Так что я дергаю за другой участок и беру ножницы, маниакально рубя их.

«Оливия, черт возьми, нет!» Его тело летит ко мне, как пуля, выпущенная из пистолета, и его руки начинают хвататься за меня.

«Нет!» Я кричу, отворачиваясь, яростно держась за ножницы. 'Оставь меня! Я хочу, чтобы их не было! Я упираюсь локтем ему в ребра.

'Блядь!' — кричит Миллер. Его зубы стиснуты, в его голосе отчетливо слышна боль, но он отказывается сдаваться. «Дайте мне гребаные ножницы!»

«Нет!» Я подтягиваюсь вперед, внезапно оказываясь на свободе, и резко разворачиваюсь, когда Миллер приближается ко мне. Мои руки инстинктивно взлетают вверх, мое тело переходит в защитный режим, и его высокое худощавое тело сталкивается со мной, отбрасывая меня на несколько шагов.

'Блядь!' — рычит он, и я открываю глаза и вижу его на коленях передо мной. Я отступаю еще немного, наблюдая, как он хлопает ладонью по плечу. Мои широко раскрытые глаза смотрят на ножницы, которые я держу в руке, и вижу густую красную жидкость, стекающую с лезвий. Я задыхаюсь, и моя хватка немедленно отпускается, позволяя им упасть на пол у моих ног. Затем я падаю на колени, наблюдая, как он, немного поморщившись, сбрасывает свой пиджак, пока не сталкиваюсь с белой рубашкой, пропитанной кровью.

Я подавляю свой страх, раскаяние, свою вину. Он разрывает свой жилет, за ним быстро следует рубашка, пуговицы лопаются и летят во все стороны. «Черт», — плюется он, осматривая свою рану — рану, за которую я несу ответственность. Я хочу утешить его, но мое тело и разум отключены. Я даже не могу говорить, чтобы извиниться. Истерические крики срываются с моих губ, мои плечи вздрагивают, а глаза так полны слез, что я изо всех сил пытаюсь его увидеть. Мое опьянение не помогает моему искаженному зрению. Безусловно, это хорошо работает. Видеть ранения Миллера и кровотечение — это уже плохо. Знать, что я являюсь причиной его боли, граничит с невыносимым.

С этой мыслью я иду в туалет и меня тошнит. Она приходит и приходит, алкоголь все еще крепок и обжигает мне рот, когда мои руки держатся за сиденье, а мышцы живота скручиваются и сжимаются. Я в беспорядке — хрупкая, несчастная душа. Безнадежная и живущий в безнадежности. Жестокий мир. И я не могу справиться.

«Господи, черт возьми, Христос», — бормочет Миллер позади меня, но я слишком раскаиваюсь, чтобы случайно повернуться и признать свои ошибки.

Мой лоб встречается с сиденьем унитаза, когда моя рвота наконец утихает. Моя голова колотится, сердце болит, а душа разбита.

'У меня есть просьба.' Неожиданные спокойные слова Миллера подпитывают последствия моего срыва, заставляя слезы снова выступить и вырваться из моих глаз. Я держу голову там, где она есть, главным образом потому, что у меня нет сил поднять ее, но также потому, что я все еще слишком труслива, чтобы смотреть ему в глаза. «Оливия, вежливо смотреть на меня, когда я говорю с тобой».

Я качаю головой и остаюсь в своем укрытии, стыдясь себя.

«Черт побери», — тихо ругается он, а потом я чувствую его ладонь на своем затылке. Он не поощряет меня мягкосью. Он дергает меня, не пытаясь быть нежным. Это не имеет значения. Я ничего не чувствую. Он хватает меня за лицо и толкает вперед, но я опускаю взгляд на полоску обнаженной, окровавленной плоти, выглядывающую сквозь его расстегнутую рубашку и жилет. «Не лишай меня этого лица, Оливия». Он борется с моей головой, пока я не поднимаю глаза и его острые черты не становятся достаточно близко, чтобы на них можно было сосредоточиться. Его губы прямые. Его голубые глаза дикие и яркие, а впадины на щеках пульсируют. «У меня долбаная просьба», — грустит он. «И ты, черт возьми, его выполнишь».

Я слышу рыдания, и все мое тело провисает в моем положении на коленях, но его хватка за голову удерживает меня. Несколько секунд до того, как он заговорит, кажутся вечностью. «Ты никогда не перестанешь любить меня, Оливия Тейлор. Ты, блядь, меня слышишь?

Я киваю в его объятия, когда он осматривает мое обломочное лицо и подходит ближе, прижимаясь ко лбу вместе со мной. «Скажи это», — выдыхает он. 'Сейчас же.'

«Я не остановлюсь», — сдерживаю я рыдание.

Он кивает мне, и я чувствую, как его руки скользят по моей спине и тянут вперед. «Дай мне мою вещь». В его команде нет мягкости, но мгновенное спокойствие, которое спускается, когда жар его тела начинает сливаться с моим, — это все, что мне нужно. Наши тела сталкиваются, и мы цепляемся друг за друга, как будто сама жизнь может закончиться, если мы отпустим.

Может.

Трещины в нашем существовании теперь широко открыты. Нам не спрятаться от жестокой реальности. Цепи. Спасаясь от них. Находимся на грани отчаяния, когда сталкиваемся с нашими демонами. Я просто надеюсь, что мы очистим эти трещины, когда прыгнем и не упадем в темноту.

Миллер несколько раз успокаивает меня, пока я дрожу в его объятиях, сила его объятий нисколько не ослабляет вибрации. «Не грусти», — умоляет он, и его голос становится мягче. «Пожалуйста, не грусти». Он отрывает мои когтистые руки от своей спины и держит их между нами, исследуя мое заплаканное лицо, пока я всхлипываю и дрожу.

«Мне очень жаль», — слабо бормочу я, опуская глаза на колени, чтобы избежать его прекрасного лица. 'Ты прав. Я не могу с этим справиться».

«Тебя больше нет, Оливия». Его пальцы сжимают мой подбородок и поднимают его, пока я не смотрю в глаза, полные решимости. «Есть только мы. Мы вместе с этим справимся».

«Я чувствую, что знаю так много, но так мало», — признаюсь я, мои слова были прерывистыми и скрипучими. Он так много поделился со мной, частью добровольно, частью его заставили, но все еще остается так много пробелов.

Мой идеальный джентльмен, работающий неполный рабочий день, устало дышит и медленно моргает, поднося мои руки ко рту и касаясь губами их задней части. «Вы владеете каждой частью меня, Оливия Тейлор. За все ошибки, которые я совершил, и за все, что мне еще предстоит сделать, я прошу вашей милости. Его глаза умоляюще смотрят на меня. Я простила ему все, что знаю, и прощу ему все, чего не знаю. Что ему еще предстоит сделать? «Только твоя любовь проведет меня через этот ад».

Моя нижняя губа начинает дрожать, ком в горле быстро растет. «Я помогу тебе», — клянусь я, сжимая его руку, пока он не отпускает меня. Я тянусь вверх, мое движение немного дезориентировано, пока не чувствую его грубую щеку. 'Я доверяю тебе.'

Он тяжело сглатывает и мягко кивает. Решимость медленно проникает в его переполненное эмоциями лицо и в его говорящие глаза, возвращая моего отстраненного, лживого джентльмена в комнату. «Позволь мне вытащить тебя отсюда». Его тело плавно поднимается в полный рост, и он помогает мне подняться на ноги. Из-за смены положения мне в голову приливает кровь, и я немного шатаюсь. 'У тебя все нормально?'

«Я в порядке», — отвечаю я, покачиваясь на месте.

«Ты права», — сухо говорит Миллер, словно я должен точно знать, о чем он говорит. Я не могу нахмуриться из-за своего замешательства, потому что все мое внимание направлено на то, чтобы не упасть лицом на пол. «Алкоголь тебе не подходит». Меня берут за затылок и руку, и на шатких ногах проводят к дивану в офисе Миллера. «Сядь», — приказывает он, помогая мне сесть. Он становится передо мной на колени и качает головой, тянется к моим разрушенным волнам. Его пальцы расчесывают то, что осталось от моих волос, боль ясно отражается на его красивом лице. «Все еще красива», — бормочет он.

Я пытаюсь улыбнуться, но борюсь, зная, что он опустошен, и смотрю мимо него, когда дверь его офиса распахивается. Тони стоит несколько секунд, обдумывая ситуацию. Он выглядит готовым взорваться под давлением. Миллер медленно встает и поворачивается, засовывая руки в карманы брюк. Они просто смотрят друг на друга, Тони молча оценивает своего босса, а затем меня. Я чувствую себя маленькой и глупой под его бдительным взглядом, и, пытаясь уклониться и скрыть результат моего истощения, я убираю волосы с лица и завязываю их на резинкой, чтобы собрать их в беспорядочный узел.

«Какая ситуация? — спрашивает Миллер, прикасаясь к плечу и немного вздрагивая.

'Ситуация?' Тони саркастически хохочет. «У нас гребаный беспорядок, сынок!» Он хлопает дверью и направляется к шкафу с напитками, быстро наливая виски и глотая его. «У меня там полуживой парень и толпы людей, гадающие, что, черт возьми, только что случилось!»

'Контроль повреждений?' — спрашивает Миллер, делая себе рюмку виски.

Тони снова смеется. «У вас есть машина времени? Черт, Миллер, о чем ты, черт возьми, думал?

«Я не думал», — выплевывает он, заставляя меня съежиться на диване, как будто первопричину этого беспорядка можно не заметить, если я стану маленькой. Бросок напряженного взгляда Тони в мою сторону подтверждает, что мои усилия потерпели неудачу. Моя необоснованная потребность причинить Миллеру боль привела к кровавой бойне в клубе и подтвердила подозрения Софии относительно истинного характера наших отношений. «Нет, не думал. Рассказ о твоей жизни, сынок, — вздыхает Тони. «Ты же не будешь срать на парня, из-за женщины, которая немного развлекается!» Он сдерживает раздражение и хмурится, протягивая руку, чтобы стянуть рубашку Миллера. — Колотая рана?

Миллер пожимает плечами и ставит стакан. Я ошеломлена, когда он на самом деле меняет свое положение, прежде чем начать тянуть за рубашку. 'Ничего.'

— У него был нож?

— Ничего подобного, — медленно повторяет Миллер, заставляя Тони вопросительно наклонять лысую голову. — София ушла?

— О, мой мальчик, она глубоко вцепилась в тебя. Не сомневайтесь в ее преданности Чарли. Она его долбаная жена!

Мои слезящиеся глаза расширяются. Софии жена Чарли? И она влюблена в Миллера? Чарли держит ключи от цепей Миллера. Знает ли он, что София любит его Особенного? Я не думал, что эта сеть коррупции может еще больше запутаться.