Глава 11

Миллер не обделил нас нашим делом. Через несколько минут он присоединился ко мне в постели и подошел ближе. Я хотела отказать ему, причинить ему боль за то, что он причинил мне боль, даже если он не делал этого напрямую. Но я не отстранилась от его восхитительного тепла, моя собственная потребность в утешении перевешивала необходимость его наказать.

Он оставался обвитым вокруг моего тела всю ночь, ограничивая мою способность извиваться и ерзать, поэтому утром мы проснулись в том же положении. Мы не произнесли ни слова, пока лежали там, пока взошло солнце. Я знала, что он не спит, потому что мои волосы были скручены, а его губы прижались к моей шее. Затем его пальцы скользнули по моему бедру и нашли меня готовым и желающим поклониться. Меня взяли сзади, наши тела вылись ложкой, и по-прежнему не было шепота слов, только постоянное затрудненное дыхание. Было мирно. Было спокойно. И мы оба пришли в унисон, тяжело дыша.

Меня крепко обняли, а Миллер укусил меня за плечо, дернулся внутри меня, затем отпустил и толкнул меня на спину, прежде чем он сел на меня. Он по-прежнему молчал, и я тоже. Мои волосы были сметены с моего лица, и наши горящие взгляды задержались на вечность. Думаю, этим пристальным взглядом Миллер сказал больше, чем он мог бы выразить словами. Даже неуловимые, которые я люблю, не сказал бы мне, я видела в его глазах.

Я была очарована.

Я была под его могущественным заклятием.

Он говорил со мной.

После того, как на несколько мгновений он нежно прикоснулся своими губами к моим, он отстранился от меня и пошел принять душ, а я задумчиво запуталась в простынях. Его прощание было нежным поцелуем в мои волосы и прикосновением большого пальца к моей нижней губе. Затем мой телефон стащили с прикроватной тумбочки, и он некоторое время поиграл с ним, прежде чем вложить его в мою руку и поцеловать каждое из моих век перед тем, как уйти. Я не стала расспрашивать его, позволив ему уйти, прежде чем взглянула вниз и обнаружила, что мой Интернет открыт на YouTube, а на экране — Жасмин Томпсон. Я нажал «Play» и внимательно слушал, пока она пела мне «Ain't Nobody». Я лежала так долго после того, как она закончила, и в комнате воцарилась тишина. Убедив себя наконец встать, я приняла душ и провела утро, убирая дом, слушая песню на повторе.

Затем я пошла к Нэн. Я не протестовала, когда обнаружила Теда снаружи. Я не жаловалась, когда он весь день следил за мной. Я не откусила Уильяму голову, когда обнаружил, что он выходит из больницы по прибытии. Я не стала мстить, когда Грегори дал мне еще одну галочку за причастность его к моим преступлениям. И я не игнорировала ни одно из текстовых сообщений Миллера. Но меня охватила волна разочарования, когда консультант посетил Нэн и сказал ей, что ее не выпишут до завтра — что-то связано с отправкой ее домой с правильным лекарством. Она, конечно, испустила вонь, но, не желая выносить на себя брань в стиле Нэн, я все время молчала.

Сейчас я дома, уже за девять, сижу за столом на кухне и жажду знакомого запаха сытной, скучной еды. Я слышу низкий гул телевизора из холла, где Тед устроил базу, и частый звук его мобильного телефона, прежде чем он быстро отвечает и говорит тихим шепотом, без сомнения, уверяя либо Уильяма, либо Миллера. что я здесь, и я в порядке. Я заварила ему бесконечные чашки чая и лениво болтал ни о чем конкретном. Я даже снова осторожно затронула тему своей матери и ничего не получила, только искоса взгляда и наблюдение Теда, что я выгляжу точно так же, как она. Он не сказал мне ничего такого, чего я раньше не знала.

Мой телефон звонит. Я смотрю на стол, где он лежит, и удивленно поднимаю брови, когда вижу, как имя Сильви вспыхивает на мне.

«Эй», — отвечаю я, думая, что хорошо замаскировал свою безнадежность.

'Привет!' Она запыхалась. «Я бегу в метро, ​​но хотел позвонить вам как можно скорее».

'Почему?'

«Женщина зашла в бистро ранее, спрашивала о тебе».

'Что?'

«Не знаю. Она довольно быстро ушла, когда Дел спросил, кто спрашивает.

Моя спина выпрямляется на стуле, мои мысли стремительно бегают. 'Как она выглядела?'

«Блондинка, потрясающая, очень хорошо одетая».

Мое сердце догоняет мой разум и начинает бежать. — Около сорока?

«Ближе к концу тридцати, начало сорока. Ты знаешь ее?'

«Да, я знаю ее». Моя ладонь находит мой лоб, а мой локоть упирается в стол. София.

«Грубая корова», — возмущенно выплевывает Сильви, и я раздражаюсь, согласилась, но какого черта она меня выслеживает?

'Что ты ей сказала?'

— Немного, просто ты больше не работаешь в бистро. Кто она такая?'

Я делаю глубокий вдох и снова опускаюсь в кресло, травмирована напоминанием Сильви о том, что у меня больше нет работы. «Никто важный».

Сильви от усилий смеется — оскорбленный, недоверчивый смех. «Конечно», — говорит она. — В общем, просто подумал, что тебе стоит знать. Я в метро, так что мой прием в любой момент умрет. Заскочи на следующей неделе. Было бы приятно тебя видеть».

«Я сделаю это», — согласен я, хотя в моем голосе нет никакого сомнения в отсутствии энтузиазма. Глупо, но я не хочу, чтобы моя замена точно управляла кофемашиной или доставляла известную в магазине таюку из тунца.

«Береги себя, Ливи», — мягко говорит Сильви и прерывает звонок, прежде чем я успею заверить ее в этом. Этот ответ был бы не более убедительным, чем предыдущее соглашение, которое когда-нибудь откатится.

Я иду набрать Миллера, но замираю, когда на мой экран загорается неизвестный номер. Я долго-долго смотрю на свой телефон в руке, пытаясь понять глубоко укоренившееся чувство тревоги, пронизывающее меня, говоря, чтобы я не отвечала.

Конечно, я игнорирую это и сразу же соединяю звонок. 'Здравствуйте.' Я выгляжу робкой и нервной. Да, но я не хочу, чтобы кто-то на другом конце этого звонка знал об этом, поэтому, когда я не получаю ответа, я повторяю, на этот раз прочищая горло и придавая уверенности своему тону. 'Здравствуйте?' Нет ничего, нет ответа, нет звука в фоновом режиме. Я задерживаю дыхание, чтобы снова заговорить, но улавливаю знакомый звук и в конце концов задерживаю воздух, который только что вдохнул. Я слышу слова. Знакомый голос с иностранным акцентом, хриплый и низкий.

«Да», — без колебаний соглашается он. Никак нет. Мое тело начинает трястись, сердце колотится в груди, а от скачка мыслей у меня кружится голова.

'Я скучал по тебе.'

«А я тебя, София».

Желчь вырывается из моего желудка в горло, и невидимая хватка обвивает мою шею, задыхаясь. Я прервала звонок, мне больше не нужно было ничего слышать. Я внезапно не могу дышать, охвачена яростью. И тем не менее, я совершенно спокойна, когда просунула голову в дверь гостиной и обнаружила у окна Теда, его тело в костюме расслабилось в стоячей позе. С тех пор, как мы вернулись домой, он находится в таком же положении.

«Я собираюсь принять ванну», — говорю я ему в спину, и он оглядывается через плечо, тепло улыбаясь мне.

«Будет тебе полезно», — говорит он, возвращаясь к окну.

Я оставляю его на страже и иду наверх одеваться. Я пытаюсь мыслить правильно, пытаюсь вспомнить слова Миллера Софии, слова Софии мне, слова Миллера мне о Софии. Все это ушло, и в моей голове осталась огромная пустота, вызывающая множество других мыслей — ни одна из которых мне не нравится. Я знала, что она другая, кого нужно опасаться. Я надеваю джинсы скинни и атласную кофточку. Я избегаю своего Converse, вместо этого надевая черные туфли на шпильке. Взъерошенная прическа, чтобы подчеркнуть волны. Затем я хватаю сумочку, крадусь вниз по лестнице и жду момента, чтобы незаметно выскользнуть за дверь. Мой момент — это звонок на мобильный Тед. Он поворачивается спиной к окну и начинает тихонько расхаживать по гостиной. Выпустив себя тихонько за дверь, я отправилась в путь без всякой спешки. Меня одолевает гнев. Так почему же я чувствую себя так спокойно?

Швейцары держат площадку у входа в Ice, вооруженные планшетами, что немедленно вызывает у меня затруднительное положение. В тот момент, когда один из них поймает меня, обо мне доложат в штаб-квартиру Ice, и Тони будет преследовать меня. Мне это действительно не нужно. Прислонившись спиной к стене, я перебираю свои ограниченные возможности… и не придумала ничего. Я не настолько глупа, чтобы думать, что швейцар не узнает меня, поэтому, помимо убедительной маскировки, я не попаду в клуб без предупреждения.

Все мое существо было настолько целеустремленным с того момента, как я отключила этот звонок. Одно препятствие прогнало эту силу духа и оставило немного места для чувствительности. Я позволяю себе на мгновение обдумать последствия своих намеченных действий, и я действительно начинаю осознавать опасность, в которую я себя подвергаю, но затем суматоха через дорогу вырывает меня из размышлений и привлекает мое внимание ко входу. Группа из четырех мужчин со своими подругами разглагольствует, и швейцары явно пытаются успокоить раздраженную группу. Кажется, это не работает, и моя спина отталкивается от стены, когда сцена переходит на совершенно новый уровень беспокойства. Одна из женщин подходит к швейцару, крича ему в лицо, и его руки поднимаются в жесте, предлагая ей успокоиться. Его попытка имеет противоположный эффект, и в течение секунды все четверо мужчин бросаются на него. Мои глаза расширяются при виде разворачивающегося хаоса. Это анархия. Тем не менее, я быстро понимаю, что это могла быть моя единственная возможность незаметно проскользнуть.

Я спешу через дорогу, стараясь держаться как можно ближе к стене. Я попадаю в клуб незамеченной. Я точно знаю, куда иду сейчас, и иду ровными, стремительными шагами, мое прежнее спокойствие и целеустремленность возвращаются по мере приближения к офису Миллера. Но теперь я столкнулась с другим препятствием. Мои плечи опущены. Я забыла о коде клавиатуры, необходимом для входа в кабинет Миллера. Я вообще не обдумала это как следует.