3. Мое раздражение перекидывается на самого себя, и я решаю заняться широкими обобщениями. Хочется п

3.

Мое раздражение перекидывается на самого себя, и я решаю заняться широкими обобщениями. Хочется поразмышлять о чём-то таком вечном, глобальном и в то же время достаточно близком, чтобы задевало именно меня.

И я думаю о нас, о таких, как я. В самом деле, кто мы? Откуда?

Отчего-то в голову приходит, что мы — тупые, бесчувственные, белковые тела. Протеин в чистом виде. Нас любят поедать те, у кого острые зубы, кто следит за здоровьем, поддерживает спортивную форму. Мы, словно сельди в бочке, кильки в томатном соусе, лежим рядком, в консервной банке, готовые к употреблению. Как на карикатуре в одной из английских газет, изображавшей прибалтийских гастарбайтеров в виде мелких рыбёшек. Потом приходят вот такие Алены и Лизы, берут в руки нож с вилкой и съедают нас без остатка.

Почувствовав себя килькой, я невольно ежусь от этого неуютства: быть пигмеем еще куда ни шло, пигмей все-таки человек, хоть и маленький. Но вот килькой?

В это время появляется Лиза Соснина. Заметив на моем лице задумчивое выражение, она вновь цепляет на губы неприятную усмешечку.

— Готов? — уточняет она и, не ожидая ответа, добавляет, — поехали!

Автомобиль, везший нас, оказался служебным «Фордом». Мы вольготно расположились на заднем сиденье, но разговор не клеится, поэтому большей частью молчим. Я скучно посматриваю в окно, Соснина уткнулась в мобильник, и ведёт активную переписку с неизвестным корреспондентом. Подозреваю, что это Иван, а, впрочем, мне всё равно.

Соснина хотела презентовать наш банк одной из крупных полиграфических компаний, но мне до этого нет дела. Презентации — не моё, чисто женское занятие, где нужно много говорить, где полагается, чтобы язык был хорошо подвешен, где приходится много улыбаться и притворяться. Презентации как раз для таких девушек как Лиза, вот пусть и старается!

В сущности, я не очень понимаю, зачем оказался с ней в одной машине, сижу вместе на заднем сиденье. Если она на меня не обращает внимания, хотя я в тайне надеялся на другое, тогда для чего поездка? Как-то всё глупо!

— Смотри! — она ощутимо тыкает меня в бок. — Смотри, какую собачку выложили на фейсбуке.

Соснина поворачивает ко мне яркий экран сенсорного телефона, демонстрируя большую и добродушную мордочку собаки неизвестной породы.

— Не знал, что ты собачница, — удивленно бормочу я.

— Очень люблю собачек! А тебе кто больше нравится, кошки или собаки?

— Никто! — я отворачиваюсь к окну.

— Да, ладно! — Соснина смеётся сухим смешком. — Хочешь, я тебя приласкаю?

От неожиданности я смущаюсь, не зная, что ответить. И всё же, хотя её слова и прозвучали довольно игриво, в их фривольности чувствуется фальшивость — ничего она не собиралась со мной делать: ни ласкать, ни ругать. Похоже, ей всё равно, как если бы рядом сидел манекен в мужском костюме, с которым можно общаться безо всяких напрягов, ведь от манекенов не ждешь подвоха.

Тем не менее, слова прозвучали, и я с беспокойством поглядываю на седой затылок водителя, на его сосредоточенное лицо, отражающееся в зеркале заднего вида, которое кажется невозмутимым. Кто его знает, может он слышал и не такие слова, видал сцены похлеще?

Соснина в это время протянула руку к моей коленке, и стала гладить её, тихо приговаривая:

— Хорошая, хорошая!

Голос Лизы звучит с теми ласковыми интонациями, с тем выражением, с которым обычно хозяева гладят своих домашних питомцев. Только я не был её собачкой или цепным псом, я был сам по себе. По крайней мере, мне так казалось.

— Убери руку! — попросил я не очень убедительно.

— Тебе неприятно?

— Я… мне…

Лиза продолжает гладить молча, но затем, видимо, ей надоело, и она смеётся.

— Видишь, какими вы бываете ручными.

— Глупости! — раздраженно бросаю я, чувствуя глухую обиду от несбывшихся ожиданий и в голову приходит, что Лиза взяла меня с собой просто от скуки, как берут в дорогу планшет или ноутбук, чтобы скоротать время.

Генеральный директор компании, Евгений Иванович, был лет на десять старше нас, имел спортивный вид и вообще выглядел так, как обычно выглядит менеджер сорокалетнего возраста, регулярно посещающий фитнес-центр. В отличие от Кравчука он был среднего роста, круглолицый, с пышной копной черных, едва тронутых сединой, волос. Его глаза блестели, словно в них были вставлены линзы.

Глаза Сосниной тоже поначалу затеплились странным светом, и я подумал, что она запала на этого директора, однако затем профессионализм взял верх, её глаза погасли, а лицо сделалось вполне официальным. Вероятно, роман с Евгением Ивановичем в ближайшие в планы Лизы не входил.

Директор пригласил нас в свой офис, усадил за стол. Соснина рассыпала перед ним буклеты, документы, положила рядом сотовый телефон и принялась обрабатывать клиента. Я смотрел на неё со стороны и удивлялся тому, что эти презентации так походят на уговоры уличных цыганок. Те обычно предлагали: «Дай погадаю, позолоти ручку!» и если ты рискнул, отдавая свою ладонь, то, считай, что тебя уже облапошили.

Здесь, примерно, то же самое. Клиенту говорят: «Наш продукт самый лучший. Возьмите, попробуйте!» А когда тот заглотит наживку — дело сделано: ему впарят самое ненужное, самое отстойное из того, что только есть в линейке банковских продуктов. Но я поощрительно улыбаюсь, киваю, будто целиком и полностью поддерживаю доводы Лизы, её внешне убедительную болтовню. В конечном итоге, банку нужны состоятельные клиенты, VIPы, и каждый просто делает своё дело как умеет. Она умеет хорошо говорить, а я…

А что умею я? Я оформляю сделки по размещению рекламы.

Опять всплыла в голове фраза, что на моем месте мог оказаться каждый. Мог, но работаю я.

Евгений Иванович слушает терпеливо, оценивающе щупает глазами фигуру Лизы. «Щупай, щупай, — злорадно думаю я, — вряд ли тебе что-то обломиться! Место уже занято». А Лиза продолжает говорить с упоением и с удовольствием слушает звук своего голоса.

В эту минуту она напоминает мне раннего Горбачева, дорвавшегося до телекамер. На него, помнится, все взрослые поначалу глядели с восхищением и пиететом, но эта уважуха закончилась довольно быстро, когда выяснилось, что за шелухой умных слов у перспективного генсека ничего нет, одна пустота. Как там у Пушкина? «Властитель слабый и лукавый»…

В одну из пауз, вызванных тем, что Сосниной потребовалось найти нужную бумажку, неожиданно зазвонил её мобильный телефон, лежащий на столе.

— Извините, мне надо ответить! — она встаёт, отходит к окну офиса и поворачивается к нам спиной.

Тут Евгений Иванович, наконец, обращает внимание на меня.

— А вы, о чем будете рассказывать? — небрежно осведомляется он, и я чувствую, что вопрос он задаёт только из вежливости. Ему пофигу, кто я такой, чем занимаюсь, и мне вспоминается Соснина в машине, её фальшивый тон, её плохо скрытое равнодушие.

— Я рекламщик. Заключаю договоры на размещение рекламы.

— Серьезно?

Евгений Иванович вдруг неподдельно оживляется: он ёрзает в кресле, его блестящие глаза, кажется, блестят ещё более ярко. Странно! В глубине души я удивляюсь тому, что скромная профессия рекламщика может вызвать такой горячий интерес.

— Мы размещаем рекламу на уличных биллбордах, в газетах, на телевидении, — продолжаю я более уверенно.

— А на постерах? Размещаете на постерах?

— Конечно! Только надо сначала договориться где, в каких местах. Знаете, как сложно согласовать вопросы с городской администрацией.

— Знаю, знаю!

Евгений Иванович бросает взгляд на Лизу, всё еще занятую разговором.

— Слушайте, — произносит он приглушенным голосом, — у меня к вам предложение. Вы заказываете нам постеры, а мы их разместим в метро, в вагонах. У меня есть связи.

— Было бы здорово! — удивляюсь я открывшейся возможности. Вот это нежданно-негаданно! Я всего лишь сопровождал Лизу, но, похоже, первую скрипку будет играть не она. — Когда сможем обговорить условия?

Ловко проведя рукой по черной шевелюре, блестящей после специального геля, Евгений Иванович тянется к влажным салфеткам, лежащим в коробке, вытирает длинные артистические пальцы.

— Об условиях не беспокойтесь, я пришлю их по электронке. Окей?

— Окей! А у вас есть мой электронный адрес?

— Обижаете! У меня больше связи, я же говорил!

Закончившая разговор Соснина подсаживается к столу. По её лицу не могу прочитать, кто звонил и по какому вопросу, только опять эта усмешечка на лице, словно ей всё заранее известно.

— Итак, продолжим, — произносит Лиза с апломбом и открывает папку с документами. — Наша линейка продуктов универсальна, подойдёт как для вашей компании в целом, так и для любого работника…

Я замечаю, что пока она стояла у окна — расстегнула верхнюю пуговицу белой блузки, приоткрыв шею и краешек груди. Всё-таки ненавязчивое внимание Евгения Ивановича от неё не ускользнуло, и Лиза решила воспользоваться своим женским оружием. Для привлечения клиента все средства хороши!

«А если бы он был голубым? — вдруг мимоходом посещает мою голову шальная мысль, — тогда мне пришлось бы снять галстук и расстегнуть верхние пуговицы?» И я представляю свой голый торс, совершенно плоский, без мышц, с жидкой растительностью на груди, наверное, с точки зрения геев, совершенно не сексуальный. И тогда облом — мне нечем было бы завлечь Евгения Ивановича!