Огромная тяжесть свалилась с плеч Комарова. Казалось, он снова стал прежним. Он рассказал Рахимбекову о своих опасениях и страхе за сына, о голоде в Ленинграде, о многом, чего еще не знали на этом берегу, строил планы будущей работы, снова возвращался к Боре. Он говорил долго и много, ходил по комнате, снова садился и не заметил, что Рахимбеков уже несколько минут перестал его слушать, присматривался к чему-то происходившему за окном. Потом Асаф вдруг сорвался с места, что-то крикнул и, схватив полушубок и шапку, выбежал на улицу.

Комаров поспешил к окну. Через незамерзшие стекла он увидел приближающуюся со стороны озера большую колонну людей в черных шинелях, в накинутых поверх белых маскировочных халатах с капюшонами. Стараясь держать строй, люди молча брели по улице, еле передвигая ноги, а впереди, посередине, с боков на саночках по мерзлой земле тащили изнемогших товарищей. Командир колонны — седоусый моряк шел сзади, прямо, как лунатик, и видно было, что он движется из последних сил. Зрелище было скорбное и тяжелое и напоминало шествие монахов. Это эвакуировались курсанты из Ленинграда в глубокий тыл.

Все бойцы и командиры из расквартированных в деревне частей высыпали на улицу, встречая подходившую колонну. Она двигалась пешком через озеро.