– Лукас, прошу... – Блэй вскинул ладони. Как последний неудачник. – Не знаю, что и сказать.

– Не беспокойся, мой добрый друг. – Серый взгляд заволокло дымкой. – Мой брат проявил мудрость, выбрав тебя. Блэйлок, ты действительно достойный мужчина.

В этот раз Лукас не стал пытаться поклониться и просто отвернулся. Опираясь на трость, он зашагал по медицинской зоне, его халат покачивался из стороны в сторону вместе с тем, как он перемещал вес с ноги на ногу. Когда он дошел до двери в свою палату, то склонил голову в бок и посмотрел на Блэя. А потом поднял изуродованную руку, махнул на прощание и скрылся в своей комнате.

Выругавшись, Блэй вспомнил, каким мужчина был до набегов, до пленения и пыток от рук Лэша, сына Омеги, и Общества Лессенинг. Он был здоровым, полным сил, был гордостью и радостью своих родителей, всей Глимеры.

Первый сын с безупречной родословной, со всеми пальцами на руках и ногах.

И вот он здесь.

Блэй противился волне воспоминаний, но она накрыла его с головой. За столетия войны вампиров с Обществом Лессенинг было всего несколько поистине трагических событий. Однако набеги можно приравнять к сбросу атомной бомбы, лессеры напали на засекреченные дома аристократов, вырезали не просто семьи, а целые кровные линии. Семья Куина была в том числе, и он тоже должен был погибнуть той ночью, если бы его не изгнали за гетерохромию.

Его голубой и зеленый глаза долго отправляли ему жизнь, по крайней мере, так это воспринимали его родители и их племя. Однако это и спасло его.

По просьбе Куина Блэй отправился в их особняк на опознание тел, среди которых было и тело Лукаса. Блэй собственными глазами видел его... и там должно было все закончиться, череда потерь, с погребением тел на территории особняка. Но нет. Общество Лессенинг вернулось.

И Лэш оживил Лукаса.

Что было дальше – неизвестно, и никто не просил Лукаса поделиться подробностями, но спустя год его обнаружили в масляной цистерне на заброшенной территории врага, его оживили и сохранили благодаря сущности Омеги. Именно Куин нашел своего брата, и он опознал его по золотому перстню, который ему вручил их отец после превращения.

Он подвергся ужасным пыткам, изломанные кости по всему телу, синяки, порезы, ушибы. А также психологическая травма. Братство привезло его сюда, в учебный центр, и с тех пор Лукас потерял нижнюю часть своей ноги, ампутация была необходима для спасения его жизни.

Учитывая условия, в которых Лукас родился и жил, такого никто не мог предвидеть. Если бы мир жил по законам логики, если бы события развивались исходя из исторической предрасположенности, Лукас должен был заключить брак с женщиной подходящего рода. Он бы посещал встречи Совета вместе со своим отцом, наслаждался празднествами. Он бы проводил время с вампирами своего статуса, с пониманием, что денег у него больше, чем он мог потратить, и что его положение в обществе непоколебимо.

Но ожидания блекли на фоне судьбы.

В хорошем и плохом смыслах.

Например, кто бы подумал, что Куин станет полноправным членом Братства черного кинжала?

Или что он решит остепениться. Создать союз с лучшим другом, который любил его еще с юношеского возраста.

Лукас был прав в одном. Два брата поменялись местами.

Ужасно, что падение было столь жутким.

Порез от бумаги.

Огромный, необъяснимым, странный.

Когда Куин очухался от анестезии, первой его мыслью стала мысль о том, что кто–то взял манильскую папку[5], новую манильскую папку и отхлестал его по нижнему прессу. Только так можно объяснить приятное покалывание в районе бедренных косточек, прямо под пупком. Вот только... дискомфорт чувствовался не на поверхности, кожей. Ощущения шли из глубины.

Поэтому скорее было похоже, что его внутренности решили лизнуть конверт «Publishers Clearing House»[6].

Куин открыл глаза прямо перед тем, как прийти к заключению, что он пережил нечто очень серьезное на хирургическом столе.

Медицинская лампа над его головой вернула его сознание, как и неугомонное пиканье, указывающее, что с его сердцем, очевидно, полный порядок.

Еще хорошие новости...

Без предупреждения над ним появилось лицо.

Мэнни Манелло.

На шее темноволосого мужчины висела хирургическая маска как пустой мешок из–под зерна. Когда он улыбнулся, показались белые зубы без выступающих клыков, а его глаза лучились добротой.

– Ты в порядке. – Мэнни показал большой палец. – Внутренних повреждений нет, но хорошо, что мы уже удалили твою селезенку. Такое ощущение, что твои органы потеснились, уворачиваясь от ножа. Учитывая, какие органы могли быть задеты? Ты счастливчик.

– Спасибо, Док. – Куин прокашлялся, горло болело после интубации. – Где...

– Я приглашу твоих родных.

– Ничего если...

– Да, дети могут присоединиться к тебе. – Мэнни похлопал пациента по колену. – И ты не задержишься здесь надолго. Возвращайся в особняк, как только сможешь стоять на ногах.

– Кайф. Ты супер.

– О, не прекращай хвалить меня. И давай уже позовем твою семью.

Хирург подошел к двери и открыл ее, и первой вошла Лейла. Избранная несла Рэмпа на руках, и ее красивое лицо было полно тревоги... но беспокойство исчезло, когда Куин хлопнул в ладоши.

– Вот он, мой парень, – сказал Куин, нажав на кнопку и поднимая подголовник больничной койки. – И самая лучшая мамэн на свете.

Блэй шел следом, держа Лирик, и когда малышка увидела своего отца, она сразу же протянула ручки в поисках контакта.

– О, милая, папочка в порядке. – Куин взял сначала ее, отложив пульт и устроив малышку на кровати, предварительно поцеловав своего супруга. – Все хорошо.

Лирик прижалась к его груди и уютно свернулась, пухленькая, теплая, идеальная, нашла любимое место на сгибе его шеи. Закрыв глаза, Куин сделал глубокий вдох и ощутил запах Деситина[7], свежего подгузника и детского шампуня «Aveeno»... и когда ее маленькая ножка в носочке уперлась ему в живот, он почти смог скрыть гримасу боли.

– Нет, я держу ее, – сказал он Блэю. – Все нормально. И поцелуй меня еще.

Быстро поцеловав мужчину, Куин улыбнулся супругу и, протянув руку, прикоснулся к мягкому круглому лицу сына. Рэмп тут же ухватил его за указательный палец и задергал туда–сюда, словно заставляя Куина помахать ему.

– Мы так переживали, – прошептала Лэйла.

– Ребята, я не хотел вас пугать. – Куин улыбнулся, когда Рэмп заговорил, своим бормотанием ребенок читал ему лекцию на тему безопасности на поле боя. – Правда? А что еще?

– Его понесло. – Блэй улыбнулся.

– Когда этот здоровяк начнет связывать слова в конкретные предложения, вот он задаст нам жару.

Куин ждал этого момента с нетерпением. Он хотел знать, что скажет его сын. И дочь.

– А где последний член фантастической четверки? – спросил Куин.

– Кор все еще на дежурстве. – Лейла села в изножье кровати и устроила Рэмпа на коленях. – Он хотел прийти, но я сказала, что ты бы пожелал ему остаться на смене.

– Вот уж точно. Нам нужен каждый в строю, и мы пересечемся после восхода солнца.

– Я знала, что так ты и подумаешь.

– Ты знаешь меня как облупленного.

На мгновение повисла тишина, и потом Блэй и Лейла начали обсуждать приближающиеся человеческие праздники, и какой–то Комитет по организации праздников, которым руководит – прости Господи! – Лэсситер. Когда они, очевидно, предприняли попытку вернуться к нормальности, Куин радовался, что они ушли от драмы. Ему пришлось сильно постараться, чтобы вытащить разум из я–умру–трясины, и он начал выстраивать своеобразную дистанцию между собой и ножевым ранением.

На этой ноте он переместил Лирик, устроив ее на сгибе своей руки. Потом расправил ползунки с эмблемой «Бостон Рэд Сокс» и нежно потыкал ее пальцем в животик. Малышка захихикала, показывая недавно вылезшие молочные зубики, два сверху и два снизу.

– Сейчас повторю, – прошептал он ей. – Следи за мной. Ктоооо тут... попалась.

Ползунки, естественно, ей подарили Дядя Ви и Дяда Бутч, которые поставили главной целью одеть всех детей в особняке с ног до головы в мерч от «Рэд Сокс»: Битти, двойню, Наллу. Даже Джордж, пес Короля, попал под раздачу – ему выдали ошейник и свитер на холодное время года с красной Б.

Можно было сказать парням, что у них будет больше шансов с детства привить детям ненависть к «Янкиз», если они вывесят неоновые вывески в фойе вместе с портретом Биг Папи[8] и с чашками сладостей. Но лучше не рисковать, ведь им хватит ума на это.

– Кто моя умная девочка? – спросил он, снова нажав на носик Лирик. – Кто здесь папина умница?

Когда она улыбнулась еще шире, ее глаза, ее большие зеленые глаза с восхищением смотрели на него.

Смотря в них, Куин погрузился в прошлое. Когда он умер и оказался на пороге Забвения.

Когда увидел ее лицо на сумрачной двери.

Может, дело в том, что всего часа два назад он рухнул на снег на улице... Может потому, что жизнь казалась особенной, когда только просыпаешься после операции... а, может, это была отрыжка мозга как последствие анестезии... в чем бы ни была причина, он вернулся мыслями в ту ночь, когда за ним отправили Стражей Чести.

Его родители, наконец, выгнали его из дома. Здесь ничего нового. Это давно назревало, и, учитывая, что Лукас пережил превращение, социальные риски только выросли. Кто возьмет в супруги парня, у которого такой вот брат? Какая женщина из достойного рода вызовется принять такое ДНК, которое уже породило брак с разноцветными глазами?

Поэтому Куина удалили с семейного древа, выпнули из фамильного особняка в ночь, когда ему было некуда податься.

Только в дом своего лучшего друга.

Но он не добрался до дома Блэя. Четверо мужчин в капюшонах преградили ему дорогу, он все еще видел их до мельчайших деталей, их скрытые лица, их роль была ясна: к нему направили Стражей Чести, чтобы покарать его во имя семьи. И они скрывали свои личности не потому, что действовали вопреки закону, не хотели быть опознанными. Наоборот, они получили санкцию на свои зверства, и наличие маски объяснялось тем, что они представляли Глимеру. Они воплощали стыд и отречение от лица всей аристократической прослойки, не просто этих четверых, а сотен аристократов, карал не просто род Куина, но все они.