Погребальный костер. Точь-в-точь как у варваров-северян. А частенько и в западных горах, подвластных Одербургу. Где следование этому древнему языческому обычаю вызывает бессильный гнев и скрежет зубовный у святых отцов.

Горела мертвечина ярко и жарко, не хуже целой поленницы дров. Одербургские воины даже попятились опасливо, стараясь оказаться подальше от этого жара.

Тем не менее, такое завершение схватки позволило им с облегчением вздохнуть. Кто-то загомонил радостно, засмеялся.

Норе же было не до смеха. По голове словно палицей треснули. Или она горела изнутри. И сделалась тяжелой, будто мешок с камнями. В глазах темнело, и темноту эту не мог развеять даже свет от огромного костра. Не держали и ноги.

Последнее колдовство, уничтожившее кучу мертвяков, далось женщине особенно дорого.

— Так вы ведьма… колдунья… миледи? — успела услышать Нора.

Теперь, когда напряжение битвы отпустило воинов, они таки соизволили обратить на это внимание. Осознав, что спасшие их всех огонь и молнии ну никак не могла сотворить простая смертная женщина.

— …долго скрывала… его сиятельство, — еще долетели до нее обрывки чьей-то фразы.

— Стойте здесь. Защищайте, — из последних сил сумела пробормотать сама Нора слабым голосом, еле слышно. Прежде чем отяжелевшая и почти не соображающая голова вместе с ослабевшими ногами увлекли ее на землю.

Женщина рухнула возле костра, чудом не свалившись в огонь. Да так и пролежала там, так и не очнулась до самого рассвета. Когда мертвяки не то сами угомонились — иссяк прорыв Скверны, пробудивший их. Не то доблестные воины Одербурга собрались-таки с силами и отразили нападение.

Не так ведь и много ходячих трупов поднялось в эту ночь. Просто у страха глаза велики. Особенно спросонья и в темноте.

Что до Норы, то здесь же ее и схватили — у почти догоревшего к тому времени костра из мертвяков. Когда проснувшийся с похмелья герцог выслушал донесение о случившемся ночью да о роли своей союзницы и фаворитки. После чего, немедленно, без лишних раздумий (и без того голова болела!) решил ее судьбу.

И речь, разумеется, шла не о награждении.