Остальная часть сцены пролетает. Я сражаюсь против человека, который бросает меня. Я разрываю себя и истекаю кровью.

Когда мы добираемся до конца сцены, то оба задыхаемся.

Я возвращаюсь обратно в себя, в эту красную комнату. Где лысый мужчина строчит заметки в блокноте размером меньше ладони.

Мы с Тоби смотрим друг на друга. Затем возвращаемся к Касперу Магуайру. Он закрывает свой блокнот и кладет на стул рядом с собой.

– Останься там, – говорит Каспер, указывая на Тоби. Затем мне:

– Ты закончила.

– Закончила? – говорю я с трудом, потому что мне кажется, будто все дыхание покинуло мое тело.

– Закончила, – затем он зовет другую девушку читать вместе с Тоби.

Огненная Леди останавливает меня, чтобы проверить, правильно ли она записала мой номер телефона, а затем сообщает мне, что завтра днем они опубликуют список актеров перед баром, или я могу дождаться звонка. Я оглядываюсь на Сэта, но он слишком занят репетицией своей сцены, и решаю ускользнуть, не попрощавшись. Может быть, я даже не вернусь, чтобы проверить, кто прошел. Может быть, я не отвечу на звонки. Возможно, я слишком размечталась, что мое место здесь, а на самом деле, я – просто глупая девушка из Нью-Джерси, которой нужно играть с детьми своего возраста.

Ускользнуть не получается. Сэт появляется передо мной, как по волшебству.

– Куда идешь? – спрашивает он.

– Мне сказали, что я закончила. Кажется, я все испортила.

– Испортила? Вряд ли, Джен, я видел тебя там. Это было…

Я не позволю ему закончить:

– Ну, он больше не хочет смотреть, так что с меня хватит.»

– Будешь меня ждать?

Я смотрю на дверь. Мой побег. Потом на часы на стене. Сейчас всего лишь около шести. Дерьмо. Мои дедушка, бабушка и сестра будут у меня дома через час. Если я уйду прямо сейчас, то лишь немного опоздаю.

– Да ладно. Я скоро закончу. Подожди меня. Или тебе есть чем получше заняться?

– Хм.

Занятие получше?

Сложно представить, что существует какое-либо другое место кроме именно этого. Трудно представить, что есть люди, которые ждут меня дома, хотя я знаю, что это правда.

– Не уходи.

Может, Каспер в последний раз посмотрит на меня и запомнит. Может, если я посижу здесь и подожду, меня еще раз прослушают. Партнерша Сэта зовет его обратно.

Мисс Карен назвала бы это оправданием. Прекрасно. Я оправдываюсь. Но я к тому же отпускаю ситуацию. Начинаю писать своей семье, но меня прерывает голос Сэта и его сцена прослушивания. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Он в паре с высокой девушкой с длинными волнистыми черными волосами и небольшим акцентом, который я не могу определить. У нее ярко-красные губы, как и ее свитер. Сэт сжимает ее щеки руками, отчего ее губы становятся выпуклыми, как у рыбы, и так сильно наклоняет назад ее голову, что мне кажется, будто сейчас свернет ей шею. Девушка отклоняется, она выглядит испуганной. Несколько слезинок появляются в уголках ее глаз.

– Ты никогда не поймешь, как сильно я тебя люблю, – шепчет он ей в рот. Так близко к ней, что я едва его слышу. Его голос как шипение. Потом он отпускает ее, и она падает на колени.

– Пожалуйста, – умоляет она, – Пожалуйста, не оставляй меня.

У меня еще не было возможности умолять Питера. Он не дал мне этого. Сэт плюет на пол.

Каспер их останавливает.

Как он мог? Сейчас самое интересное.

Все останавливаются. Мы оказались внутри этого момента, момента потери для пары на сцене.

А потом у Сэта происходит переломный момент. Его лицо превращается в свое собственное или, наоборот, трансформируется из своего, или творится что-то сверхъестественное, потому что клянусь, всего минуту назад он не был Сэтом.

– Спасибо большое за возможность, – говорит он Касперу.

Дерьмо. Я никого не поблагодарила.

– Да. Следующий, пожалуйста, – рычит Каспер.

Сэт пожимает плечами и собирает свои вещи. Огненная Леди также уточняет его номер телефона. И вот мы снова на улице. Он кричит в воздух.

– Это было потрясающе! – смеется он, подхватывает меня и начинает кружить. – Побежали!

– Побежали?

– Да! Давай бежать! Ты когда-нибудь бежала по тротуарам Нью-Йорка, переполненным людьми? Это самое лучшее!

У меня нет времени подумать, нет времени задать вопросы, нет времени усомниться.

Мы бежим. Бежим куда-то.

Куда угодно.

В никуда.

Всюду.

Когда мы бежим, мир вокруг нас размывается в серые полосы и огни. Город плывет вверх в сине-черно-оранжевых сумерках. Сэт резко останавливается, и я попадаю прямо ему в руки. Как раз в тот момент, когда мне больше не кажется, будто я в кино или в пьесе, или в мечтах.

Я смотрю на его лицо. Я вижу его дыхание. Даже если бы мне захотелось, и то я бы не смогла отделиться от его объятий. Мы – просто здесь, позволяем парящемуся вокруг нас городу застывать в замерзших зданиях, тротуарах и деревьях.

– Я не собираюсь тебя целовать, – говорит он, и его голос – это дыхание и лед.

– Ладно, – говорю я.

– Никакого протеста?

Не знаю, как протестовать. Даже не знаю, где я нахожусь. Даже не знаю, сделана ли я из плоти и костей или из воздуха и пыли.

Я опускаю голову ему на грудь и вдыхаю. Лимонное мыло. Постиранное белье. Дым.

– Мне нужно домой, – говорю я.

Он не протестует. Может, он тоже забыл, как это делать.

Мы идем к поезду, не касаясь друг друга, хотя было бы так естественно вложить свою руку в его. Я пытаюсь вспомнить, какие у Питера руки на ощупь. Уверена, что он держал меня по дороге в клинику. Или нет? Не могу вспомнить.

Смотрю на Сэта, который также, кажется, погружен глубоко в свои мысли. Воздух сильно парит вокруг нас.

У входа на станцию он берет меня за руки.

– Я позвоню тебе, – говорит он с полуулыбкой, – Ладно?

Я киваю в знак согласия.

– Ну и замечательно.

– Мне бы очень этого хотелось.

– Хорошо.

– Выясним все завтра.

– Да, выясним.

– Пока, Сэт, – он отпускает меня. – Большое спасибо.

– Ты сделала это сама.

Он посылает мне воздушный поцелуй, и я спускаюсь по лестнице. Достигнув нижней ступеньки, я оборачиваюсь и смотрю в свет внешнего мира, но он уже ушел.

АКТ II

СЦЕНА 5

(Действие происходит в церкви. На сцене ПИТЕР и ДЖЕНЕЗИС следуют за мистером и миссис СЭЙДЖ и ДЖИММИ по проходу, но на приличном расстоянии.)

ПИТЕР: На самом деле тебе не обязательно было приходить.

ДЖЕНЕЗИС: Я хотела этого.

ПИТЕР: Это много значит для моей мамы.

ДЖЕНЕЗИС: А для тебя это много значит?

ПИТЕР: Да.

ДЖЕНЕЗИС: Вот что меня заботит.

ПИТЕР: Знаешь, она не такая уж плохая.

ДЖЕНЕЗИС: Я знаю это.

ПИТЕР: Дай время. Она впустит тебя.

(Они садятся. Достают псалтыри. Начинает звучать музыка. Слышно пение хора. ДЖЕНЕЗИС наблюдает за ПИТЕРОМ, когда он поет. У нее на глаза наворачиваются слезы. ПИТЕР берет ее за руку.)

ПАСТОР: Боже, дай мне спокойствие,

Чтобы принять то, что я не могу изменить;

Смелость, чтобы изменить то, что я могу;

И мудрость, чтобы понять разницу.

(Свет гаснет. Конец сцены)

НЕ ИСКЛЮЧЕНО НАСТУПЛЕНИЕ ПЕРИОДА ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ПАРАЛИЧА

Пока я еду домой в автобусе, вся эйфория от прослушивания крутится и завязывается в узлы. Я — не тот человек, который указан в анкете. Если бы они знали мой настоящий возраст, то подумали бы, что я — всего лишь ребенок? Не восприняли бы меня всерьез? Я уже так давно не чувствую себя ребенком. С тех пор, как умер мой отец, хотя до этого все так и было. С тех пор, как он ушел, и моей маме потребовалось от меня, чтобы я не была ребенком. Она не знала, что делать с детьми. Элли была ребенком. Я была в переходном возрасте. Я была единственной, кто делал покупки в продуктовом магазине и вез еду домой в бабушкиной тележке. Я была единственной, кто стирал нашу одежду и простыни, а также проверял, чтобы мама продолжала в полной мере выполнять назначения врача.

Я всегда была в таком подвешенном состоянии. Но я не могла заботиться и о маме, и еще об одном ребенке. И когда в тот день мама оказалась в больнице, и мы должны были убедить всех, что она не пыталась покончить с собой, а просто врачи дали ей неправильную комбинацию лекарств, что ни одно сердце не может принять то, что ей было предписано, ну, мы были слишком сломлены, чтобы крепче держаться за Элли. Бабушка с дедушкой забрали ее. А я продолжала стирать наши носки и подписывать чеки на коммунальные услуги.

Она не пыталась покончить с собой.

Но бабушка настаивала.

Сейчас мне не хочется идти домой. Возвращение домой — это возвращение назад. Если я не останусь на этой волне, то боюсь вновь опуститься на дно океана.

Понимаю, что правильно было бы всех предупредить и написать смс, что я уже еду. Но что-то останавливает меня, не могу даже просто достать телефон из сумки. Мисс Карен может многое сказать по этому поводу. Еще одно оправдание. Еще одно отстранение. А как насчет того, чтобы просто держаться за то, отчего чувствуешь себя хорошо? Как насчет того, чтобы изо всех сил продвигаться вперед?

Почему я оставила Сэта? Неужели мы на самом деле встретились всего лишь прошлой ночью? С тех пор должны были пройти годы, океаны, целые вселенные. Может, поэтому я и не могу вспомнить.

И потом: картинка. Болтовня. Выплюнутая из его окна водка, словно фонтан. Сильный смех. Сброшенная с кровати куча одежды. А потом кувырки в кровати с этим парнем и надежные объятия.

Частичка ночи, которую я каким-то образом выкопала из темного месива своего мозга.

Я держусь за это воспоминание и на минуту прогоняю его. Могу чувствовать его на зубах.

Тогда вспоминаю кое-что еще. Легкость. Комфорт. Что-то необъяснимое и неопределимое. Что-то игривое и мечтательное.

Я не могу этого сделать. Я не могу этого сделать. Я не могу упасть. Я не могу увлечься чем-либо, когда я так потеряна, или, по крайней мере, думаю, что должна быть потеряна. Я должна упасть к ногам Питера и умолять его принять меня обратно. Ведь именно этого я хотела всего несколько часов назад. Не так ли?

Мы держались за руки?

В какой момент я действительно потеряла его?

Я вновь вернулась в Уолмарт, как и несколько дней назад. Я опаздываю, и я не написала смс. Мне предстоит хорошая длинная, холодная прогулка, чтобы вернуться домой. Опускаю голову и прохожу через это. Если мир в Нью-Йорке казался парящим, то этот ощущается камнем.