Он, замирая, купался в лучах тепла.

На задворках сознания промелькнули слова Битти: «Значит, вы не обручились должным образом?».

Наклонившись, Блэй поцеловал своего мужчину.

– Да, в том смысле, где это имеет значение.

– Что? – спросил Куин.

– Пустяки. – Блэй посмотрел поверх обнаженной груди Куина на Элену. – Ухожу с твоего пути.

Женщина в медицинской форме улыбнулась.

– Мы хорошо позаботимся о нем. Клянусь.

В это время в особняке, Зэйдист шел по коридору со статуями, его тяжелые ботинки бесшумно скользили по персидской ковровой дорожке, огромное тело молчаливо разрезало неподвижный, пахнувший лимоном воздух, таким же было его дыхание, когда миновал греко–римских воинов, вырезанных из мрамора руками человеческих мастеров, что умерли очень давно. Эта бесшумность была ненамеренной с его стороны и также необязательной, учитывая безопасность дома. Но с тех пор, как брат–близнец вытащил его из ада, он двигался в тенях подобно тени. Он не любил привлекать внимание понапрасну – шел ли он по дому, стоял в комнате или сидел в кресле.

Когда тебя намеренно ставили в центр внимания, когда твое тело использовали против твоей воли, когда ты служил игрушкой для битья и насилия, время могло проложить расстояние между тобой и ночным кошмаром, географические мили также могли провести границу между там–тогда и здесь–сейчас, но тебе никогда не избавиться от адаптивного поведения. Как и рабские татуировки вокруг его шеи и запястий, как S–образный шрам, пересекавший его лицо, и желание быть максимально незаметным даже в мирной обстановке, мрамор его личности был вырезан определенным образом. И, как и со статуями, мимо которых он сейчас шел, его эволюция была такой же необратимой и закостенелой, как и эти застывшие фигуры.

Спустя тысячи лет эти статуи все еще будут стоять здесь... и он не изменится.

Его скульптор тоже был мертв. Он лично убил ее и целый век спал в обнимку с ее черепом... и все же его жизнь сделала крутой поворот, неожиданный старт с чистого листа, который облегчил его боль настолько, что даже он научился доверять.

Любовь не просто вернула желтый цвет его черным глазам.

И все же он шел в тишине.

Остановившись перед одной из спален, он протянул руку, чтобы постучать...

Дверь резко распахнулась, и стоявшая по ту сторону Избранная Лейла была одета в джинсы и толстовку с эмблемой колдвелловского филиала SUNY[4], ее светлые волосы были собраны в высокий хвост, ее природная красота не нуждалась в макияже или модной одежде.

Малодушный страх на ее лице противоречил ее привычному, домашнему–с–детьми настрою.

– С Куином все будет в порядке, – сказал Зи. – Сейчас они везут его в операционную, и Мэнни уверен в благополучном результате.

– Хвала Деве Ле... – Лейла остановила себя. – О... прости, старые привычки живучи. Я все забываю, что она ушла.

– Прошу, только не поминай Лэсситера. Особенно с благодарностью. Он может нарисоваться здесь, чтобы лично насладиться похвалой, а у меня и так выдалась трудная ночь.

Женщина улыбнулась.

– Тогда я поблагодарю ангела, когда останусь одна.

Когда послышалось агуканье из комнаты, Зи заглянул внутрь. По другую сторону антикварного ковра, между старинным, словно из музея итальянским бюро и шотландским письменным столом девятнадцатого века, стояли сдвоенные кроватки из «Поттери Барн», представляя собой современную эру, что–то требующее сборки посреди роскоши былых эпох. Одна кроватка была розового цвета, другая – голубого.

– Зайдешь глянуть на них? – Лэйла отступила назад. – Они любят гостей, а Рэмп так вообще тебя обожает.

Зи вспомнил двух человеческих девушек, оказавшихся зимней ночью в папином БМВ. Он пересек комнату, гадая, добрались ли они домой в целости и сохранности.

«У тебя дочка. Однажды ночью ей может потребоваться помощь людей. Как бы ты хотел, чтобы к ней отнеслись?».

Сначала он подошел к Лирик, но здесь вышел прокол. Посреди розовых оборок кроватки лежал ее пухлый братик, он держал свою ногу и тянул на себя. Когда Зи склонился над поручнем, малыш прекратил занятие детской гимнастикой и оценил его взглядом мужчины, на который способен не всякий взрослый.

Что уж говорить о создании, способном только есть и испражняться.

Но потом малыш расплылся в улыбке. Напряжение мгновенно исчезло из его взгляда, осталась только зубастая улыбка... несмотря на то, каким страшным был Зи с его шрамом на все лицо. С другой стороны, что ему нравилось в этих малышах – они были привычны к мужчинам с дефектами. У их приемного отца Кора была заячья губа, поэтому они не пугались при виде морды Зи.

И на этой ноте, можно сказать наверняка, что Рэмп никогда ничего не будет бояться. В этом отношении он пошел в отца. Куин был бесстрашным парнем.

– Они любят меняться кроватками, – сказала Лейла, взбив темные волосики сына. – Рэмп порой настойчиво лезет в пространство Лирик. Она не возражает. Кажется, что он проверяет поручни, удостоверяясь, что она в безопасности. Так забавно.

– Он присматривает за ней.

– И она за ним.

– Так и должно быть.

Протянув руку, Зи провел подушечкой пальца по пухлой щечке Рэмпа, и ребенок ухватил его за палец с удивительной силой. Потом его потянули... еще раз... и еще... и все это время малыш весело смотрел на него. Хотя Зэйдист был взрослым мужиком, способным на ужасные вещи.

– Как они определяют это?

Услышав свой голос, Зи выругался. Он думал вслух.

Второй раз за ночь. Наверное, ему нужно обратиться к Доку Джейн за лекарством от орального недержания.

– Определяют что? – тихо спросила Лейла. – Кому доверять?

– Люди несут опасность. Особенно по отношению к тем, кто слабее. И нет никого слабее ребенка.

– Не все опасны. Смотри, как ты стоишь возле кроватки моего ребенка.

Он подошел к Лирик, и, увидев его, малышка улыбнулась, ее глаза блестели как звезды.

– Ты убьешь любого, чтобы защитить их, – пробормотала Лейла.

– Воистину. Они – моя семья, пусть и не по крови. – Когда Зи снова подумал о двух человеческих девчонках, то ему захотелось стереть собственные воспоминания. – Ты беспокоишься о том, как они будут? Одни в реальном мире?

– Сейчас – нет. Сейчас они рядом со мной, каждую секунду каждого часа. Но потом – да, буду. Наверное, также, как я боюсь за Кора на поле боя. Столько всего может пойти не по плану. Секунда может навсегда изменить целую жизнь.

Зи потер затылок.

– Мне пора.

И все же он не сдвинулся с места.

– Что тебя гложет, мой друг? – тихо спросила Лейла.

– Не люблю превратности судьбы.

– Что заставило тебя думать о судьбе этой ночью?

– Ничего. – Только сугробы. Дети. И ножевые раны. – Ничего конкретного.

– Ты идешь к Белле и Налле? В последний раз я видела их в игровой комнате.

Он посмотрел на Избранную.

– Береги себя и свои сокровища.

– Буду. Присмотри за моим любимым на поле боя? Не знаю, что будет, если он...

– Я всегда прикрываю Кора. – Он представил огромного воина с изуродованной верхней губой и несокрушимой линией подбородка. – Мы всегда приглядываем друг за другом. Не тревожься, Избранная.

Но будет ли этого достаточно? – думал он, уходя.

Как правило, да. Но каждую ли ночь? Во все ночи до единой? Математическая вероятность твердила, что нет.

А дети должны расти с отцами.

Наверное, в этом плане Рэмп и Лирик повезло. У них было три отца.