Глава 5

После встречи с Мёртл я бродил по городу почти два дня. В прошлом я мог бы искать где-то пристанища, но в моём нынешнем состоянии жилище на самом деле больше не было необходимым. Дождь, жар, холод — всё это больше меня не волновало. Я не уставал и не утомлялся, поэтому я просто шёл. Избегать городской стражи было делом лёгким, едва отвлекавшим меня от моей настоящей задачи, которая была полностью внутренней.

Я следовал найденным мной нитям памяти, касавшимся создания сияющих богов. Каждое воспоминание вело к другим, и собирание их в логичное единое целое было лишь вопросом времени. Обнаруженная мной информация, таившаяся в укромных уголках моего разума, порой была шокирующей. А ещё она была грустной. Я наконец-то узнал историю родителей моей дочери, моего предка Мордэкая Иллэниэла и его возлюбленной, Мойры Сэнтир.

Изучая всё это, я узнал тайны, в свете которых мои столкновения с сияющими богами казались смехотворными. Неудивительно, что они хотели уничтожить род Иллэниэл. Их создатель оставил ключи к их погибели неизгладимо записанными в моей родовой памяти.

У меня по-прежнему не было лёгкого ответа на то, как разобраться с Мал'горосом, хотя если то, что я узнал о человеческих богах, было справедливо и для тёмных богов Ши'Хар, то, возможно, была одна личность, хранившая в себе ключ к их поражению.

Однако у меня была более крупная проблема. Мои чувства, мои эмоции, угасли. Вернулась серая пустота, являвшаяся моим существованием в течение последних нескольких месяцев. Единственным оставшимся во мне чувством была глухая тоска, голод — вернуть страсть, которую я так недавно обнаружил. Я знал лишь один способ сделать это.

Мой разум всё чаще возвращался к одной и той же мысли, к Мёртл.

Я всё ещё помнил, где находился её дом, и я часто обнаруживал, что бреду по направлению к нему. Меня притягивало воспоминание о её жизненной силе, о её эмоциях — о её жизни. Я хотел ещё.

Поначалу я ругал себя за такие желания. Я знал, что они были глупыми. Я знал, что это было неправильно. Моя трансформация в высасывающее жизнь чудовище заставила меня стыдиться, но по мере угасания моих эмоций угас и стыд. Вина испарилась, оставив меня аморальным и пустым, обладающим лишь неудовлетворённой жаждой.

«Её, наверное, и не хватятся», — рационализировал я. «Если я буду делать что-то подобное, то, наверное, лучше придерживаться ненужных людей, на которых всем наплевать». Эта мысль была совершенно логичной, однако я знал, что нашёл бы её отвратительной… если бы я всё ещё был способен испытывать отвращение. «Может, если ограничиваться преступниками, то я смогу стать немёртвым вершителем правосудия».

Это могло быть более благосклонно принято моей моральной и эмоциональной стороной, когда я заберу то, что мне нужно. Хотя меня это не особо волновало — даже вина была лучше бесконечной серой смерти моего нынешнего существования. Из моей головы не шёл образ меня самого в роли трагического героя, вечно страдающего и вынужденного охотиться на тех самых людей, которых я хотел защитить. В этот миг это казалось более предпочтительным, почти артистичным, по сравнению с зияющей пустотой, занявшей место моего сердца. Что обо мне подумала бы моя Матушка?

Я почему-то сомневался, что она увидела бы особую разницу между тем, кого я выберу в качестве жертвы. Я всё равно буду чудовищем.

Эта дискуссия часами тянулась внутри меня, пока где-то около полуночи я не обнаружил, что стою у дома Мёртл. Мои ноги привели меня туда без моего сознательного усилия, пока мой разум притворялся озабоченным более глубокими моральными вопросами отнимания жизни для временного восстановления моей человечности. «А что насчёт использования какого-нибудь преступника?» — напомнил я себе.

«Да не важно, на самом деле. Ты здесь — бери то, что тебе нужно. Единственное, что имеет значение — её никто не хватится. Она — просто шлюха». Моя рука открыла дверь, пока мой разум приложил небольшое усилие, нужное для отпирания защёлки изнутри.

«А Леди Торнбер тоже была «просто шлюхой», да?»

— Просто заткнись, — сказал я вслух, и шагнул в затенённую внутреннюю часть маленького жилища Мёртл.

Конечно, я уже пристально осмотрел его своим магическим взором, но моё физическое зрение подтвердило то, что я уже узнал ранее. Она была одна, спала на маленькой койке в углу. Здесь был маленький очаг, но огня в нём не горело. Вероятно, она не могла себе позволить дрова. Да и погода сейчас всё равно была достаточно умеренной.

Я осторожно шёл по захламлённой комнате, стараясь издавать как можно меньше шума. Встав, глядя на неё сверху вниз, я замешкался. Следует ли мне начать резко? Или действовать медленно? Я понятия не имел, как будет лучше… наверное, медленно, чтобы насладиться моментом.

Протянув руку вниз, я стянул прочь накрывавшее её тонкое одеяло, открыв взору её в высшей степени женскую фигуру, облачённую лишь в лёгкую ночнушку. Даже во сне она казалась усталой. «Может, я оказываю ей услугу». Не в силах больше ждать, я позволил своим пальцам мимолётно коснуться её голой коленки, одновременно снимая щит, который защитил бы её от опасного эффекта моего касания.

Я содрогнулся, когда вверх по моей руке потекло восхитительное тепло, заставив меня покрыться гусиной кожей. Мёртл слегка пошевелилась, натягивая на себя одеяло одной рукой, как если бы ей стало холодно. «Полагаю, так и есть», — сделал наблюдение я.

Она тянула одеяло вверх, но моя рука всё ещё была под ним, поэтому я не обратил внимания на её движение. Вместо этого я стал двигать руку вдоль её бедра, эйсар становился тем мощнее, чем ближе я подбирался к её сердцу. Тут её глаза открылись, и даже в тусклом свете она узнала меня, когда её сердце всколыхнулось от страха. Она открыла рот, предположительно, чтобы закричать, но я для неё двигался слишком быстро. Я ухватил её голову своей правой рукой, и, встав на колени, накрыл её рот своим, чтобы заглушить её крики.

Эйсар тёк бурным потоком, затопляя меня подобно золотой реке света и радости. Моя жертва сопротивлялась менее секунды, её тело задёргалось, а затем обмякло, когда она потеряла сознание. Моё сердце забилось, и моё собственное тело будто было в огне, сгорая под волнами удовольствия и энергии. На миг мои мысли сместились к Пенни, но я быстро их задавил. Грусть и раскаяние могут и подождать.

Новое ощущение срочности, страх моей заново пробуждающейся нравственности, заставляло меня насыщаться быстрее. Отбросив одеяло, я прижимался своими губами к её собственным, в то время как мои руки прижимали её обмякшее тело к моему. Я слышал, как сердцебиение Мёртл потеряло ритм, стало неравномерным, но эйсар продолжал с рёвом втекать в меня. Я хотел его весь.

— Мама? — донёсся голосок от двери. — Здесь один из твоих друзей?

Шок, страх, стыд и отвращение прокатились по мне, борясь за первое место в моём опустившемся сердце. Отпустив тело Мёртл, я позволил ей упасть обратно на её маленькую кровать. Ужас не позволял мне развернуться, чтобы взглянуть в лицо стоявшему позади меня ребёнку. «Я убивал её мать… прямо у неё на глазах. Что же я за животное?»

— Прости, дитя, я не знал, что здесь есть кто-то ещё, — ответил я, одновременно возвращая вокруг себя щит, который должен был защитить её от моего тёмного влияния.

Глаза девочки слегка сузились, когда я повернулся к ней лицом. Судя по её внешности, я бы дал ей семь или восемь лет, но трудная жизнь оставила на ней свой отпечаток. Подозрительность крылась в ей взгляде, и я был весьма уверен, что для неё использование слова «друзья» было такой же фикцией, как когда её мать впервые применила его в качестве объяснения.

Я видел, что она уже приметила бессознательность своей матери, когда снова заговорила:

— Кто вы? — спросила она, начав медленно смещаться в сторону с небольшим намёком на нервность. Мои чувства сказали мне, что в том направлении на полу под тонким одеялом лежал нож.

Я поднял ладони в жесте, призванном продемонстрировать мои мирные намерения:

— Прошу прощения, я — не один из друзей твоей матери, но я здесь, чтобы помочь.

— Так вы — врачеватель? — спросила она, с трудом выговорив последнее слово. Она продолжала подбираться к спрятанному ножу.

Я ухватился за идею, которую она мне дала:

— Я — врач, но не обычный, — согласился я.

— Мама говорит, что врачи слишком много просят, и почти всегда никому не помогают, по крайней мере, если ты беден, — ответила она, показав первый признак нормальной детской бесхитростности, когда повторила слова своей матери.

Моё сердце разрывалось у меня в груди, пока я наблюдал храбрость этой девочки перед лицом такой пугающей ситуации. Жизнь уже научила её управляться с необычным.

— Я ничего не возьму. Твоя мать очень больна, и я не думаю, что могу ей помочь… но ты — можешь.

Это привлекло её внимание. Взгляд девочки просветлел, и она перестала подбираться к ножу.

— Как?

— Там, у двери, это ты котелок оставила? — спросил я. Я чувствовал исходившие от него пар и тепло. Судя по всему, девочка ходила вскипятить воды, вероятно — на огне какого-то из щедрых соседей.

Она кивнула.

— Иди, сделай чай для себя и для твоей матери. Она захочет пить, когда проснётся, — распорядился я.

Конечно, чай был лишь для отвлечения внимания. Мне нужно было немного времени, чтобы подумать, и оглядеть результаты моего нападения на Мёртл. На этот раз я выпил её почти до смерти, и я не был уверен, что у неё осталось достаточно эйсара, чтобы восстановить себя. Пока её дочь делала чай, я сосредоточил на ней свои чувства… ища её центр, источник, откуда появлялся ей эйсар.

Тот был опасно ослаблен. Он всё ещё силился обеспечить её энергией, но её тело было подобно высохшему озеру, оно было настолько пустым, что весь появлявшийся эйсар мгновенно впитывался. Пламя, представлявшее собой её дух, колебалось, и было готово вот-вот затухнуть навсегда.