«Бля», — хрипло шепчу я, глубоко ища спокойствия и контроля. Меня держат на нейтральной полосе, я беспомощна и не в силах вызвать трение, в котором нуждается мое тело. «Ты всегда говоришь, что никогда не заставляешь меня делать то, чего я не хочу».

— А?

Если бы я не была так сосредоточен на своем нынешнем отчаянии, я бы посмеялась над его искренним замешательством.

«Ты не хочешь, чтобы тебе поклонялись?» он спросил.

«Нет, я не хочу, чтобы меня держали в подвешенном состоянии!» Нигде нет спокойствия. Я отказалась от попыток найти что-либо. «Миллер, пожалуйста, сделай так, чтобы мне было хорошо».

«Вот дерьмо, Оливия!» Он болезненно медленно поднимается назад и парит там, теперь только часть меня. Он по-прежнему там, его рваное дыхание совпадает с моим, и я знаю, что он изо всех сил пытается сохранить контроль. 'Умоляй меня.'

Мои зубы сжимаются, и я толкаюсь назад, крича о своем удовлетворении, когда он бьет меня глубоко и сильно.

«Бля, Оливия!» Он удаляется, оставляя меня хныкать тихими мольбами. «Я тебя не слышу».

Я чувствую себя побежденной, мой взбудораженный разум лихорадочно подбирает простые слова, которые мне нужны, чтобы удовлетворить его требование.

'Проси!' Его крик шокирует меня, и я безуспешно пытаюсь выстрелить в ответ. Но я в ловушке, беспомощна в его хватке, а его высокое мощное тело все еще стоит позади меня, ожидая, что я выполню его суровую просьбу. «Я дважды просил», — выдыхает он, его дыхание затруднено. «Послушай меня, Оливия».

'Пожалуйста.'

«Громче!»

'Пожалуйста!' Я кричу и сопровождаю его криком, когда его бедра выстреливают вперед, сильнее, чем я ожидала. Я сосредотачиваю свое внимание на том, чтобы плотно сжать каждую внутреннюю мышцу вокруг него, создавая трение, когда он уходит из этого мира. Мои руки выпрямляются, чтобы поддержать меня, когда он снова погружается глубоко, и мой подбородок безжизненно падает на грудь.

«Я смотрю, как мой член теряется внутри тебя, милая девочка».

Все выравнивается, отправляя меня в это далекое место абсолютного блаженства. Мы устанавливаем устойчивый темп после еще нескольких поездок; наши тела снова настроены и легко скользят вместе. Он настойчиво стонет и бормочет бессвязные, наполненные удовольствием слова, сохраняя при этом свой скрупулезный темп. Я трепещу перед его контролем, но помню, с чем он борется. Я поднимаю голову и смотрю через плечо, обнаруживая все завораживающие черты, которые мне нравятся: приоткрытые влажные губы; плотная, затененная челюсть; и когда он отрывает свое пристальное внимание от своего возбуждения, которое входит и выходит из меня, все готово, и я смотрю в блестящие, острые синие глаза.

«Ты всегда борешься?» Я задаю свой вопрос, когда он плавно продвигается вперед.

Он лениво качает головой, зная, о чем я говорю, и глубоко врезается в меня. 'Не с тобой.'

Сила, необходимая мне, чтобы держать голову повернутой, чтобы смотреть на него, исчезает, и я возвращаюсь вперед, опуская колено на ступеньку, когда мои ноги начинают раскачиваться. Его погружения постоянны. И удовольствие бесконечно. Мои руки сгибаются, и мой лоб встречается со ступеньками. Затем я чувствую, как тепло его груди покрывает мою спину, заставляя мое тело устремиться к лестнице. Мы остаемся соединенными вместе, пока Миллер не ложится вдоль меня, и он продолжает сеять хаос в моих чувствах, его губы теперь находятся в идеальном положении, чтобы легко танцевать на моей спине.

'А может так?' — спрашивает он, когда моя рука вылетает наружу, и я обнимаю одну из балюстрад на лестнице.

'Да.'

Его ритм увеличивается, но остается контролируемым, и я закрываю глаза, когда щелкает переключатель, и мой оргазм внезапно приближается. Его уже не удержать, особенно когда Миллер зажимает мое плечо зубами и неожиданно рвется вперед.

"Миллер!" С каждой секундой у меня повышается температура тела, кожа начинает гореть.

— Вот и все, Ливи. Он снова бросается вперед, бросая меня в царство неописуемого удовольствия. «Кричи мое имя, великолепная девушка».

"Миллер!"

«Бля, звучит хорошо». Он бьет меня еще одним резким, но контролируемым движением бедер. 'Еще раз!'

Все вокруг меня размывается — зрение, слух. "Миллер!" Я достигаю вершины и врываюсь в туманный звездный туман, сосредоточившись исключительно на том, чтобы покататься на восхитительных волнах удовольствия, управляющих мной. 'О Боже!' Я тяжело дышу. «О боже, о боже, о боже!»

«Согласен», — выдыхает он, лениво впиваясь в меня. «Я, блядь, согласен».

Я превратился в бесполезную массу подергивающихся частей тела, зажатых под ним, наслаждающихся непрерывной пульсацией его члена, зажатого глубоко внутри меня, когда он находит свой кульминационный момент. Костяшки пальцев онемели и побелели от хватки балюстрады, я вздымаюсь и хриплю, и я веся промокла. Это идеально.

«Оливия Тейлор, я думаю, я пристрастился к тебе». Его зубы касаются моего плеча, оставляя нежные поцелуи между легкими укусами, он хватает и тянет меня за волосы, заставляя мою голову приподняться. «Дай мне попробовать тебя». Я позволила ему забрать у меня все, пока мы растянулись на лестнице, и шероховатость ковра на моей влажной коже лишь слегка ощущалась в моем блаженном уме. Он втягивает мою нижнюю губу в рот и слегка надавливает зубами, прежде чем прикусить мою щеку.

Мои измученные мускулы протестуют, демонстративно пытаясь зацепиться за него, когда он осторожно выскальзывает из меня. Мне помогают развернуться и встать на ступеньку, Миллер стоит на коленях передо мной. Сосредоточение на его безупречном лице привлекает мое внимание, пока он проводит несколько минут молчания, укладывая мои волосы мне на плечи. Он не упускает возможности покрутить несколько ниток. Его глаза ловят мои. «Ты настоящая, милая девочка?»

Я наклоняюсь вперед в улыбке и щипаю его за сосок, но он не морщится и не вскрикивает. Он отвечает на мою улыбку и наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в лоб. 'Давай. Пойдем, будем овощами». Он поднимает меня на ноги и ведет вниз по лестнице за затылок.

— Ты когда-нибудь смотрел телевизор? — спрашиваю я, когда Миллер устраивается на диване, готовый поесть. Я не могу представить Миллера, смотрящего телевизор, точно так же, как не могу представить, чтобы он делал самые обычные вещи. Он откидывается и жестом показывает мне, чтобы я присоединилась к нему, поэтому я ложусь ему на грудь, лицо аккуратно подпирая его подбородком, мое тело падает между его бедрами, когда он их раздвигает.

— Хочешь телевизор посмотреть? — спрашивает он, беря мою руку и поднося ко рту.

Я не обращаю внимания на то, что он не ответил на мой вопрос, и беру пульт. Экран оживает, и я сразу улыбаюсь, когда сталкиваюсь с Делом и Родни Троттерами. «Ты, должно быть, смотрел «Только дураки и лошади». Это национальное достояние!

«Не могу сказать, что смотрел».

'В самом деле?' — выпаливаю я, поднимая к нему изумленное лицо. «Просто смотри. Ты никогда не пожалеешь».

«Как пожелаешь», — тихо соглашается он, начиная втирать прекрасные твердые круги мне в затылок. «Все, что пожелаешь».

Я только смотрю телевизор, не слыша никаких шуток, поскольку мои мысли блуждают в том месте, где слова Миллера были правдой. Все, что пожелаю. Я составляю мысленный список того, чего бы хотел, и улыбаюсь, когда чувствую вибрации подавленного смеха под собой. Моего изысканного джентльмена, работающего по совместительству, забавляют выходки, разыгрывающиеся на экране перед нами, и нормальность этого наполняет меня удовлетворением, каким бы тривиальным оно ни было.

А затем момент нарушается звуком телефонного звонка Миллера вдалеке.

Несколько легких движений заставляют меня минус одного Миллера подо мной и сразу же возмущает его телефон. «Прости», — бормочет он, вынося свое обнаженное тело из комнаты. Я смотрю, как он исчезает, улыбаясь видению, как его ягодицы напрягаются и раздуваются от его длинных шагов, затем сворачиваюсь на бок и поднимаю с пола шерстяное одеяло.

«Она со мной», — практически рычит он, возвращаясь в комнату. Я закатываю глаза. Есть только один мужчина, который мог бы спросить, где я, и у меня нет желания смотреть ему в лицо и его недовольство моим выступлением в самоволке сегодня. Хотела бы я, чтобы мой мошенник-джентльмен не заставлял меня все время звучать как собственность или, как сейчас может быть, преступник. Я смотрю на край дивана, когда он упирается задницей в край, удовлетворение, которое было несколько минут назад, исчезло. «Я был занят», — шипит он, затем переводит взгляд на меня. 'Что-то еще?'

Мое негодование множится, и теперь оно принадлежит исключительно Уильяму Андерсону. Похоже, его жизненной целью стало сделать мою жизнь настолько сложной и несчастной, насколько это возможно. Я бы с радостью вырвала телефон из гневной хватки Миллера и выплюнула несколько отборных слов.

«Что ж, она со мной, она в безопасности, и я закончил объяснять, Андерсон. Мы соберемся завтра. Ты знаешь, где меня найти.' Он бросает телефон, весь взъерошенный и возбужденный.

'Кто это был?' — спрашиваю я, улыбаясь, когда Миллер уставился на меня.

— Правда, Оливия?

«Ой, расслабься», — выдыхаю я, откидывая ноги от дивана. «Я готова ко сну. Идем?

«Я могу связать тебя».

Я немного отшатываюсь, отчаянно отбиваясь от быстрого наплыва образов, которые танцуют в моем сознании, напоминая мне. Ремни.

Миллер заметно вздрагивает, когда улавливает явный ужас на моем лице. «Так что не бей меня по яйцам», — спешит пояснить он. «Потому что ты ужасная непоседа в постели». Когда он встает, неловкая рука скользит по его волнам.

Юмор отгоняет воспоминания. Я знаю, что во сне я ужасно суетлива. Утром мои покрывала — доказательство. «Я поймала тебя в драгоценностях короны?»