Что теперь? Элемент неожиданности не сработает, если мне придется постучать, и он все равно увидит меня в камеру, прежде чем я доберусь до двери. «Идиотка», — бормочу я. «Гребаная идиотка». Глубоко вздохнув, я поправляю кофточку и на несколько секунд закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я чувствую себя относительно спокойно, но гнев все еще горит в моем животе. Разрушительный гнев. Все это сдерживается, хотя это может измениться, когда я столкнусь с Миллером.

Я стою перед дверью, под наблюдением камеры, прежде чем я даже проинструктировала свои ноги нести меня туда, и я спокойно стучу по ней в быстрой последовательности. Как я и знала, глаза Миллера в тревоге расширяются, когда он распахивает дверь, но в мгновение ока он возвращает эту бесстрастную маску на место. С неохотой отмечаю, насколько эффектно он выглядит. Но его челюсть напряжена, глаза предупреждают, а грудь вздымается.

Он выходит и открывает за собой дверь, проводя рукой по волосам. "Где Тед?"

'Дома.'

Его ноздри раздуваются, и он выхватывает телефон, быстро набирая номер. «Приведи сюда своего гребаного водителя», — плюет он в трубку, прежде чем нажать еще несколько кнопок и поднести телефон к уху. «Тони, я не буду спрашивать, как, черт возьми, Оливия прошла мимо тебя». Он шепчет, но приглушенный тон не отменяет авторитета. — Приходи и забери ее, и наблюдай за ней, пока не появится Тед. Не выпускай ее из поля зрения». Он сует телефон во внутренний карман и бьет меня горящими глазами. «Тебе не следовало приходить сюда, когда все так деликатно».

«Что деликатно? Я спрашиваю. Я? Неужели я такая деликатная штука, которую нельзя сломать или расстроить?

Миллер наклоняется ко мне, слегка опуская свое тело, чтобы наши лица выровнялись. 'О чем ты говоришь?'

«Ты думаешь, что я хрупкая и слабая».

«Я думаю, тебе приходится иметь дело с вещами, которые выходят за рамки твоих возможностей, Оливия», — шепчет он, делая это ясно и точно. «И я не имею ни малейшего понятия, как сделать это менее болезненным для тебя».

Наши взгляды задерживаются дольше всего, мой поднимается, чтобы поддерживать нашу связь, когда он выпрямляется, поднимаясь в полный рост. Боль на его лице почти меня утомляет.

"Ты пытаешься отправить меня через край?" — шепчет он, не подходя ко мне, чтобы утешить. Мне нужны его объятия, поэтому я подхожу, но он отступает, предупреждая покачивая головой. Осознание приходит быстро, и я смотрю на камеру наблюдения над дверью. Она наблюдает за нами.

"Почему она здесь?" Мой голос ровный и сильный.

'Что?' Лицо Миллера настороженное и виноватое. «Здесь никого нет».

«Не лги мне». Моя грудь начинает раздуваться от напряжения, чтобы дышать сквозь гнев. — Как сильно ты скучал по ней?

'Что?' Он снова оглядывается через плечо, и я ухватился за возможность, используя его кратковременную задержку в фокусе, чтобы протиснуться мимо него. 'Оливия!'

Я приземляюсь в его офисе менее женственно, чем я бы надеялась, но вскоре я обретаю самообладание, закидывая волосы через плечо и засовывая сумочку под мышку. Затем я улыбаюсь и смотрю туда, где, как я знаю, она будет. Я не ошибаюсь. София, сидящая в кресле Миллера, скрестив ноги, одетая в кремовый плащ и потягивает длинную тонкую сигарету. Воздух превосходства, удушающий меня, сила. Она лукаво улыбается, с интересом смотрит на меня. Только теперь мне интересно, как она получила мой номер. Это несущественно. Она хотела вытащить меня из моего укрытия, и ей это удалось. Я сыграла ей на руку.

«София». Я стараюсь быть первой, кто нарушит тягостное молчание, а также стараюсь держаться самостоятельно. «Похоже, ты сегодня вечером опередила меня». В тот момент, когда я заканчиваю говорить, я замечаю две вещи: легкое удивление Софии, потому что я вижу это ясно и четко в легком приоткрытии ее красных губ, и беспокойство Миллера, умноженное на миллион, потому что я чувствую, как он дергается позади меня. «Я просто заставлю себя выпить перед отъездом». Мои высокие каблуки переносят меня к буфету с напитками, и я наливаю себе высокую прямую водку.

«Милая девочка, я не дура». Надменный тон Софии лишает меня уверенности.

Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить дрожащие руки, и когда я уверена, что сдержала дрожь, я беру стакан и поворачиваюсь к своим зрителям. Обе стороны внимательно смотрят на меня — София задумчивая, Миллер нервничает — пока я медленно подношу коктейль к губам. 'Я не уверена, что ты имеешь в виду.' Я отпиваю весь стакан и задыхаюсь, прежде чем наполнить его снова.

Напряжение в комнате ощутимо. Я смотрю на Миллера, только слегка замечая осуждение на его лице. Я выпиваю свой второй стакан и хлопаю его, заставляя его вздрогнуть. Я хочу, чтобы Миллер почувствовал то, что чувствую я. Я хочу взять эту стойкую часть его и ранить ее. Это все, что я знаю.

«Я имею в виду, — уверенно начинает София, глядя на меня с легким изгибом красных губ, — ты влюблена в него и думаешь, что сможешь заполучить его». Ты не можешь».

Я не отрицаю ее вывода. «Потому что ты хочешь его».

«Он у меня есть».

Миллер не спорит с ней и не поправляет ее, и когда я смотрю на него, я вижу, что у него нет намерения. Я даже не могу найти в себе силы убедить себя в том, что на то должна быть веская причина, поэтому наливая еще одну рюмку водки для хорошей меры, я медленно подхожу к нему. Он стоит, как статуя, у двери, руки в карманах, явно переполненный раздражением. Он смотрит на меня с невыразительной эмоциональной красотой, которая в первую очередь захватила меня. Это нормально. Его защитный механизм заблокирован. Я останавливаюсь перед его высоким неподвижным телом и смотрю вверх, замечаю легкий пульс на его темной щетине на подбородке. «Надеюсь, ты счастлив в своей темноте».

«Не дави на меня, Оливия». Его рот почти не двигается, его слова едва слышны, но они полны угрозы… которые я полностью игнорирую.

'Увидимся.' Я захлопываю за собой дверь и срочно прохожу через лабиринт коридоров, нахожу лестницы и поднимаюсь по ним по две за раз, выпивая третью водку, стремясь добраться до бара и поддерживать онемение, вызванное алкоголем.

— Ливи?

Я смотрю вверх и вижу Тони и Кэсси, стоящих наверху лестницы и хмуро смотрящих на меня. Мне нечего сказать никому из них, поэтому я обхожу их и сверну за угол в главный клуб.

— Ливи, — кричит Тони. «Где Миллер?»

Я обернулся и обнаружил, что на их лицах появилось беспокойство. И я знаю почему. «В его офисе», — говорю я, отступая назад, чтобы не задерживать свой побег. «С Софией». Тони ругается, и Кэсси выглядит искренне обеспокоенной, но я не трачу время на выяснение причин их беспокойства. Моя непреодолимая потребность заявить о своих претензиях существует, но также существует необходимость причинить Миллеру боль после того, как услышала этот звонок, и София с такой уверенностью заявляет, что Миллер принадлежит ей. Я знаю, что это не так, он знает, но отсутствие информации и воспоминания о том, как он сказал ей, что он скучает по ней, воодушевили меня.

Пробираясь сквозь толпу, мощные удары «Prituri Se Planinata» NiT GriT задевают мой слух, я подхожу к бару и бью свой пустой стакан двадцаткой. «Водка с тоником», — требую я. «И текила». Мой заказ доставляется поспешно, сдача — так же быстро, и я немедленно выбрасываю текилу, а за ней и водку. Жидкость доходит до моего живота, я закрываю глаза и нащупываю горло. Но меня это не останавливает. «Опять то же самое», — кричу я, когда он закончил с парнем рядом со мной. Онемение всего — моего разума, моего тела, моего сердца — усиливается с каждым глотком алкоголя, чувство несчастья быстро ускользает. Мне это нравится. Создается определенное чувство отстраненности.

Я прислоняюсь к перекладине и оглядываю клуб. Мой взгляд скользит по толпам людей, я не тороплюсь, мой напиток прижимается к моим губам, гадая, не говорит ли мне, что отсутствие срочности затеряться среди толпы и нанести ущерб здравомыслию джентльмена, работающего неполный рабочий день, мое подсознание, говорящее мне не быть сукой, что мне нужно бросить пить, протрезветь и хорошенько подумать о том, что происходит и почему.

Может быть.

Вероятно.

Несомненно.

Возможно, я нахожусь на пути к пьяному ступору, но я все еще могу оценить тот бездействующий безрассудный ген, который заставлял меня охотно искать клиентов моей матери и опускаться до уровня, который я не могу принять. Чувствуя знакомое шипение внутреннего фейерверка, мои глаза теперь бегают по клубу менее небрежно, более в панике, и я замечаю, как он приближается ко мне.

Вот дерьмо. Любые мысли, которые у меня были, что Миллер не сдержит меня в данных обстоятельствах, были разрушены. Он выглядит смертоносным, и я явно являюсь единственной целью его гнева.

Он дает это мне, его губы прямые, его глаза темные, и берет напиток из моей руки. «Никогда больше не служи этой девушке», — рявкает он мне через плечо, не отрывая глаз от меня.

«Да, сэр», — робко отвечает сзади.

«Убирайся, — выдыхает мне Миллер. Он едва сдерживается. Быстрый взгляд через его плечо подтверждает, что София стоит напротив клуба, болтает с мужчиной, но ее глаза устремлены в нашу сторону. Заинтересованные глаза.

Мои плечи распрямляются по собственной воле, и я забираю свой стакан позади себя. «Нет», — шепчу я, прежде чем сделать глоток.

«Я говорю один раз».

«И я говорю тебе один раз».

Он снова тянется за моим стаканом, но я отстраняюсь и пытаюсь убежать, проскользнув мимо Миллера. Я не ухожу далеко, как Миллер останавливает меня за руку. 'Отпусти.'

«Не устраивай сцен, Оливия», — говорит он, забирая напиток у меня из рук. «Ты не останешься в моем клубе».

'Почему?' — спрашиваю я, не в силах удержать его от меня. — Потому что я вмешиваюсь в твой бизнес? Меня резко остановили и развернули.