А после на всякий случай стоит проверить алиби Капур и Уорнера и, возможно, запросить некоторые материалы с конференции, чтобы разобраться в прошлом Хенсли. Работы на весь день.

В полдень Леви сделал перерыв на кофе и сэндвич. Предположив, что Доминик к этому времени уже освободился после еженедельного семейного обеда у матери, детектив решил ему позвонить.

— Привет, — ответил Руссо. На фоне слышался какой-то шум — наверное, Доминик был в пикапе и разговаривал по громкой связи. — Как продвигается дело?

— Мы пока не на сто процентов уверены, что тут вообще что-то есть. — Леви вытер рот салфеткой. — Но даже если и есть, очень смахивает на непредумышленное убийство.

— Ну ты за пару секунд все раскопаешь.

Леви фыркнул.

— Спасибо. Как прошел обед?

— Неплохо. Джина стала в два раза больше. Она клянется, что у нее не двойня, но ее живот выглядит грандиознее, чем у любой женщины на шестом месяце беременности. Из тех, что я видел в нашей семье.

— Ты же не сказал ей этого? — уточнил Леви. Доминик — третий из пяти детей, а Джина — самая младшая — беременна своим первым ребенком.

— Нет, конечно. Мне мои яйца нравятся нормальными, не в виде кровавого месива. Благодарю покорно. — Доминик сделал паузу. — Вместо меня об этом сказала мама.

— О господи.

— Ага, такой спор начался — кто каких размеров был в определенный момент беременности — все полезли в мобильники в поисках подтверждающих фотографий и ругались на эту тему целый час. — Несмотря на развернувшуюся в семье драму Доминик казался веселым. — В общем, я сейчас еду к Карлосу в тренажерный зал, а потом на стажировку к Макбрайд — она назначила на сегодняшний и завтрашний вечер. Но может, мы сможем встретиться завтра в обед?

— Давай. — Леви уже ждал этого с нетерпением.

— Мой график, в отличие от твоего, гибкий, так что просто позвони и скажи, где и когда встретимся.

— Хорошо. Завтра увидимся.

Абрамс сбросил вызов и очень ясно вспомнил момент из прошлой ночи: Доминик, яростно тараня его задницу, вжимает Леви в изголовье кровати и называет «деткой». Слово было произнесено в момент страсти, и детектив сомневался, что Доминик вообще осознавал, что говорит.

Леви всегда презирал прозвища. И со Стэнтоном никогда их не использовал. В воображении вновь возникло произнесенное низким, вибрирующим голосом Доминика: «Детка». Леви должно было скривить от недовольства, но от этого воспоминания по коже пробежала волна мурашек. Потому что сейчас все было иначе.

С Домиником все было иначе.