«Конечно, я оставлю тебя работать».

Он осторожно и задумчиво стучит телефоном по груди, его глаза медленно бегают вверх и вниз по моему обнаженному телу. «Я не хочу, чтобы ты оставляла меня». Его взгляд находит мой, и я чувствую двоякое значение его утверждения. Он наклоняет голову, и я осторожно подхожу к нему, удивлена его требованием, но не настолько удивлена необходимостью, расцветающей во мне.

Миллер смотрит на меня с намеком на улыбку на лице, затем берет мою руку и целует верхнюю часть моего нового кольца. 'Садись.' Он тянет меня вперед, пока я не приземляюсь на его голые колени, каждый мускул, которым я обладаю, напрягается, когда его полустоячий член втыкается в мои ягодицы. Меня побуждают откинуться назад, и моя спина оказывается на его груди, моя голова уткнулась в изгиб его шеи.

«Продолжай», — приказывает он по телефону.

Я улыбаюсь самой себе и способности Миллера быть таким нежным и милым со мной, а затем таким неприятным и резким по отношению к тому, кто сидит на другом конце телефона. Мускулистая рука обвивает мою талию и крепко держится.

«Это Ливи», — шипит он. «Я мог бы разговаривать с гребаной королевой, но если я понадоблюсь Оливии, то королеве придется чертовски подождать».

Мое лицо корчится от замешательства, смешанного с легким удовлетворением, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Я хочу спросить, кто это, но что-то меня останавливает. Это приглушенный звук гладкого, знакомого, очень приветливого голоса по линии.

Уильям.

«Рад, что мы это прояснили», — фыркает Миллер, целомудренно целуя мои губы, после чего снова прижимает мою голову к изгибу его шеи и ерзает в кресле, притягивая меня еще ближе.

Он замолкает и начинает лениво играть с прядью моих волос, многократно закручивая ее, пока она не начинает тянуть за мою кожу головы, и я выражаю свой дискомфорт легким толчком к его ребрам. Я слышу мягкие тона голоса Уильяма, но не могу разобрать, о чем идет речь, поскольку Миллер открывает замок перед тем, как снова начать вертеться.

— Ты что-нибудь по этому поводу установил? — спрашивает Миллер.

Я знаю, о чем они, должно быть, говорят, но, когда я здесь, на коленях, слушая его ровный, отстраненный тон, это любопытство усиливается. Мне следовало держаться подальше от кабинета, но теперь я думаю о том, что Уильям мог найти.

«Одна минута», — выдыхает он, и я вижу, как его рука, держащая телефон, моим периферийным зрением падает на подлокотник стула. Мои волосы распущены, вероятно, оставив после себя гору узлов, я сжимаю щеку в его руке и повернута к нему лицом. Глубоко глядя мне в глаза, он нажимает кнопку на своем телефоне и слепо кладет его на стол, не отрываясь от моих глаз. Он даже не разрывает контакт, чтобы проверить, где он приземлился, или настроить его.

«Уильям, передай привет Оливии».

Я нервно ерзаю на коленях Миллера, миллион чувств заглушают безмятежность, которую я чувствовала заперта в объятиях Миллера.

«Привет, Оливия». Голос Уильяма успокаивает. Но я не хочу слышать ничего, что он говорит. Он предостерег меня от Миллера с того момента, когда он узнал о наших отношениях.

«Привет, Уильям». Я быстро поворачиваюсь к Миллеру и напрягаю мышцы, готова подняться с его колен. «Я позволю тебе спокойно работать». Но я никуда не иду. Миллер медленно покачал мне головой и усилил хватку.

'Как поживаете?' На вопрос Уильяма ответить было легко… Полчаса назад.

«Хорошо», — пискнула я, отчитывая себя за то, что чувствую себя неловко, но хуже всего за то, что так себя веду. «Я собираюсь приготовить завтрак». Я снова встаю… и никуда не двигаюсь.

«Оливия остается, — объявляет Миллер. 'Продолжай.'

'Где мы были?' Уильям выглядит шокированным, и моя неловкость поднимается по шкале до простой паники.

«Где мы были», — выдыхает Миллер, находя мой затылок и работая над моим напряжением твердыми мышцами, целенаправленными движениями. Он зря теряет время.

В очереди тишина, затем странный звук движения, вероятно, Уильям неловко ерзает в своем большом офисном кресле, прежде чем что-то сказать. 'Я не уверен-'

«Она остается», — перебивает его Миллер, и я готовлюсь к контратаке Уильяма… но этого не происходит.

«Харт, я ежедневно сомневаюсь в твоей морали». Уильям хихикает. Это мрачный, сардонический смешок. — Но я всегда был уверен в твоем здравом уме, какими бы чертовски глупыми ни были твои подвиги. Я всегда знал, что ты совершенно ясный.

Я хочу вмешаться, чтобы поправить Уильяма. Когда Миллер выходит из себя, в нем нет ничего ясного. Он дикий, неразумный… законченный, проверенный маньяк. Или он? Я медленно поворачиваюсь в его руке, чтобы найти его лицо. Пронзительные голубые глаза сразу же опаляют мою кожу. Его лицо хоть и бесстрастно, но ангельское. Мой разум крутится, когда я пытаюсь понять, может ли то, что говорит Уильям, быть правдой. Я не могу согласиться. Может быть, Уильям не видел, чтобы Миллер прикоснулся к той ярости, которую он высвободил с тех пор, как встретил меня.

«Я всегда точно знаю, что делаю и почему я это делаю». Миллер говорит медленно и лаконично. Он знает, о чем я думаю. «Я могу потерять рассудок на долю секунды, но только на долю секунды», — шепчет он так тихо, что Уильям не мог его услышать. И вот так он отвечает на другой вопрос, который я молча обдумывал. «Мои действия всегда справедливы и оправданы».

Уильям слышит эту часть. Я знаю это, потому что он смеется. — В чьем мире, Харт?

«Моем.' Он снова обращает внимание на свой телефон и крепче сжимает меня. — А теперь и твоем, Андерсон.

Его слова загадочны. Я не понимаю их, но страх, прокалывающий мою спину, и установившееся долгое мрачное молчание подсказывают мне, что нужно с ними опасаться. Зачем я сюда зашла? Почему я не направилась прямо на кухню и не взяла что-нибудь поесть? Когда я проснулась, я была голодна. Но не сейчас. Теперь мой желудок похож на пустоту, быстро заполняющуюся тревогой.

«Твой мир никогда не будет моим». Тон Уильяма полон ярости. 'Никогда.'

Мне нужно уйти. Это может быть один из тех случаев, когда их два мира сталкиваются, и я не хочу быть где-то рядом, когда это произойдет. Атлантика между ними может означать, что физическое столкновение невозможно, но только тон голоса Уильяма, его слова и вибрирующее тело Миллера подо мной — достаточно хороший признак того, что это все равно будет некрасиво.

«Я бы хотела уйти», — говорю я, тщетно пытаясь оторвать руку Миллера от своего живота.

«Оставайся на месте, Оливия». Мои попытки оказываются бесплодными, а из-за необоснованного настойчивого требования Миллера о том, чтобы я торчала из-за неприятного шоу, моя дерзость всплывает на поверхность.

'Позволь. Мне. Уйти. Отсюда.' Моя челюсть пульсирует, мои злые глаза впиваются в его прямое лицо. Я в шоке, когда меня сразу отпустили. Я поспешно встаю и, не зная, выскочить или спокойно уйти, я начинаю разглаживать свою несуществующую одежду, размышляя о своем затруднительном положении.

«Мне очень жаль», — говорит Миллер, беря одну из моих занятых рук и нежно сжимая ее. «Пожалуйста, я бы хотел, чтобы ты осталась».

Наступает короткая тревожная тишина, прежде чем искренний веселый смех Уильяма прерывает наш личный момент, напоминая мне, что технически он все еще находится в комнате с нами. «Да, мы закончили», — подтверждает он. «Я тоже прошу прощения».

«Я не понимаю, зачем я вам нужен», — признаюсь я. Это уже слишком много для обработки.

«Уильям пытался выяснить несколько вещей, вот и все. Пожалуйста, останься и послушай, что он скажет».

Я рада, что он хочет позволить мне разделить бремя, но я тоже напугана. Слегка кивнув, я сажусь к нему на колени и позволяю ему привести мое тело в положение, которое ему нравится, то есть сбоку, мои ноги свисают через подлокотник стула, моя щека лежит на его груди.

'ХОРОШО. Итак, София?

У меня кровь холодеет от одного упоминания ее имени.

«Она настаивает, что никогда не говорила ни слова Чарли».

Чарли? Кто такой Чарли?

«Я ей верю, — говорит Миллер. Это неохотное признание, и меня удивляет, особенно когда Уильям соглашается. — Ты почувствовал хоть какое-то указание на то, что она могла следовать за Оливией?

«Я не могу сказать наверняка, но мы все знаем, что эта женщина думает о тебе, Харт».

Я, конечно, знаю, что София думает о Миллере, в основном потому, что она сама мне это сказала. Она бывшая клиентка, которая в него влюбилась. Или зациклилась на нем, точнее. Миллер волновался, что она пыталась меня похитить. Она так сильно его любит? Достаточно, чтобы от меня избавиться?

— Что-нибудь чувствуешь с Софией Рейнхофф? Уильям усмехается. «Единственное, что я чувствую в ее присутствии, — холод. Ты был неосторожен. Взять Ливи в Ice был глупым ходом. Привезти ее к себе домой — это тоже глупо. Держу пари, она наслаждается знанием того, что может разоблачить тебя, Харт.

Я съеживаюсь, чувствуя, как Миллер смотрит на меня сверху вниз. Я знаю, что нас ждет. «И Оливия, и я преуменьшали значение наших отношений. Я взял Ливи в Ice только тогда, когда клуб был закрыт».

— А когда она появилась без твоего ведома, ты ее проводил? Ты удалился от нее, чтобы уменьшить риск ассоциации? В серьезном тоне Уильяма есть юмор. Я хочу спрятаться. 'Да?' — подсказывает он, хотя чертовски хорошо знает ответ.

«Нет», — выплевывает Миллер сквозь стиснутую челюсть. «Я понимаю свою глупость».

«Итак, у нас есть клуб, полный людей, которые были свидетелями различных инцидентов, когда отчужденный, заведомо закрытый Миллер Харт потерял свою тряпку с красивой молодой женщиной. Ты видишь, к чему я клоню?

Я закатываю глаза при виде необоснованной потребности Уильяма принизить Миллера. Я также чувствую, как на мои плечи ложится гора вины. Мое невнимание к последствиям своих действий и поведения ускорило ситуацию, загнало Миллера в угол.