Тут послышался шум шагов по тропе, оба повернулись с мгновенно вспыхнувшей надеждой, но быстро поняли, что идут несколько человек. Едва гости показались, обогнули выступ скалы, Дых вскочил и встал рядом с Хеком. Оба не верили глазам.

- Вы живы! - крикнул Хек.

Биск Вит вытащил меч. - Да, и обижены на измену, Хек Урс.

- Мы не при сем! - пискнул Дых.

Червячник сказал: - Ты, Дых Губб? Боги подлые, что с тобой?

- Плевать, - рявкнул Биск, замахиваясь. - Здесь не хор попрошаек Маври, так что не надо песен сочувствия.

- Эт точно, - согласилась Подлянка, показывая тонкий кинжал, острием которого принялась ловко пронзать щели между пальцами другой руки. - Да и петь вы не умеете.

Червячник поглядел на нее. - Что ты можешь знать? Я не стану для тебя петь, держи ты мой петушок в этой второй руке!

Она засмеялась: - Запел бы, если ласково попрошу!

- Как вам удалось выжить? - вмешался Хек.

- Сбросили доспехи и выплыли на треклятую поверхность, дурак. Но вы уже улепетывали, скрывшись в ночи!

- Не то. Ну, то есть, как вам удалось выжить, находясь вместе? Вы ненавидите друг дружку!

- Измена рождает ненависть более сильную, чем та, о которой ты говоришь. Ну, теперь отдавайте наше, а потом получите своё.

- Ты идиот, Бифк? Зафем вам выдеять долю, ефли вы нас убёте?

- К слову пришлось, - пояснила Подлянка. - Он не хотел сразу говорить, что убьет вас, сначала нужно было получить долю. Но что взять с шестидесятилетнего капрала?

- Я тебе отдаю приказы! - взвился Биск. - Значит, ты еще тупее!

- Признаю всю правду ваших речей и намеков, в них содержащихся, сир.

Биск Вит наморщил лоб, стараясь понять сказанное. Хек Урс кашлянул. - Слушайте, нет никакой доли. Мы все потеряли.

- Да и никохда в руках не дейжали, - добавил Дых, садясь и хватаясь за голову.

- Сатер мертва, - продолжал Хек.

- Птича? - поинтересовалась Подлянка.

Плечи Хека опустились. - И ты тоже? - Он вздохнул. - Жива, она в той гостинице. -Указал на крепость: - Мы сели на подозрительное судно в Молле и теперь идем требовать... гм, компенсации. Посмотрите на Дыха. Вот что сделали с нами те ублюдки.

- Какие ублюдки? - спросила Подлянка, и сонные глаза вдруг заблестели.

- Неквоманты, - пояснил Дых. - И ефли это"о недофтатошно, с ними сам Манфи Неудафник.

- И вы захотели компенсации! - засмеялась, пряча нож, Подлянка. - Капрал, мы гнались за этими идиотами через целый океан. Тут целый конкурс дураков, и теперь твой взвод сокрушит армию оптимистов одним чихом. - Она отвернулась к морю и не сразу продолжила: - Ох, гляньте! Идут Певуны.

От ее хохота мошонка Хека съежилась до размеров кокона.

Пока двое бледных как зола слуг тащили за ноги тело повара, лорд Клыгрызуб подхватил и увлек к двери писца Грошвода, оставив Бочелена и слугу в дымной кухне.

- Ты записал всё?

- Разумеется, милорд...

- Дословно? И кто что сказал?

Грошвод кивнул, пытаясь не дрожать в хватке господина. Запястье его было залито кровью, ибо именно его рука вогнала кинжал в левый глаз повара.

- Найди всё умное, что он сказал, и переделай.

- Милорд?

- Здесь один я говорю умное, глупец! Сделай так, что его слова говорил я... или это слишком сложный для твоего разумения приказ?

- Нет, милорд. Считайте, дело сделано!

- Превосходно! - зашипел Клыгрызуб. - Ну, за мной. Пусть там выпекают...

- Он отравит печенья, милорд...

- Нет, не станет. Слишком изыскан, всё делает ради того, чтобы меня выставить нелепым и тупым. Треклятый повар! Ну, больше он ничего не напутает, верно?

- Нет, милорд. Но... кто будет готовить?

- Найди кого-то другого. Это не важно. Нам нужно изыскать способ их убить. Весьма умный, чтобы они поняли. Тут нужен гений, писец!

- Но, милорд, это же... нет, не в моей природе мыслить дьявольски.

Клыгрызуб одернул его: - Ты мыслишь так, как я сочту нужным!

- Да, милорд!

Лорд Клыгрызуб поднял кулак. - Это игра в убийство, друг мой, и я намерен победить или умереть пытаясь!

Эмансипор обнаружил кувшин, содержимое коего вроде бы издавало запах алкоголя. Сделал глоток, другой. Вкус был сладким до тошноты, во рту жгло, носовые пазухи сразу же опорожнились в глотку, из глаз потекли обильные слезы. Он крякнул и выпил еще.

- Сила без тонкости, - сказал Бочелен, ставя в ряд дюжину деревянных кубков различной величины, - доказывает, что человеку недостает интеллекта. Не кажется ли вам, мастер Риз, что хозяину не хватает неких нюансов, относящихся к самой сущности тирании? Где завеса тайны? Где ловкость рук? Смутные речи, невысказанные угрозы - всё это, скажем честно, доказывает, что наш милейший лорд не изучил многие области собственного ума. Признаюсь, что разочарован.

- Ну, хозяин, это же глухие задворки.

- В муке много каменной пыли. Пора заменить жернов. Сознаюсь, я невнимательно смотрел на зубные ряды нашего любезного господина и его слуг, но готов вообразить - мы увидели бы зубы стертые, в трещинах и сколах. Поистине задворки, мастер Риз. - Отряхнув руки, Бочелен подошел к Эмансипору и мягко вынул кувшин из рук. - Экстракт ванильных бобов, мастер Риз, весьма дорог. Полагаю, вы уже опустошили месячное жалованье. Как хорошо, что повар уже мертв и не видит ваших возмутительных действий.

- Хозяин, у меня желудок горит.

- Воображаю. Выдюжите?

- Нет!

- Ваш пессимизм давно потерял первоначальное очарование, мастер Риз.

- Должно быть, хозяин, виноваты все эти яды в мозгу. Ну, то есть куда я не погляжу или только задумаю поглядеть, вижу рок и несчастье, зло и обман. Тени в любом углу, тяжкие тучи над головой. Везенья не было с той самой поры, как милый сынок поднял личико и я его поцеловал. - Он пошел искать другой кувшин. Нужно же было чем-то погасить пожар в кишках!

- Любите печенье, мастер Риз?

- Это зависит, хозяин.

- От чего.

- От того, что выкурю.

- Советую вам ограничиваться простым ржавым листом.

- Не желаете, чтобы я ел ваши печенья? Кажется, вы сказали, что не хотите их отравить.

Бочелен вздохнул. - Ах, мастер Риз, неужели я не могу попросту пожелать, чтобы выпечка в равной мере досталась всем, нас принимающим? Самое малое, чем мы можем отплатить за щедрость.

- Хозяин, нас пытались убить.

Бочелен фыркнул: - Слишком вежливо называть их жалкие усилия попыткой убийства. Скажите, вы умеете готовить глазурь?

Эмансипор поскреб бакенбарды. - Видел много раз, как жена ее готовит. Да, полагаю...

- А, ваша жена тоже выпекала?

- Нет, только глазурь. В большой кастрюле, и потом сама ела ночью. Раз в месяц. Каждый месяц. Кто сможет постичь глубины женской душ, хозяин? Даже если это жена.

- Полагаю, никакой мужчина. Даже если он муж.

Эмансипор кивнул. - Факт, хозяин. Знаете, я думаю, что даже женщинам не дано постичь друг дружку. Они же вроде кошек. Или акул. Или тех речных рыб, что с большими зубами. Или крокодилов, змей в яме. Или ос...

- Мастер Риз, не займетесь ли глазурью? Корбал Броч так ее любит.

- Не жалеет зубов, как говорится.

- Полагаю, - снисходительно пробормотал Бочелен. - Он так похож на ребенка, мой компаньон.

Эмансипор подумал, воображая круглое пухлое лицо Корбала, вялые губы, бледность кожи и крошечные глазки. Представил его ребенком, бегущим в стайке сорванцов: белозубая улыбка и густые волосы там, где сейчас почти лысо. И содрогнулся. "Дурачье. Нужно было догадаться. Один взгляд, и все поняли бы. От таких нужно избавляться. Головой в ведро, или забыть в снегу на всю ночь, случайно положить в собачью еду... не важно как, но избавляться, и если мир зашатается от вашего преступления - спокойно, это вздохи облегчения". Да-а, мальчик играет с детской шайкой, а шайка все меньше - бледные родители гадают, куда делись дети, а рядом стоит юный Корбал. Пустое лицо, пустые глаза. "Нужно было знать. Таких ни жрецы не исцелят, ни ученые не переучат. Таким даже в тюрьме не рады.

Суньте его в мешок с салом и сырым мясом и бросьте всю смесь в яму с голодными псами. Но кого я дурю? Дети вроде Корбала не умирают. Только хорошие умирают, и за одно это наш мир заслуживает всех проклятий, кои способна изобрести честная душа". - Хозяин?

- Мастер Риз?

- Вы допили ваниль?

- Верно, - сказал Шпилгит. - Две лопаты.

Могильщик слепо заморгал над грудой тряпок, клочками одежда покойников, которые сшивал, делая матрас и подушку. - Это мое ремесло, - ответил он, хватаясь за глиняный кувшин. Рука, словно сухой корень, спутала костлявые пальцы на ручке и потащила кувшин к койке.

- Похоже, у тебя все путем, - заискивал Шпилгит. - А вот меня временно изгнали из "Пяты", понимаешь ли, и мужчине нужно согреваться работой. Физической работой.

- Значит, будешь копать сразу двумя лопатами?

- Глупо было бы, а?

- Да. Тогда для чего вторая лопата? Как налог? Ты оценил мою лопату и требуешь вторую как налог?

- Похоже, ты слишком много выпил.

- Слишком много. В твоих словах есть смысл, но тем хуже для тебя.

- Налогообложение не так работает.

- Именно так. - Могильщик выпил.

- Хорошо, так оно и работает. У тебя остается одна лопата, а налоговик берет вторую, чтобы построить тебе отличную ровную дорогу.

- Да ну? Так почему дорогу строю я сам, ломая спину и махая лопатой? А ты сидишь и бездельничаешь, а в кармане ключ от склада с огромной кучей лопат. Так скажи, какой от тебя прок?

- Смешно. У людей таланты разные. Ты строишь дороги или роешь могилы, я собираю налоги... гм, можно сказать, тоже рою могилы.

- Отлично. Забирай лопату и проваливай.

- Но мне хотелось две.

- Сборщик всегда сборщиком остается.

- Слушай, пьяный дурак! Дай лопаты!

- У меня нет двух. Только одна.

Шпилгит охватил руками голову. - Что же сразу не сказал?

Мужчина снова схватился за кувшин, глотнул и утер губы. - И сказал.

- Где она?

- Где кто?

- Лопата.

- Ты отберешь лопату и с ней работу, значит, я ничего не заработаю и тебе не обложить того, у кого нет работы, а значит, ты бесполезен. Но ты сам это понял и хочешь копать могилы, чтобы получить реальную работу. А со мной что?