Но прежде чем это произошло, молния успела его ярко осветить. Особенно лицо. И от увиденного у Норы мурашки побежали по коже, а то, что она съела накануне, устремилось к горлу. Обратно, на выход.

У здорового человека не могло быть такого лица. Да что там — такого лица не могло быть у просто живого человека. Такого изуродованного, наполовину объеденного, с пустой глазницей вместо одного глаза.

«Мертвяк! — сообразила Нора. — Да что происходит, демоны их всех сожри?!»

Нет, она знала об этой напасти, на равнинах досаждавшей живым людям куда больше, чем в горах к западу от Священной Империи. Более того, была знакома с нею не понаслышке. Дважды на ее памяти мертвяки и в родную деревню Норы наведывались. Но по двое, по трое. И всякий раз их визит удавалось пересидеть до рассвета, в погребе.

То есть нельзя было сказать, что появление мертвяка в ее шатре шибко поразило женщину и напугало до колик. Просто от этих порождений Скверны Нора успела отвыкнуть. И на возможную встречу с ними в походе отчего-то не рассчитывала. Вообще о них не думала, честно говоря.

Однако вот он мертвяк… причем вряд ли единственный на весь лагерь. Где один, там и второй, Нора это усвоила давно.

Как была, в ночной рубашке, женщина подошла к выходу из шатра. Выглянула наружу… и даже отпрянула на мгновение, движимая бессознательным позывом.

Все оказалось даже хуже, чем она ожидала. То, что Нора спросонок приняла за костер полуночников, запозднившихся праздновать победу, оказалось пожаром. И немаленьким. Горели сразу три или четыре шатра.

Но и без пожара зрелище открывалось удручающее. Победоносного войска Одербурга больше не существовало. Оно превратилось в стадо испуганных существ, последние силы тративших, чтобы хоть немного продлить собственную агонию. Выгадать для себя несколько лишних мгновений.

А военный лагерь за одну ночь стал охотничьими угодьями. Причем даже не для людей… живых, по крайней мере.

Навстречу вылезшей из шатра Норе выбежал насмерть перепуганный молодой паренек. Безоружный. Где-то бросил свое оружие, если вообще успел за него взяться. А за ним с неумолимой и уверенной медлительностью двигались два мертвяка.

— Пригнись! — выкрикнула парню Нора.

Тот едва успел отскочить, когда из простертой руки женщины вырвалась огненная струя. И в считанные мгновения превратила ходячие трупы в обгорелые костяки. Одного за другим.

— Миледи? — воскликнул одербуржец. Чьи глаза в тот момент сделались размером чуть ли не с монету от такого зрелища.

— Не стой столбом! — подчеркнуто-командирским тоном рявкнула на него Нора. — Найди какое-нибудь оружие и сражайся. Твои братья погибают… не тяни! Помоги им!

— Но я не могу… так же, — растерянно молвил паренек.

Однако Нора его уже не слушала. Похожая на привидение в своем нелепом, не предназначенном для прогулок, одеянии, она кинулась в ту сторону, откуда прибежал парень и преследовавшие его умертвия.

Обойдя пожар, женщина увидела еще одного мертвяка. Этот был в доспехах. И Нора со злорадной усмешкой швырнула его в огонь. Тем же заклинанием, каким не так давно выкинула из шатра присланного колдуном убийцу.

«Интересно, как он теперь? Не попал ли на ужин мертвякам?»

Впрочем, если судьба Освальда и тревожила Нору, то не сильно. Даже гибель этого недотепы едва ли могла помешать союзу с его хозяином. Уж очень многого хотел старый колдун. И вряд ли имел шансы получить это от Альбрехта Третьего.

Пройдя еще немного, Нора встретила воина, судорожно и из последних сил отмахивавшегося мечом от сразу трех мертвяков. Старых, облезлых и уже почти потерявших человеческий облик. В то же время, их движения не стесняли доспехи, так что ударов воина (уже не слишком точных) эти трое успешно избегали.

Скоро силы отчаянного рубаки должны были иссякнуть окончательно. Но никто не спешил к нему на помощь. Всех вокруг, кто еще остался жив, волновала лишь сохранность собственной шкуры. Всех… кроме Норы.

Сраженный молнией, пущенной ее рукою, один из мертвяков рухнул на землю грудой обгорелой плоти — теперь уже окончательно мертвой. Второго из живых трупов умудрился достать мечом сам одербуржец. Воспрянувший духом, не иначе, при виде подоспевшей подмоги. Какой ни на есть. Или просто тем обстоятельством, что противников у него разом поубавилось.

Парой ударов меч перерубил одну из ног мертвяка. После чего тот не удержался на единственной оставшейся конечности и рухнул на землю. А третьего из умертвий снова сожгла Нора. Только в этот раз огненной струей.

— Так это вы… миледи? — удивленно вопрошал узнавший ее одербуржец. — А… его сиятельство?..

Что он имел в виду своим незаконченным вопросом, Нора не поняла. Однако само по себе упоминание герцога буквально подстегнуло ее. Не хуже, чем лошадь — удар кнутом.

Действительно, о герцоге она и не вспомнила среди этой кутерьмы, и зря. Его тусклое сиятельство Нора, само собой не любила. Более того, как уже говорилось, желала смерти. Причем отношение свое к этому скоту и насильнику не изменила даже в эту ночь.

Но Карл Дерзкий был нужен для того, чтобы отбить трон Нордфалии. Точнее, нужно было одербургское войско, покорное воле герцога. Вот взойдет Нора на престол — тогда да. Его тусклое сиятельство станет обузой и может с полным правом убираться в Преисподнюю. Тем более что сама Нора планировала этому поспособствовать.

Но не раньше! Если герцог умрет прежде, чем самозваная королевская дочь станет королевой, она лишится могущественного союзника. Войско Одербурга за ней даже шагу не сделает. И хорошо, если бравые вояки не пустят бывшую герцогскую пассию по кругу. С них, достойных своего правителя, станется.

Исход сей показался Норе в эту ночь весьма вероятным. Пока его тусклое сиятельство дрых, пьяный и беспомощный в своем шатре, мертвяки могли запросто добраться до него и в клочья разорвать.

Конечно, у шатра стоит охрана… но это — в обычное время. Что происходит у походного жилища герцога в эту безумную ночь, даже представить было страшно. А потому Нора предпочла не представлять, но действовать.

— Его сиятельство? — были ее слова. — Спасать надо его сиятельство, вот что я думаю. И побыстрее. А по пути молиться, чтобы мертвяки его к нашему приходу сожрать не успели.

Затем добавила, уже на ходу:

— За мной! Чего встал? В таком деле ни одна пара рук лишней не будет. И ни один меч.

И вместе со спасенным ею рубакой поспешили к герцогскому шатру.

Мертвяков, встреченных на пути, Нора сжигала буквально на бегу, даже шага не сбавляя. Вносил свою лепту и спутник-одербуржец, умелыми взмахами меча обездвиживая ходячие трупы. Но, разумеется, от него прорвавшейся в лагерь нежити доставалось куда меньше, чем от шедшей рядом женщины. Отчего бывалый воин чувствовал некоторую неловкость.

Он не знал, что с каждым сгоревшим, поджаренным молнией или расплющенным, словно гигантским невидимым молотом мертвяком все сильнее болела голова Норы и все яростнее кровь стучала в висках.

Да, за все приходилось платить. И за колдовское могущество тоже. Потому хотя бы, что сила не могла взяться из ничего. Творя чары, Нора брала ее словно взаймы у себя самой.

Почти не замечала этого, если колдовала редко и помалу. Но теперь, прорываясь к герцогскому шатру, сберегать силу просто не получалось. Так что женщина, по сути, разрушала себя. Или, по крайней мере, истощала.

«Держись, мое меркнущее солнце и тусклые звезды, — мысленно обращалась она к Карлу Дерзкому, — не вздумай в зубах мертвяков оказаться. Держись!»

И сама не вполне понимала, кому адресовала это «держись» — герцогу или самой себе.

По пути к ним присоединились еще два одербуржца. А добравшись, наконец, до шатра, Нора не сдержала вздоха облегчения. Шатер был цел, хоть и толклась перед ним целая толпа ходячих трупов — не меньше десятка.

Из четырех телохранителей его тусклого сиятельства в живых оставались трое. Еще один валялся у входа в шатер. Причем едва ли от хмеля и вряд ли живой. Уж очень широкая лужа крови темнела под ним.

Оставшиеся стражи отражали натиск отчаянно, но слаженно и успешно. Преграждая путь к входу и закрывая погибшего товарища, они время от времени резкими выпадами норовили достать ближайших мертвяков, держа их на расстоянии. Некоторые из выпадов даже удавались. Нора обратила внимание, что почти у половины ходячих трупов не хватает руки.

Что до самих мертвяков, то они, напирая и толкаясь, больше мешали друг дружке, чем атаковали. Рано или поздно скупые, но по большей части меткие удары герцогских телохранителей обещали их измочалить до полной безобидности. Гибель же одного из стражей иначе как трагической случайностью объяснить было нельзя.

Появление подмоги телохранителей обрадовало. Один даже поприветствовал трех подоспевших воинов коротким радостным возгласом.

Решил не оставаться в долгу и один из одербуржцев, пришедших с Норой. Выкрикнув что-то вроде боевого клича, придуманного на ходу, он кинулся на ближайшего мертвяка и размашистым ударом меча по иссохшей шее снес ему голову.

«Вот дурак! — только и успела подумать Нора. — Неужто не знает, что Скверне не нужна голова… не нужны глаза, от которых ничего не осталось. Не нужны давно сгнившие мозги. Разве что рот мог бы пригодиться. И то если с зубами».

А в следующее мгновение повернувшийся к лихому рубаке ходячий труп кинулся на него, опрокидывая на землю и вцепляясь в горло.

Одна рука умертвия уже потянулась к лицу, к глазам поверженного воина. Однако что-то невидимое, но сильное подняло мертвяка в воздух, отрывая от жертвы. А затем швырнуло прямо на его гниющих подельников.

Те повалились в кучу, словно жерди опрокинутого забора. Да так и остались лежать, копошась неуклюже и беспомощно. Так и не успели подняться, когда струи огня из обеих рук Норы обрушились на них. Превращая сборище мертвяков в огромный костер.