Класс ликовал. Наигранно удивлялся: « Как можно было забыть о болотах? Об этом даже двоечник Лопухов знает!»

- Раньше мой уровень знаний вам не казался столь низким, - отпарировала я, стараясь унять дрожь. Меня трясло от возмущения, от несправедливости, от желания оттаскать белобрысую дрянь за космы.

- Мы тебя жалели, - невозмутимо ответила училка. – Боялись спровоцировать очередной приступ. Знаешь ли, никому не хотелось подтирать за тобой слюни, мыть пол после того, как ты обмочишься. Но, деточка, это выпускной класс, игры закончились, и пора начать трудиться, не давя на жалость преподавателей.

Было обидно до слёз. От лжи, что выплёвывал этот гнилозубый рот, от несправедливости. Если математика и физика у меня шли со скрипом, то география, был моим любимым предметом. Я всегда готовила доклады, участвовала в олимпиадах и даже получала первые места. Тремор в пальцах усилился. Я, что есть мочи, вцепилась в край столешницы, так, что побелели костяшки пальцев.

- Никогда не давила на жалость, - рявкнула я, стараясь сжечь взглядом эту кикимору, стоящую у доски в сморщенных на коленях колготках, в старом линялом свитере.

- Итак, - не обращая на меня внимание, Полина Егоровна принялась водить указкой по карте, зазывно покачивая крутыми бёдрами. –Амгроведская область, самая отдалённая от центра область нашего государства. Средняя температура воздуха зимой равна -25 градусов по Цельсию, а летом, от 0 до -5 градусов. Климат суров не только низкими температурами, но и пронизывающими холодными ветрами со скоростью 30 метров в секунду и выпадением осадков виде ледяного снега, имеющего сизую окраску. Небо всегда закрыто плотным пологом облаков, и местные жители лишены солнечного света. Именно благодаря этому феномену и образуются амгровые болота. Прямые солнечные лучи разрушают хрупкую структуру амгры…

Последним уроком должна была быть физкультура, и я решила сбежать домой. Во- первых- переодеваться в туалете с кучей ненавидящих меня девиц – удовольствие довольно сомнительное, а во- вторых- получать очередную двойку совершенно не хотелось. Спорт- не моя стезя. Мяч всегда норовил ускользнуть из рук, от бега кололо в боку и жгло в груди, а при одном взгляде на шведскую стенку, начинало ломить суставы. И если раньше, когда я была дочерью третьего секретаря приёмной СГБ, физрук жалел меня, и я отделывалась рефератом, то теперь, когда вся наша семья имеет неопределённый статус, поблажек от усатого дядьки в спортивном костюме, лучше не ждать.

Теперь и учителя, и одноклассники будут отыгрываться на мне за свою трусость, подобострастие, унижения. Они припомнят мне всё и незаслуженные оценки, и дни, когда им, после уроков приходилось оставаться в школе, на мероприятия, подготовленное мной, за свою беспомощность перед моим отцом. Вот только что они все будут делать, когда папочку восстановят в должности? Ведь СГБ обещал ему это, в случаи успешно проведённой операции. Хотя, кто этих чиновников знает? В конце- концов, обещать- не жениться. Я, стараясь не растянуться на, отполированном сотнями ног, тротуаре, направлялась к трамвайной остановке. Как же это, оказывается, унизительно ездить в общественном транспорте. Шубы, куртки, пуховики окружают тебя, грозясь раздавить. Толстая кондукторша протискивается, раздвигая толпу своим пузом, требуя оплатить проезд. А ты, сжатая со всех сторон, беспомощно вертишь головой, вглядываясь в запотевшую муть окна, боишься пропустить свою остановку. Пахнет потом и прогорклыми щами, нечищеными зубами и едким ароматом дешёвых духов. Кто- то наступает тебе на ногу, и вместо извинений, изрыгает матерное слово, не в твой адрес, а просто так, выражая своё отношение к творящемуся безобразию. Как тут не вспомнить о плавно скользящем, сквозь утреннюю мглу, автомобиле, сосредоточенном на дороге, отце, музыке, льющейся из радиоприёмника?

Грязная, неопределённого цвета машина, с визгом тормозит вплотную к тротуару. Я, бросив в её сторону равнодушный взгляд, направляюсь дальше. Слышу, как распахивается дверь и две внушительные фигуры в чёрных куртках и, надвинутых на лицо капюшонах, бросаются в мою сторону. Я не успеваю ничего, ни убежать, ни закричать. Меня обхватывают сзади, прижимают к носу тряпицу, пропитанную , омерзительно пахнущей, жидкостью и волокут к машине. Мир теряет очертание и меркнет.

Глава 13.

Очнулась от боли в левом боку. Удар, ещё один и ещё. Открыв глаза, я никак не могла сообразить, где нахожусь, и что происходит.

Взгляд упёрся в серую кашу снега. А совсем неподалёку от моего лица, топталось две пары потёртых, пыльных сапог. Одни сапоги нетерпеливо притоптывали, другие перекатывались с пятки на носок. В воздухе стойко разлился запах дешёвых сигарет, а к нему примешивался ещё один, очень знакомый, приятный, но навевающий тягостные воспоминания. Я сосредоточилась на нём. От чего- то, мне казалось важным вспомнить, где же мне встречался аромат карамели и клубники.

- Оклемалась, сучка! – прошепелявили сапоги, перестав притоптывать.

В рёбра ударилось что-то тяжёлое. Я застонала.

- Уже начала попискивать?- глумливо осведомился второй обладатель сапог. – Ты у нас ещё не так пищать будешь.

Подтверждая свою угрозу, он смачно харкнул мне на затылок.

Руки, стянутые за спиной, начали неметь. Я попробовала пошевелить ими, чтобы ослабить узлы, но получила ещё один болезненный тычок.

Дурман, липкий, тормозящий разум, приглушающий эмоции постепенно таял, уступая место панике. Она, обжигающе холодными потоками разлилась по венам, скользкой змеёй скрутилась в области солнечного сплетения, растеклась горечью во рту.

В ворохе разноцветных обрывков мыслей я судорожно пыталась найти спасение. Что-то придумать, сказать. Ведь наверняка, произошла какая-то ошибка, путаница. И сейчас, на этом снегу должен лежать кто-то другой.

- Что вам нужно от меня?

Хотелось задать этот вопрос гордо, независимо. Но голос мой прозвучал жалко. Страх полностью овладел моим организмом. Онемели не только руки, но и язык.

Происходящее напоминало сюжет дурацкого фильма. Но в фильмах всегда на помощь приходит супер –герой, который одним махом уничтожает негодяев и спасает, попавшую в беду красавицу. Где же он, мой рыцарь?

- А ничего не надо, - хохотнули сапоги, сплёвывая на землю рядом со мной. – Нам просто нехер делать.

Отчаяние накрыло плотным чёрным пологом, душным, не пропускающим ни одной искорки надежды. Переговоров не будет. Мне никто не озвучит свои требования, не поставит ни каких условий. А я так рассчитывала на благополучный исход всей этой истории.

- Пожалуйста, - зашептала я, запоздало, вспомнив, что, как раз это самое « пожалуйста» говорить подобным личностям не следует. Оно действует на них, как красная тряпка на быка. Но роковое слово было уже произнесено, и на меня обрушился тяжёлый град ударов. По ногам и рёбрам, в живот и в голову. Меня крутило и болтало, и я видела то серую поверхность притоптанного снега, обагрённую брызгами моей крови, то безмятежную, равнодушную ровную гладь белёсых небес.

Носок сапога летит мне в лицо. Тошнотворный хруст, и в рот мне стекает что- то горячее и солёное. Боль во всём теле. То резкая, словно яркая вспышка, то тупая и давящая, словно бетонная плита. Последний удар в голову, погружает меня во тьму, и я благодарно принимаю её, соскальзывая в спасительные объятия беспамятства.

Почему я решила, что всё кончено? Почему ожидала найти себя на больничной койке? Жизнь жестока, и мне следовало это знать.

С трудом разлепив глаза, я в отчаянии поняла, что нахожусь всё на той же дороге, только лёжа не на животе, а на боку. Руки всё так же связаны. На лице застыла корка свернувшейся крови.

Порыв ветра донёс до меня всё тот же запах карамели и клубники. Теперь, смешанный с духом моей крови, он казался тошнотворным.

- Разрисуем или так оставим? – спрашивал шепелявый голос.

- Разрисуем, - икнул, затягиваясь очередной сигаретой, хриплый тенорок.

Розовое платье, белокурая девушка у моих ног, свет лампы играет в россыпи страз на её заколке. Умоляющий взгляд и запах ягод и карамели. Вот оно, спасение! Да, бывшая подружка решила отомстить за унижение, поставить меня на место. Сейчас я признаю, что была не права, попрошу прощения, и буду свободна. Я готова, даже на колени перед ней встать, только бы она простила, смилостивилась. Плевать на гордость, кому она нужна, когда на кону твоя жизнь?

- Светка, - хриплю я.

- Вот чёрт! – рассерженной змеёй шипит одноклассница. – Пацаны, чё делать то?

- Не дрейфь, - каркает тенорок. – Доказательств у неё, один хер, нет.

Яркий огонёк надежды гаснет, и я вновь оказываюсь в удушливом коконе отчаяния.

Что - то со звоном разбивается, пронзая зимнюю тишину. Слышу шаги. Они приближаются ко мне. Наконец, грубые руки переворачивают меня на спину. Я открываю глаза и не могу сдержать крика ужаса. Лицо, скрытое капюшоном наклоняется надо мной, поднося к моим глазам половину разбитой бутылки. Жёлтые, от никотина, пальцы сомкнуты на горлышке, пики осколков, словно в замедленной съёмке, опускаются, готовясь проткнуть гладкую кожу щёк, хрупкую оболочку глаз. Ещё немного, и моё лицо превратиться в кровавое месиво. Обрывки кожи и мяса будут обрамлять чёрные провалы пустых глазниц.

Моё изуродованное тело оставят умирать на этой пустоши. Я буду беспомощно ползать по окровавленному снегу, слепая, сошедшая с ума от боли, и, наконец замёрзну, под аккомпанемент вороньего карканья.

А страшный цветок всё ближе и ближе. Один из обломков, самый острый и длинный уже царапнул кожу лба…

- Пацаны! – раздался знакомый голос. – Вы не охренели случайно мою бабу калечить?