11. — Ты гля, к нам гости! — раздается удивленное восклицание Николая со стороны блокпоста.Сон как р

11.

— Ты гля, к нам гости! — раздается удивленное восклицание Николая со стороны блокпоста.

Сон как рукой снимает. К моему удивлению, дядька Никита и Пётр энергично вскакивают с травы, как ни в чем не бывало, подхватывают автоматы и бегут занимать позиции. У них спокойные, сосредоточенные лица, словно перед этим они бодрствовали, были на чеку, выслеживая врага, а не валялись разморенные едой и солнцем на земле, похожие на двух уставших крестьян после страды.

Я едва поспеваю следом.

По горячей полуденной дороге катится в нашу сторону серый «Жигулёнок». На фоне асфальта он плохо заметен, кажется небольшой точкой, медленно перемещающейся по дорожному полотну. Вроде запыленного жука, ползущего вдоль тропинки.

Слышу, как рядом Петро передернул затвор — резкий щелчок возвращает меня к действительности. Тоже снимаю предохранитель, поставив на стрельбу очередями, и оттягиваю на себя затворную раму, досылая патрон в патронник. Это занятие: щелчки, ощущение металла в руках, запах смазки мне нравятся. Я чувствую себя мужчиной, занимающимся настоящим делом, а не офисным планктоном, развешивающим никому не нужные постеры в метро.

К этому приятному чувству примешивается и холодок опасности. Вот сейчас, может быть, начнётся бой, настоящий, не пейнтбольный, на который мы как-то ездили в банке, и где мне грозило только пятно от краски. Теперь же майку может испортить натуральное кровавое пятно от пули, пролетевшей сквозь меня, разорвавшей мне внутренности.

Я гоню прочь от себя неприятные мысли и смотрю сквозь прицел на подъезжающую машину. Навстречу ей выходит из-за мешков Коля, энергично машет рукой, чтобы ехавшие люди остановились. «Жигуль» плавно тормозит. На поверку оказывается, что это «девятка» цвета мокрый асфальт, видавшая виды, изрядно потрепанная — краска снизу дверей частично облупилась, а передняя боковая фара разбита.

Дверь со стороны водителя медленно открывается, появляется мужчина, одетый просто, как обыкновенный пейзанин — в майке, шортах и шлёпках на босу ногу. Пассажиркой у него тяжелая грузная женщина. Жена, наверное.

— Куда едите? — слышу вопрос Николая. Его голос спокоен, он не волнуется — это обыкновенные колхозники, они не представляют опасности.

Мужчина что-то отвечает, но мне не слышно. К разговору присоединяется женщина.

— Да мы к куме едем, шо за дела?

Мыкола, как зовёт его дядька Никита, подходит к ним, просит документы.

Я продолжаю наблюдать за гостями, но краем глаза замечаю, что Петро с дядькой Никитой уже расслабились, поставили автоматы на предохранители и сняли их с мешков. «Так что, проверка закончена?» — задаю себе риторический вопрос и тоже ставлю автомат на предохранитель. Холодок опасности тает, отпуская внутренности, и у меня остается осадок, похожий на сожаление от не случившегося приключения. Наверное, такое же сожаление бывает от неудовлетворенной любви. Хотя какая она, эта неудовлетворенная любовь? У меня вообще никакой не было. Так мне кажется, по крайней мере.

Пока младший Безручко рассматривает паспорта, я наблюдаю за путешественниками. Они не выглядят подозрительными, но в детстве я читал много детективов и потому, внимательно всматриваюсь в лица, надеясь уловить признаки врага или, как говорят украинцы: «Ворога».

Но нет, перед блокпостом обыкновенные дядька и тётка южнорусского пошиба. Пётр с Никитой уже отправились назад, к манящей траве, чтобы опуститься на неё в тени деревьев, продолжить дрёму, а я всё стою, как дурак, чего-то жду. Чем-то мне неприятна эта пара, не знаю чем, и потому пытаюсь разобраться.

Я внимательно осматриваю машину, мужчину с женщиной. Ничего подозрительного. Если только… Мужик пару раз бросил внимательный взгляд в сторону блокпоста, где мог рассмотреть только мою фигуру с автоматом. Женщина по сторонам не смотрела. Они поговорили еще какое-то время, и Безручко вернул им паспорта.

— Студент, — кричит мне издалека Петро, — давай, вали к нам.

— А если?.. — проявляя бдительность, машу в сторону машины с гостями.

— Та не, — качает головой дядька Никита, — нишего, хай едут шебе.

Я подхожу к ним, лежащим на примятой траве, всматриваюсь в безмятежные лица.

— А если это вражеские разведчики?

— Тю, так и шо? — вопрошает дядька Никита. — Они туточки кажный божий день шныряют. Хай себе…

Он замолкает и закрывает глаза. Боясь, что сейчас раздаться храп, и опять придется лицезреть беззубый рот, я поспешно отхожу к блокпосту и замечаю, как мимо проезжает серая «девятка». Теперь уже толстая баба из окна пристально разглядывает меня.

Что за наваждение?

«Нет, наверное, разведчики», — решаю я, но ничего не предпринимаю, раз Никита их отпустил, значит так нужно. Цэ така тактика! Я же не знаю всех тонкостей местной жизни. Например, никто бы не смог подумать, что ополченцы одной только бензопилой смогут обезвредить боевую машину пехоты украинских военных. А секрет не хитрый — завалить дорогу вокруг БМП стволами деревьев, чтобы не проехала и всё.

Цэ така тактика!

Младший Безручко возвращается на блокпост. Он поправляет перчатки, расстегивает разгрузку, снимает маску-балаклаву. Хотя он весь вспотел, но вид у него довольный из чего я делаю заключение, что служба ему явно нравиться. Но тут спохватываюсь сам — надо доложить в штаб о проехавшей машине.

— Таран — это Север. В вашу сторону проехала «девятка». Два пассажира: мужик и баба.

Рация какое-то время молчит, шипя, как рассерженная кошка. Я намереваюсь повторить свое послание, но Таран опережает меня, чавкающим голосом он сообщает:

— Понял Север, «девятка» с двумя пассажирами.

— Ты чё там жуешь? — интересуюсь вполне миролюбиво.

— Сало дали.

— Одно сало, без горилки?

— Ну, с горилкой, — нехотя подтверждает Таран. — Ты давай там, внимательнее!

Он отключается, и я смотрю на часы, к вечеру нас сменят — приедут другие ополченцы, их тоже четверо.

Дорога опять пустынна.

Мыкола присел на край бетонного блока, поглаживает ствол автомата. Он о чем-то думает, но мне не говорит. Я вообще не знаю его мыслей. Для чего он здесь, а не по другую сторону, в украинской армии? Такие как он, любят воевать, красоваться в форме.

— Ну шо, побалакаем за жизнь? — нарушает молчание младший Безручко. — Ты не смотри на брата, он не злой.

— А мне все равно! Я не к нему приехал.

— А знаешь шо, хочешь я до твоей хаты вечером Оксанку приведу. Знаешь, як она на тебя запала?

Я на минуту замолкаю от удивления.

— Погоди Колян, но ведь Пётр ревнует к ней. Ты, о чём, говоришь-то? Я потом стану для него врагом кровным. Нафига мне это не надо?

— Да ладно, всё будет ништяк! — Мыкола Безручко мнётся, но меня разбирает любопытство.

— Говори, чего тянешь кота за хвост! — требую я.

— Короче, на селе есть одна дивчина. Она должна быть с братом, не Оксанка.

— Почему?

— Та долго рассказывать, студент. Она… У неё батька заешь какой деловой? В Донецке своё такси имеет, пару кафешек. Там гривны як вода текут.

— А Оксанка шо? — невольно передразниваю я.

— Та ни шо! Голь перекатная, как и мы. Так привести чи не?

— Ну, приводи! — соглашаюсь нехотя только за тем, чтобы иметь в лице девушки средство от скуки. Вечера здесь длинные, телевизора нет, мобильная связь не работает. Впору завыть, как волк на луну.

Соображение о том, что Петро на меня обидится, что будет зло ревновать, отступают в сторону. Может его младший брат прав и всё, что ни делается — всё к лучшему? Может его действительно надо отвадить от Оксаны, и он потом спасибо скажет?

На мгновение мелькает мысль о том, как далеки от меня, нынешнего, Иван Кравчук с Лизой Сосниной, её обманутый муж, Алёна Василькевич. Я будто на другой планете и мне нет до них никакого дела.