Маршал Жоаким Мюрат За рекой Сетунь, на её пологом берегу высился храм Спаса Нерукотворного Образа.

Маршал Жоаким Мюрат

За рекой Сетунь, на её пологом берегу высился храм Спаса Нерукотворного Образа. Впрочем, как он называется маршал Франции, Неаполитанский король, командующий авангардом французской армии Жоаким Мюрат, не знал. Он видел сияющую варварской красотой русскую церковь на фоне чёрных облаков, за ней деревья, побитые жёлтыми листьями, дрожащие на холодном ветру и Наполеона мерящего быстрыми шагами пространство вокруг церкви. У Наполеона после Смоленска появилась такая нервная походка.

Мюрат спешился, зашёл за ограду.

- Сир, - доложил он, - сражения у стен Москвы не будет. Я лично видел неоконченные укрепления на Воробьёвых горах и на ещё одной горе, ближе к нам.

- Где армия Кутузова.

- Она не пошла ни на север, ни на юг, как мы предполагали, она двинулась на восток через Москву.

- Очень хорошо, Мюрат, очень хорошо. Значить они получили такой сильный удар под Можайском, что не смогли от него оправиться. Скоро долгожданный отдых и мир на моих условиях с царём Александром. Мир ждёт меня у ворот Москвы, Жоаким.

Мюрат молчал. Он знал, что для Наполеона Москва является какой-то мистической целью. Мюрат смотрел на возбуждённо-радостного императора и думал, что за триумфом просматривается бездна поражения, что царь Александр не заключит мир, даже если этого очень захочет, потому что война идет не с царём русских, а с русским народом, а русский народ сдаваться не хочет. Наполеон уже написал одно письмо там под Смоленском, после сражения у Валутиной Горы и ответа не получил. Армия русских не бежит, а организованно отступает, русские на своей земле и через месяц у Кутузова будет столько же войск, сколько было у него перед сражением у Можайска.

- Ты уверен, дорогой мой Мюрат, что в Москве нас не ждут никакие сюрпризы?

- Не уверен, сир. Кутузов – старый хитрый лис, всё может быть.

- Будь осторожным, Жоаким.

Мюрат, не задерживаясь, помчался вперёд к своему авангарду. Наполеон, наскоро перекусив, в сопровождении эскадрона конных егерей и эскадрона польских улан в коляске покатил к Москве.

В полдень со стороны русских прекратилась стрельба и заиграла труба, призывая к вниманию, и оттуда появились два всадника. Французы тоже прекратили стрелять. Навстречу всадникам выехал полковник конно-егерского полка де Вильнёв. Русские подскакали ближе. Один из них был молодой человек в красном гусарском мундире, лет двадцати. Он приложил руку к виску:

- Штабс-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка Фёдор Акинфов с запиской от генерала Милорадовича к неаполитанскому королю.

- Полковник де Вильнёв. Прошу штабс-ротмистр следовать за мной.

Он проводил Акинфова до командира второго кавалерийского корпуса генерала Франсуа Себастьяни.

- Давайте ваше письмо, штабс-ротмистр, я передам Его Величеству.

- Извините, генерал, но генерал Милорадович поручил мне не только вручить лично ему письмо, но и передать кое-что на словах.

Акинфов держался спокойно и уверенно, французский язык его был безупречен.

- Ну, хорошо, - пришлось согласиться Себастьяни, - полковник, проводите штабс-ротмистра к Его Величеству.

На встречу к Мюрату поехали не спеша, шагом. Милорадович наказал Акинфову задержаться у французов как можно дольше, ибо, чем дольше он там будет находиться, тем дальше уйдёт русская армия.

Мюрат великолепно одетый, в неизменной чёрной шляпе с белыми перьями, высокий черноволосый выехал вперед своей свиты.

- Господин капитан, что вы мне хотите сказать.

Акинфов молча протянул письмо, где говорилось: «Оставленные в Москве раненые поручаются гуманности французских войск».

- Напрасно поручать больных и раненых великодушию французских войск. Французы в пленных неприятелях не видят уже врагов, - сказал Мюрат, прочитав записку.

- На словах, генерал Милорадович велел передать следующее: Если французы хотят занять Москву целою, то должны, не наступая сильно, дать нам спокойно выйти из неё с артиллерию и обозом. Иначе генерал Милорадович перед Москвой и в Москве будет драться до последнего человека и, вместо Москвы, оставит развалины.

- Мon cher ami, я не вправе принимать такие решения. Это прерогатива императора. Проводите капитана к Наполеону, полковник.

Акинфов поклонился неаполитанскому королю, и они с трубачом поехали за полковником де Вильнёв.

Мюрат смотрел им вслед и ему вспоминались атаки французской кавалерии под Смоленском и Можайском, где он чудом избежал пленения и как непоколебимо стояли русские. У него осталось меньше половины кавалеристов от того числа, что перешли Неман два с половиной месяца назад. Ещё две-три таких атаки и командовать ему будет не кем.

- Верните их.

Русские вернулись.

- Капитан, - сказал Мюрат, - я так подумал: не стоит беспокоить императора по пустякам. Я принимаю условия генерала Милорадовича и буду ехать так медленно, как только смогу. Но мой авангард уже сегодня должен быть в Москве.

- Как вам будет угодно, Ваше Величество, - скрывая торжествующую улыбку, поклонился Акинфов.

- Скажите, капитан, вы откуда родом?

- Из Владимирской губернии, Ваше Величество, но я ещё не капитан.

- Ещё будете, мы на войне. Но всё равно, я хотел бы, что бы вы передали своим московским жителям, что бы они сохраняли спокойствие…

Акинфов видел – неаполитанского короля что-то беспокоит, речь сбивчивая. Мюрату же виделись горящие русские сёла. Их жители сами поджигали свои дома и, собрав пожитки, уходили в леса, гоня перед собой скотину. Самих жителей он не видел, а горящие сёла – это страшно. Мюрат очень надеялся на счастливую звезду Наполеона и что война благополучно завершиться в Москве.

- Мирным жителям, - продолжал Мюрат, - французская армия не причинит никакого вреда, нас не надо бояться. Не будет взята ни малейшая контрибуция. Ни малейшая! Французские власти будут всячески заботиться о москвичах и их безопасности. Сам Бонапарт будет следить за этим. Лично!

- Я вам верю, Ваше Величество, - серьёзно сказал Акинфов

Мюрат посмотрел на него внимательно и произнёс:

- Холодно тут у вас. Как вы тут живёте в таком климате? А в моей родной Гаскони сейчас, наверное, жарко.

В голосе неаполитанского короля послышалась тоска.

- Надеюсь, московские жители не покинули свой город? – спросил Мюрат. - И где главнокомандующий Москвы граф Ростопчин.

- Откуда мне знать, Ваше Величество, я в действующей армии и в Москве давно не был. Граф Ростопчин на своём месте, где ему ещё быть?

- Почему ваш царь Александр не хочет мириться?

- Наверное, потому что война ещё не кончилась. Впрочем, я не знаю, Наполеон это может спросить сам.

- Да, конечно, но, по моему мнению – пора мириться.

- Это не нам с вами решать, Ваше Величество.

- Увы, капитан. Не отобедаете со мной? – неожиданно предложил Мюрат.

- К сожалению, нет, Ваше Величество. Командование ждёт моего возвращения.

- Не смею задерживать, капитан. Ещё раз говорю: французская армия будет заботиться о сохранении Москвы. И передайте самому храброму генералу русской армии моё почтение.

- От самого храброго маршала Франции.

- Merci, capitaine, - улыбнулся Мюрат.

Гаспар Гурго, ординарец Наполеона, поскакал к императору доложить о переговорах Мюрата с русскими. Наполеон утвердил условия перемирия.

В сопровождении всё того же полковника де Вильнёв, Акинфов и трубач отправились назад к арьергарду русской армии.

Проезжая мимо французского авангарда, Акинфов обратил внимание на два полка гусар. На них тёмно-синие доломаны и синие ментики, на киверах султаны чёрные, кивера у одного полка чёрные, у другого голубые.

- Это польские гусары, два полка – десятый и тринадцатый. У тринадцатого голубые кивера. Хотите, подъедим ближе? – сказал де Вильёв, заметив заинтересованность русского гусара польскими.

- Если это возможно, полковник.

- Конечно.

Проехали галопом вдоль фронтов этих полков, провожаемыми недобрыми злыми взглядами. «В двух полках вряд ли тысяча сабель наберётся» - про себя отметил Акинфов.

- Смотрят они на вас враждебно.

- Не удивительно, мы же с ними воюем, полковник.

- Мы с вами тоже, но я на вас так не смотрю.

- У русских застарелая вражда с поляками.

На нейтральной территории они простились, и каждый поскакал в свою сторону.

Встречал Акинфова аванпост лейб-гвардии казачьего полка – десять казаков. Среди них командир полка – полковник Иван Ефремович Ефремов. Он сидел на гнедом жеребце в чёрной бурке, курил трубку.

- Ну, что?

- Мюрат обещал двигаться медленно, Иван Ефремович.

- Добро.

Штабс-ротмистр поскакал к генералу Милорадовичу докладывать об успехе предприятия. Вскоре арьергард русской армии выстроился в походные колонны и направился к Дорогомиловской заставе.

Коляска с Наполеоном въехала на Поклонную гору. Под горой в боевом порядке стоял десятый гусарский полк. На вершине императора встречали Мюрат и ещё несколько генералов.

- Этот холм – Воробьёвы горы?

- Нет, сир, - сказал Мюрат, - это Поклонная гора, а Воробьёвы горы вон там сзади нас справа.

- Ну, всё равно, - сказал Наполеон.

Перед ним внизу лежал огромный город: разноцветные купола церквей, в основном золотые, на фоне чёрных туч, крыши дворцов, утопающих в начинающих желтеть листве садов и вдали на горизонте угадывались башни Кремля.

- Вот, наконец, этот знаменитый город. Древняя столица русских царей.

Наполеон достал подзорную трубу и стал разглядывать Москву через неё.

- Ровно двести лет назад на этом холме стояли войска гетмана Ходкевича, - сказал генерал Сокольницкий. – В Кремле голодал польский гарнизон. А вон там за рекой напротив Кремля произошла битва с русскими. Тогда полякам не повезло, битву проиграли.

- Зато сейчас повезло, - сказал Наполеон, не отрываясь от подзорной трубы. – Поляки отомщены, генерал. Польша будет свободной.