла на корабле, которому было суждено попасть в мир фейри. Она не знала, что он был фейри, могла принять за питомца капитана. Но она быстро поняла, что он следил за ее путем, знал, что она завоюет сердце Эмонна.

Давным-давно он был романтиком. Бран опустился на позолоченный подоконник и прижал крылья к бокам. Когда он потерял ту романтичность? Может, Айслинг порой была бы рада такому.

Он скользнул клювом по окну. Он осторожно ощупал им засов и открыл его. Слишком просто. Ему нужно было отругать Эмонна за то, что в комнату было легко пробраться. Это смог бы любой, кто забрался бы на самую высокую башню.

Они думали, что были в сказке?

Он закатил глаза и толкнул окна, спрыгнул на стол. Они скоро отправятся спать. Ночь только началась, но они не останутся с их народом надолго. Эльва пришла поздно, они попросят ее подождать до завтра. Она разозлится, устроит истерику, и Эмонн с Сорчей так ее запомнят.

Он щелкнул клювом, отмечая, что увлекся. Он помнил Эльву глупой. Она изменилась, стала воительницей, так что он не должен был осуждать ее сразу.

Тихий выдох со стороны камина заставил его замереть. Он широко раскрыл крылья и зашипел на вошедшую служанку.

В ее руках была охапка одежды, и она цокнула языком при виде него.

— Кыш, — сказала она. — Улетай, паразит! Сколько раз я напоминала им закрывать проклятое окно? Впускают всяких зверей.

Он ненавидел, когда фейри не узнавали свой вид. Что за существо это было?

Он окинул служанку взглядом и оскалился бы, если бы мог. Пикси была знакомой, и он думал, что она запомнила его. Ее лицо в форме листика было красным на выступах на ее лбу и переходило до цвета плоти у подбородка. Лиловые крылья как у стрекозы широко раскрылись за ней.

Если он правильно помнил, ее звали Уна. Она служила Эмонну с его детства, по своей воле ушла с ним в изгнание на остров далеко от своего дома. Он считал, что умно держать резкую на слово женщину на работе.

Она ненавидела Брана на острове, и это мнение вряд ли скоро изменится.

Пикси опустила одежду на край кровати и замахала руками.

— Улетай отсюда. Кыш!

Он щелкнул клювом, опустил лапу на стопку бумаги на столе, и она опасно покачнулась.

— Не смей.

Будто он не использует шанс устроить бардак у Эмонна. Шипя, он толкнул бумаги к краю стола.

— Предупреждаю, птица. Я выдеру тебе перья и подам тебя завтра на блюде.

Нет. Она не любила готовить животных, как все низшие фейри. Уна и ее род ели мед и сливки, порой хлеб, если везло.

Он рассмеялся и столкнул бумаги на пол. Стопка разлетелась в стороны, тихо стуча по полу, и это ему нравилось.

— О, — простонала Уна. — Тебе конец.

Он зло каркнул, хлопнул крыльями, схватил клювом ручку и бросил в нее. Когда эта глупая фейри поймет, что он не просто старый ворон? Недовольно шипя, он продолжил хватать предметы со стола и бросать ей в голову.

Слова из ее рта заставили бы его покраснеть, будь он не вороном. Его шипение быстро стало хохотом, он продолжал дразнить ее. Когда пикси научилась таким словам?

Точно не от Благих. Ее повесили бы за пальцы ног, услышав от нее такой язык. Он подозревал, что это было от его старого друга. Эмонн всегда изобретательно ругался, и Уна это переняла.

Она гонялась за ним по комнате, пока он медленно все разрушал. Он прыгнул на кровать, голова покачнулась. Он схватил чашку со столика у кровати.

Уна указала на него.

— Не смей.

Она стояла с другой стороны кровати и могла лишь кричать, пока он держал чашку у края.

— Нет!

Она удивила его, когда прыгнула через кровать и рухнула в центр. Он не сдержался, буркнул заклинание, что запутало ее простынями. Она застряла там, ужасно ругалась, а он отпустил чашку, и она разбилась на мраморном полу.

Он так скучал по поведению Неблагого.

Смех зазвенел в комнате с порога, перебив их веселое сражение.

Эмонн прислонялся к двери, скрестив руки на груди. Он был в форме Благого короля. Золотая мантия стекала, словно жидкая, по бежевой тунике и штанам из мягкой кожи, заправленным в черные сапоги до колен, сияющие в свете свечей.

Его лицо было без кристаллов, хотя белый шрам пересекал его глаз и горло. Он оставил свою странную стрижку, и Бран был уверен, что у Благих от нее был зуд кожи. Голова была обрита по бокам, длинные волосы сверху были заплетены, хвост раскачивался у бедер.

— Бран, тебе не надоело мучить мою служанку? — спросил Благой король.

Уна пискнула на кровати:

— Бран? Тот Неблагой негодник, которого я прогоняла на Гибразиле?

— Тот самый, дорогая.

Она фыркнула.

— Нужно было стукнуть его метлой.

Бран прищурился, подумывая чарами поджечь ее юбки. Посмотрим, как она тогда будет за ним гоняться.

Эмонн покачал головой.

— Тише, пикси. С ним уже так нельзя, — он посмотрел на Брана и приподнял бровь со шрамом. — Отпусти ее, Король-ворон.

Он встопорщил перья, но пробормотал заклинание. Пусть пикси делает, что хочет. Если бы она попыталась ударить его метлой, он точно поджег бы ее платье.

Она выпуталась, и Бран понял, что давно не ощущал себя так. Может, последний раз был во время их приключения с ведьмой, когда они шли по дебрям Неблагого королевства, постоянно споря.

Он хотел вернуть то время. Когда они не тонули в ответственности за королевство, и проклятие не терзало их спины.

Уна прошла к двери, замерла и хмуро посмотрела на своего огромного короля.

— Он мне не нравится, и я не хочу, чтобы он тут задерживался.

Эмонн поднял руки.

— Уверен, он тут по причине, а не пришел в гости. Неблагие редко заглядывают поболтать.

— Хорошо, потому что я отказываюсь его кормить, — она хмуро посмотрела на Брана поверх плеча. — И остальное тоже. И можешь убрать за собой. Устроил бардак в комнате. Я разочарована.

Он щелкнул клювом, смог издать звук поцелуя, хоть клюв и был твердым.

— Ах ты! — она возмущенно ушла, но Бран видел улыбку, которую она пыталась подавить. Она была упрямой. Уне нравилось, когда ее дразнили.

Eamonn осторожно закрыл дверь за служанкой и повернулся к Брану. Смех еще плясал в его глазах, хотя он задумчиво нахмурился.

— Зачем ты тут?

Бран поднял крылья, будто пожал плечами.

— Бран.

Он махнул крыльями на тьму снаружи и прижал их к бокам. Эмонн забыл, что Бран был проклят как Король-ворон? Он не мог говорить ночью, пока проклятие не снимали. А Эмонн теперь мог это сделать.

Благой король криво улыбнулся ему. На его лице не было радости, только жалость, которую Бран уже видел и ненавидел.

Эмонн поднял ладонь и щелкнул пальцами. Проклятие упало с Брана, словно оковы, рухнувшие на пол со стуком. Он сполз со столика, перья сыпались с его тела на пол покрывалом тьмы.

Он прижал кулаки к камню, скрипнул зубами, а потом поднял голову.

— Мне не нравится, что у кого-то такая власть над моим проклятием. Эта власть должна быть только у меня.

— Нет. Тебе нужно отречься от этой гордости, Бран. Иначе ты сойдешь с ума, — Эмонн указал на стулья у камина. — Раз ты уже в моей спальне, поговорим?

Бран медленно встал. Его тело скрипело от боли превращения, но он не показывал этого. Эмонн понимал слабость, сам жил с неудобствами. Его проклятие было кристаллами, растущими из каждой раны, пока он не занял Благой трон.

Бран сел и недовольно выдохнул.

— Как ты узнал, что я был тут?

— Я знаю всех, кто входит, кто они и откуда, — Эмонн пожал плечами. — И за тобой могли наблюдать. Мне было интересно, как ты будешь справляться с ролью короля.

— Сомневался во мне?

Эмонн взмахнул рукой, призвал два стакана виски. Он вручил один Брану, другой поднял в тосте.

— Возможно. Я не считал, что у тебя есть задатки короля, но ты опроверг это. Поздравляю.

Тост был оскорблением. Губы Брана дрогнули, он осушил виски, не ответив на жест. Ему не нужно было следовать глупым Благим обычаям, пока были проблемы.

— Вижу, ты снова занялся магией. Я думал, ты предпочитаешь грубую силу.

— Рыжеволосая девица убедила меня, что это хорошая идея.

— Она во многом хорошем тебя убедила, похоже.

Эмонн хмыкнул.

— Так делает хорошая женщина, хотя не все из нас это ценят. Где твоя жена, Бран?

Слова жалили.

— Она не моя жена, — он так и не попросил ее об этом, не сказал даже, что желал этого. Грудь Брана сдавило от мысли, что он привяжет ее к себе навеки. Он хотел этого больше всего, но и хотел дать ей выбор. Ей нужно было убедиться, что она любила его, пожить так, как она хотела, пока он не попытался изменить все еще больше.