Впечатленный боевым духом лягушки, даймё попросил своих воинов показать такую же

силу духа в бою с врагами. И эту силу воплотили эти мазки в каллиграфии.

Джек взял протянутую чашку чая.

- Смелая лягушка, - согласился он.

- Как и ты, - отметил старик, поднимая свою чашку. – Меня зовут Ширью, добро

пожаловать в мой дом.

Джек поклонился.

- Не знаю, как и отблагодарить вас, Ширью. Мой раненый друг Бенкей, а я…

- Я знаю, кто ты, - сказал он с доброй улыбкой. – Крики и мне было слышно. Джек

Флетчер. Самурай-гайдзин. Иначе почему я открыл врата?

Джек застыл.

- Так вы знаете, что этим перечите приказу Сёгуна?

Ширью уверенно кивнул.

- Я не клялся ему в верности. Не после смерти моей жены.

- Сожалею о вашей утрате, - сказал Джек. Он опустил чашку, думая, сколько еще

жизней разрушил Сёгун. – Что случилось?

Ширью смотрел на белую лилию в нише.

- Мою милую Юри сожгли за то, что у нее была христианская вера, - объяснил он с

печалью в голосе. – Но ее дух жив. И пока я жив, я решил, что буду помогать ее друзьям-

христианам.

- Понимаю, как вы рискуете, - сказал Джек, думая, как больно Ширью было

смотреть, как его жена сгорает. – Мы переночуем и сразу уйдем.

- Нет уже, - заявил Ширью. – Вы останетесь, пока твой друг не восстановится.

- Но враг так легко не сдастся. Как только Казуки поймет, что меня нет в лесу, он

вернется сюда.

Ширью уверенно покачал головой.

- Я отправил их на север к пещерам. Здесь много путей, по которым можно сбежать.

А меня здесь знают и уважают. В моих словах сомневаться не станут.

Ширью допил чай и показал Джеку свободную комнату.

- Спи спокойно, Джек Флетчер. В моем доме ты в безопасности.

Джек проснулся из-за криков. Опасаясь худшего, он схватил мечи и вырвался из

комнаты, готовясь встречать нарушителей. Коридор и гостиная были пустыми. Еще один

боевой клич послышался из сада. Раскрыв шоджи, Джек выбежал навстречу солнцу.

Ожидая битвы с Казуки и бандой Скорпиона, он был удивлен, увидев, что сад пуст и

спокоен.

Ухоженный сад был миниатюрным лесом с подрезанными деревьями, кустами и

узорами из камней. Пар поднимался из пруда, полного карпов кои. В центре стояла

беседка с изогнутой крышей с зеленой черепицей. Только теперь Джек заметил внутри нее

Щирью, сидевшего на коленях, в его руке была кисть. С ужасающим воплем старик

склонился над свитком, лежащим на столе. Чернила разлетались под потолок, он

взмахивал кистью, как мечом. Двигался он плавно и грациозно, каждый взмах был полон

уверенности. Закончив, Ширью опускался на колени, чтобы оценить работу.

Поняв, что кричал старик, Джек вернул мечи в ножны и направился по узкому

каменному мостику к беседке. Ширью улыбнулся, заметив его, и поднял свиток. Мощный

рисунок чернил покрывал бумагу, два сильных кандзи были соединены прямой линией.

- Спокойствие в движении, - перевел он.

Каллиграфия была завораживающей, но Джек не понимал значение.

- Смотри на пруд, - сказал Ширью, заметив его смятение. – Кои этим утром бушуют,

но поверхность пруда остается спокойной. Дочу но сеи. Спокойствие в движении. Урок: не

важно, как быстро двигаешься, центр должен быть спокойным. Это сущность шодо, пути

письма.

Он опустил свиток на стол.

- Как пруд с кои, кандзи замерли на бумаге, но выглядит так, словно они двигаются, -

Джек согласно кивнул. В каллиграфии Ширью была энергия, едва заметное движение, как

трепет листьев или мерцание воды, когда смотришь на свое отражение. – Художник,

создавая работу, отпускает кисть в свободный полет. Может, ты уже знаешь, линии

каждого кандзи идут в определенном порядке. Кисть должна двигаться гладко от одной

линии к другой. Это создает «ритм» каллиграфии, поток мыслей, который нельзя

нарушать, чтобы символ получил нужный вид.

- А зачем крики? – спросил Джек. – Мне казалось, что шодо больше похож на

медитацию.

- Так я коплю ки, - объяснил Ширью. – Шодо связан с сердцем. Кисть отражает

жизнь. Мазками запечатлеваются самые яркие моменты, полные ки, твоей внутренней

энергии, выраженные чернилами.

Он указал на два свитка в беседке. На одном резкими мазками были изображены два

кандзи. На другом символы были мягче:

- Крики возникают из-за темы. Если пишешь что-то, похожее на «смелость», тогда ты

должен добавлять киай во время работы, - объяснял он, указывая на первый кандзи. – А

вот такие, как «гармония», нужно исполнять грациозно, тихо собирая в себе ки.

Ширью взял чистый листок бумаги и обмакнул кисть в чернила.

- Какой бы ни была тема, художнику нельзя прерывать строку, тогда каждый символ

будет исполнен силы его разума, тела и духа, словно оживет.

Ширью занес кисть над бумагой и одним взмахом нарисовал большой круг.

- Это энсо. Это символ абсолютного просвещения, ведь круг пустой и полный

одновременно. Буддисты дзен верят, что характер художника проявляется в том, как он

рисует энсо. Создать идеальный энсо может только тот, кто совершенен духом и разумом.

Он протянул Джеку кисть.

- Хочешь попробовать?

24

ЭНСО

Джек опустился на колени перед столиком, крыша беседки закрывала от солнца.

Чистый лист рисовой бумаги лежал перед ним, пустой, как и небо. Рядом был черный

прямоугольный брусочек, и твердые чернила в форме цветка лотоса. Край его был мокрым

и потертым, ведь его смешивали с водой в квадратной чернильнице. Джек поднял

бамбуковую кисть, взяв ее большим, указательным и средним пальцами.

Акико учила его, как держать кисть для каллиграфии, как писать основные кандзи.

Но он знал лишь двадцать шесть из тысяч иероглифов, потому оставался новичком.

- Сядь прямо и не очень близко к столу, - посоветовал Ширью. – Вытяни руку, кисть

перпендикулярна бумаге. Левая рука придерживает бумагу на столе. Как и в медитации,

дыхание должно быть ровным, выдох начинает линию. Ты должен стать единым целым и

кистью, чернилами и бумагой. Думай о себе, как о едином порыве движения.

Следуя совету Ширью, Джек обмакнул белую кисть из козьей шерсти в чернила,

потом одним непрерывным движением вслепую нарисовал на бумаге. Получившийся круг

был неровным, в конце линии он поднял кисть слишком рано и оставил брешь.

- Прекрасно! – воскликнул Ширью к удивлению Джека. – Многим новичкам шодо не

хватает силы духа, чтобы так решительно нарисовать энсо. Это показывает твой дух

самурая-мечника.

- Но я его не закончил, - сказал Джек, понимая, что его хвалят из вежливости.

- Это и не важно, - Ширью смотрел на него так, словно оценивал душу. – Энсо –

выражение духа в данный момент. Брешь показывает, что твой дух – часть чего-то

большего, а не одинокий. Что ему нужен кто-то, чтобы стать полноценным.

Джек понимал, что Ширью прав. Он тут же вспомнил об Акико… потом о Йори,

Сабуро и Миюки,… а потом о Джесс.

Он понимал, что без друзей и семьи он был незаконченным кругом. И он не мог быть

полным энсо, пока не попадет домой.

- Я проверю Бенкея, - сказал Джек, не желая, чтобы старик ощутил его печаль.

Ширью кивнул.

- Понимаю. Продолжим урок позже. У тебя большой потенциал.

- Только не отрезайте мне ногу, - стонал Бенкей, морща лоб и испуганно глядя. –

Знаю, пахнет гнилой рыбой, но я к ней привык.

Джек бодро улыбнулся и вытер лоб друга холодной тряпкой.

- Это лекарство так воняет.

Бенкей с облегчением выдохнул.

- А я-то подумал, что больше не смогу танцевать!

Джек помог ему выпить бульон.

- Ширью сделал его для тебя. Там травы, что притупляют боль.

- Ширью! – глаза Бенкея расширились. – Я слышал о нем… Он – самый известный

мастер шодо в Кюсю.

- А еще он талантливый лекарь, - ответил Джек, подставляя миску к губам друга. –

Он сказал, что рана заживет через неделю. И ты сможешь ходить.

- Но… мы не можем так рисковать! – выпалил Бенкей. – Они найдут нас.

- Ширью сказал, что патрули проверяют лес и пещеры, потому нам нужно залечь на

дно. А еще мне нужно тренироваться владению мечом.

Бенкей выдавил смешок.

- Тебе? Тренироваться? Я видел другое!

Джек отставил пустую миску.

- Мне повезло выжить после схватки с Казуки. Мы были наравне, пока у меня были

все пальцы, но теперь…

Он замолчал, реальность была ужасной. Казуки с легкостью победил его. Пока он не

решит проблему с ослабевшей хваткой меча, их схватки будут приводить к смерти. Его

смерти.

День Джек посвятил тренировке техники Двух Небес в саду. Он словно тренировался

в Нитен Ичи Рю, он вытягивал руки, растягивал мышцы, разминал суставы. Потом он

начал отрабатывать взмахи мечом ката, которым его учил Масамото. Каждый раз он

заканчивал какой-нибудь техникой: Огниво и искра, Лак и клей, удар Бегущей воды, Тело

обезьяны, удар Осенний лист и так далее. Он должен был отработать движения так, чтобы

они получались у него без колебаний.

Джек отрабатывал ката столько раз, что они были ему привычными… должны были.

Но теперь его ката были неуверенными и не плавными. Левая рука стала слабой,

хватка тоже изменилась, и движения стали несбалансированными, хоть и немного, но

этого хватало, чтобы не попасть по цели в важный момент. Он заметил, что лезвие

вакидзаси часто дрожало, не ударяя по прямой. Пару раз он едва не выронил его.

С каждым взмахом смятение Джека росло. Он словно снова стал новичком. Он

утратил контроль, которому учился четыре года, который и определял победу в дуэли.

Когда он в третий раз выронил вакидзаси, Джек отвернулся от меча, оставшегося на траве,

лезвие сверкало, насмехаясь, как серебряная змея. Он нашел камень возле пруда и сел,

глядя на кои, скользящих под водой, но не видя их. Он потирал побаливающую левую

руку. Мизинец пылал, хотя там почти нечему было болеть.

«Как из-за такой мелочи он мог растерять все свои умения?»

Джек понимал, что мизинец был важен в хватке. Он помогал поддерживать баланс

меча и правильно исполнять тен-учи, движение на рукояти, похожее на выжимание

полотенца, что заставляло лезвие с ужасной силой ударять по цели, разрушая преграды.