Мейсон
Это странно… скучать по кому-то, кого ты на самом деле не знаешь. Я скучаю по свету, которым Оливия освещала моё тёмное существование.
Я наблюдаю за ней уже две недели, и за это время девушка ни разу не ходила на работу. Всё это время она просто лежит в своей постели. Я не знаю, почему она до сих пор не вышла на работу. В тот единственный раз, когда я видел Оливию, я не увидел ничего плохого. Она выглядела так, как будто излечилась от травм, полученных в результате несчастного случая.
Но прошло уже несколько месяцев, и в её желании спрятаться ото всех не было ничего здорового. Не то чтобы моя жизнь была ведром солнечного света.
Повинуясь внезапному порыву, я выхожу из своей квартиры и направляюсь к её. Я стучу в дверь и жду. Я понятия не имею, что скажу, когда она откроет дверь. Через несколько секунд я стучу снова, но вместо Оливии дверь открывает Джейн.
Я тяжело вздыхаю, я явно не хочу видеть Джейн. Но она слишком грузная, чтобы её можно было не заметить
— Лив не открывает, — говорит она, прислоняясь к стене. — У меня есть запасной комплект ключей от её квартиры.
Я просто смотрю на неё, не зная, захочет ли она впустить меня.
— Я хочу посмотреть, нет ли у неё немного бекона. Я сегодня не в настроении для готовки.
Я хмурюсь, когда Джейн исчезает в своей квартире, и не могу не думать о том, что Джейн — последний человек, который должен иметь запасные ключи от квартиры Оливии.
Она возвращается и отпирает дверь Оливии. Как будто она хозяйка, девушка входит и идёт прямо к холодильнику. Я смотрю, как она достаёт оттуда продукты, прежде чем войти в гостиную.
— Чёрт возьми, здесь только бекон из индейки. Это просто необходимо, — бормочет Джейн.
Я игнорирую её и оглядываюсь. Здесь уже не так чисто, как раньше. Раньше каждый раз, когда я заглядывал в квартиру, можно было видеть, как блестит кофейный столик. Теперь он покрыт слоем пыли. Я снова смотрю на кухню и вижу груду старой посуды. Пустые кофейные кружки валяются на кухонной стойке.
Я не знаю, почему я здесь. Не то чтобы мы были друзьями. Может быть, потому что я чувствую, что несчастный случай отчасти произошёл и по моей вине? Кто знает?
Джейн бросает ключи на стойку и собирает в охапку всё, что только что взяла из холодильника.
— Ключи оставь себе. В холодильнике больше нет ничего, что мне было нужно, но Оливия больше не ходит по магазинам.
Я смотрю, как Джейн уходит, и просто качаю головой. Стервятник — вот кто эта женщина. Я беру ключи со стойки, кладу их в карман и медленно иду в сторону спальни.
До аварии Оливия боялась меня. Я ненавидел её, но это было необходимо, чтобы держать её подальше от моей жизни.
Забавно, я присоединился к социальным службам, потому что хотел что-то изменить. Я хотел помочь детям, которые застряли с худшими из худших из возможных родителей. Я хотел помочь этим бедным детям выбраться из тьмы на свет, но их тьма поглотила и меня целиком. Теперь место, где мне удобнее всего, — во тьме.
Я знаю, что Оливия работала в больнице неподалеку отсюда. Очевидно, её форма выдавала это, но я слышал, как она говорила с Джейн о детях, с которыми работала. Она работала с неизлечимо больными, но всё же продолжала озарять всё вокруг своим светом — словно давая этим бедным детям проблеск рая.
Раньше она была ангелом-хранителем.
Я останавливаюсь в дверях спальни и смотрю на беспорядочный комок одеяла с маленьким свёртком под ним.
Я прочищаю горло, и это всё, что нужно, чтобы одеяло отлетело в сторону и широко раскрытые глаза Оливии находят мои. Она открывает рот, и я вижу, как краска отливает от её лица.
Я вижу красные отметины, почти как вены, вплетённые в её фарфоровую кожу — и наконец понимаю, почему она пряталась.
Я не видел повреждений, нанесённых аварией под всей той кровью. В тот день, когда она вернулась домой, волосы девушки закрывали шрамы. Теперь я ясно вижу каждый шрам, болезненно запутанный, покрывающий половину её лица. Один шрам начинается в уголке верхней губы, и он тянется через щёку, создавая впечатление, словно она вот-вот улыбнётся. Он доходит до самого её уха. Это самый длинный из шрамов.
— Джейн, — говорю я, и мой голос звучит хрипло.
Я прочищаю горло и понимаю, что хриплю, потому что меня переполняют эмоции. Помимо чувства вины, я испытываю чувство сопереживания. Но в основном я чувствую, как волна чрезмерной защиты захлёстывает меня. Кто-то должен присматривать за этой женщиной, потому что она не в состоянии сделать это сама.
— Джейн оставила твои ключи после того, как вычистила холодильник, — говорю я, и на этот раз мой голос звучит напористей. — Тебе нужно встать.
Её глаза больше не широко раскрыты, но вместо этого наполнены тем же отчаянием, которое я видел, когда она вернулась, — отчаяние, которое танцует в тени, заманивая тебя в яму, из которой ты не можешь выбраться.
И будь я проклят, но она зовёт меня. Это так громко и ясно, что я не могу игнорировать это. Оливия зовёт ту часть меня, которая просто хочет помочь, и я знаю, что не смогу оставить её тонуть в этой депрессии.